Каким образом Сталин вообще узнал о существовании Волковой, прежде чем потребовал доставить ее на допрос к нему лично? Да и был ли допрос?
Допрос был. Об этом свидетельствует и Г. А. Петров, бывший оперуполномоченный второго отделения особого отдела Управления НКВД по Ленинградской области. Когда его вызвали в Смольный к Сталину, он увидел там Волкову. По словам Петрова, Сталин и Ягода задали ему ряд вопросов по ее материалам. Он объяснил, что все материалы Волковой не соответствуют действительности, так как они были оперативно и тщательно проверены и ничего в них не подтвердилось.
Откуда Сталину стало известно о Волковой? По ее словам, от Ильина, которому она написала из психиатрички 26 ноября. Однако в справке КГБ на имя Серова изложена другая версия: «После злодейского убийства С. М. Кирова прибывшая правительственная комиссия ознакомилась со всеми имевшимися в УНКВД оперативными материалами, носящими террористический характер. По указанию тов. Сталина Волкова была вызвана в Смольный, где с ней беседовали все члены правительственной комиссии».
Короче, изучили все донесения секретных сотрудников, хранившихся в Большом доме на Литейном проспекте, в которых содержались агентурные сведения террористического характера. О плодовитости сексотки Волковой мы знаем, и ее материалы не могли не остаться без внимания московской комиссии.
«В результате беседы с гр. Волковой, а также рассмотрения материалов проверок, имеющихся в КГБ по ранее поданным ею заявлениям, установлено, что показания, которые она давала в 1934 году, никакого отношения к убийству С. М. Кирова не имели».
Такое резюме содержится в сопроводительной записке председателя КГБ Серова к справке КГБ о результатах проверки письма Волковой. Оба документа адресованы секретарю ЦК КПСС Аристову.
Из расследования КГБ следует, что уличенная во лжи гражданка Волкова призналась: настоящего убийцу С. М. Кирова — Николаева, а также Котолынова она ранее никогда не знала, а эти фамилии и их фотографии ей были показаны Ежовым и другими работниками НКВД. Поэтому она и не допрашивалась по делу Николаева и других. В 1934 году она донесла в органы госбезопасности о существовании в Ленинграде и области контрреволюционной группы, состоящей из ее земляков, бывших кулаков, которые якобы вели антисоветские разговоры и подготавливали покушение на жизнь Кирова. Однако предварительной проверкой сообщения Волковой подтверждения не нашли.
Исходя из того, что «гр. Волкова, как правило, пишет клевету», Серов докладывал в ЦК, что КГБ «…полагает в дальнейшем никаких проверок заявлений гр. Волковой не проводить».
Жизнь не так проста. Она еще проще
Ха! Не на ту напали!..
После беседы в КГБ в Москве Волкова написала новое заявление. В нем она отказалась от своих показаний и обвинила тех, кто с ней беседовал, в том, что они заставили ее насильно подписать эти показания.
Кем же была в действительности гражданка Волкова М. Н., 1906 года рождения, русская, уроженка села Ильинское Владычинского района Ярославской области, образование пять классов, беспартийная, проживавшая в Ленинграде, работавшая в 1956 году паспортисткой, умершая в 1971 году и перед тем почти не покидавшая психиатрическую больницу?
Психически ненормальной? Согласно объяснениям работников НКВД Ленинграда, причастных к направлению ее в октябре 1934 года в психиатрическую лечебницу на обследование, Волкова вела себя странно. В июне 1940 года она прошла амбулаторно-психиатрическую экспертизу.
У пациентки обнаружили признаки параноидного развития личности. Ввиду наличия элементов бредовых высказываний рекомендовалось обследовать ее нервно-психическое состояние в стационарных условиях.
Однако рекомендация экспертной комиссии выполнена не была. В 1952 году УМГБ по Ленинградской области вновь подняло вопрос об обследовании Волковой, но направление ее на экспертизу было запрещено Гоглидзе. До 1956 года официального заключения о ее психическом состоянии не имелось. Руководство в Москве почему-то запрещало медицинское освидетельствование секретной сотрудницы, производившей на местную госбезопасность впечатление психически ненормального человека. На учет в психдиспансер ее поставили в 1956 году, уже при Хрущеве.
