У отца с Георгием был еще один брат, по отцу. У Мелитона ведь было много жен. Как, впрочем, и у Баланчина. Один из братьев отца и дяди был священником в Кутаиси. В роду у Баланчивадзе вообще было много священнослужителей — и отец Мелитона, и дед. Вот и его сын от первого брака, Аполлон, тоже стал священником. При этом до революции он был жандармским офицером. После того, как к власти пришли большевики, несколько лет провел в лагерях. По возвращении ему не разрешили жить в Тбилиси. И Аполлон переехал в Кутаиси, где и стал священником.
Во время своего первого приезда в Грузию Баланчин первым делом захотел побывать на могиле Мелитона. Он дал труппе однодневный отдых, и мы на поезде поехали в Кутаиси, где похоронен дед. Тогда же браться встретились с Аполлоном. Но та встреча была достаточно холодной.
С моим отцом у Жоржа отношения были теплые. Папа рассказывал, что в детстве брат был довольно скрытным. И ругал отца за его проделки. Их в шутку так и называли: папу — задериха, а Баланчина — неспустиха»…
В архивах сохранились некоторые письма Баланчина в Тбилиси. Жорж не всегда проставлял на своих посланиях числа. Датировать их можно лишь благодаря сообщениям о его очередной женитьбе.
Так, на бланке «11 EAST 77 th STREET NEW YORK» размашистым почерком он писал (авторская орфография сохранена):
«Дорогая мамочка!
Хочу тебя обрадовать новостью. Я женился несколько дней тому назад и прошу у тебя родительского благословения. Мою жену зовут Бригиттой, она норвежского происхождения. Прилагаю ее карточку. (Свадьба Баланчина с Бригиттой Хартвиг состоялась в 1938 году. — Примеч. И.О.)
Мы вместе с ней делали картину в Холивуде. Она великолепная танцовщица и актриса. Разговариваю я с ней по-английски и по-французски, а по-русски она понимает пока еще два слова. Постепенно буду тебе присылать снимки из разных театральных и фильмовых постановок.
Последний фильм который я делал в Холивуде с Бригиттой назывался «Голден Фолис», в нем я применил совершенно новый принцип танцев на экране. Фильм имел большой успех. Этим летом я опять буду в Холивуде для постановки нового фильма. Я думаю что наши фильмы к вам, на Кавказ, не доходят. Мамочка, попроси Андрюшу отдать переписать его балет, я ему пришлю деньги сколько будет нужно. А кроме того пришли мне пожалуйста грузинские травы (специи), которые употребляют в харчо и другие блюда. И пришли мне рецепт приготовления «сациви». Я очень люблю сам готовить.
И еще я был хотел иметь бурку черную, напиши мне, сколько будет стоить и я тебе вышлю деньги.
Бригитта и я крепко вас всех целуем и желаем здоровья и счастья.
Любящий тебя Георгий».
Неизвестно, дала ли Мария Николаевна сыну свое благословение. Но его совместная жизнь с Бригиттой, танцовщицей «Русского балета Монте-Карло» (а потому выступавшей под именем Веры Зориной), продлилась восемь лет. Одно время ходили разговоры о близкой дружбе Зориной и Марлен Дитрих, проводивших вместе дни и ночи.
После Баланчина следующим мужем танцовщицы и актрисы стал голливудский актер Дуглас Фербекс. А сам Баланчин, успевший затем в течении пяти лет побыть мужем балерины Марии Толчиф, в своем новом письме в Грузию сообщал брату об очередной женитьбе.
«Дорогой Андрюша.
Письмо твое получил. Посылаю тебе фотографию мою и моей жены TANAQVIL (она танцовщица). Мой постоянный адрес — 637 Madison Avenue New York City USA
Целую тебя крепко — мою дорогую мамочку и моих милых племянников.
Твой брат Георгий».
В Тбилиси Жорж Баланчин в первый визит пробыл недолго. Судя по его воспоминаниям, сделанным в конце жизни, столица Грузии не произвела на него особого впечатления. Для Баланчина была важна не архитектура, а люди. «Город людьми одевается», — говорил он. А во время своего приезда Баланчин был окружен таким вниманием КГБ, что простые люди не имели возможности даже приблизиться к нему.
Все в наших руках, поэтому их нельзя опускать.
Коко