А может, она была сверхсекретным осведомителем? Настолько глубоко законспирированным, что местное управление НКВД и не подозревало об эшелонах, которые она обслуживала, наивно полагая, что те донесения, которые ложились на их столы, это и есть весь результат ее работы. Вспомним, как характеризовал ее Петров, не последний человек в особом отделе Управления НКВД по Ленинградской области, спустя 22 года: официальным секретным сотрудником Волкова никогда не была и все это делала по собственной инициативе. Не знал даже он, проверенный и перепроверенный!
Если исходить из этого предположения, то становится понятно, почему Волкова не допрашивалась по делу Николаева — те, на кого она работала в действительности, не хотели засвечивать ценного агента, работавшего под простушку, слегка стукнутую «пыльным мешком». Тогда логическое обоснование приобретает факт высокого покровительства — выделение квартиры, встречи с Ежовым, Берией, Абакумовым. И даже со Сталиным, который, как помнит читатель, принимал ее в ночь с 29 на 30 августа 1949 года. Можно, конечно, сомневаться в достоверности этой встречи, но установлено, что в конце августа 1949 года она действительно передала на имя Сталина сообщение о враждебной деятельности некоторых лиц в Ленинграде, и что Сталин лично отдал указание об их аресте. Разве не говорит это о доверии, которое оказывал ей вождь — даже если ночной встречи не было?
Новейшие исследования показывают — Сталин имел своих тайных осведомителей, которые работали только на него. В частности, в Париже действовал кружок бывшего военного и морского министра Временного правительства А. И. Гучкова, который сначала работал на разведку немецкой армии, а потом перешел в ведение гестапо. В недрах этого кружка действовал агент Сталина, передававший информацию непосредственно генсеку. Этим агентом была родная дочь Гучкова. О ее подлинной роли не знало даже руководство ОГПУ.
Г. А. Петров называет Волкову малограмотной и малоразвитой. Работала где-то уборщицей, возраст 20–23 года, по социальному происхождению — из крестьян. Что с нее возьмешь?
Не скажите, Георгий Алексеевич! Маруся была девушкой смышленой, понятливой. Мало ли, что всего пять классов. Помните, сидела у своей землячки Морозовой с томиком Пушкина в руках. Была членом Смольнинского райсовета. Обладала феноменальной памятью. Начитанностью превосходила многих. А что еще нужно осведомителю? Выстраивать собранные сведения в логическую цепочку — это дело других работников. Задача таких, как Волкова, — собрать, выудить эти сведения.
Хотя, как говорят французы, жизнь не так проста. Она еще проще. По версии расследователей этой темной истории, не исключено, что Волкова ловко использовала создавшуюся ситуацию в корыстных целях, спекулировала ею. Изменилась политическая обстановка в стране, под сомнение взята сталинская версия убийства Кирова, почему бы не оказаться полезной новым властям? Старые-то ведь хорошо платили, а к хорошему привыкаешь быстро.
Письмо профессора Дембо
В июле 1988 года в комиссию Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями 30—40-х годов, поступило письмо из Ленинграда. Оно было зарегистрировано и показано Горбачеву.
«Вероятно, я один из немногих оставшихся в живых людей, которые были в той или иной степени близкими свидетелями событий, связанных с убийством С. М. Кирова, — читал генсек первые строчки письма. — Решил я об этом написать потому, что мне уже 80 лет (я родился в 1908 году) и сколько мне еще осталось жить — неизвестно. Во всяком случае, не очень много».
Далее автор письма рассказывал о себе. Он, молодой врач, с 1932 до 1941 года работал в так называемой Ленинградской лечебной комиссии — больнице имени Свердлова, обеспечивающей медицинское обслуживание руководящих работников Ленинграда. В тот трагический 1934 год ему было 26 лет.
Пробежав глазами объяснение, почему он, профессор медицины А. Г. Дембо, решил взяться за перо — может быть, это поможет хотя бы немного разобраться в том, что тогда произошло — Горбачев остановился на интригующей затравке. Речь шла о пережитой профессором стрессовой ситуации, о событии, вероятно, никому не известном, но которое, на взгляд профессора, имело прямое отношение к убийству Кирова, вернее, к его подготовке. Правда, мысль об этом пришла уже после выстрелов в Смольном.
Горбачев обладал огромной информацией о декабрьской трагедии 1934 года. И тем не менее эпизод, описанный профессором Дембо, был для него в диковинку.
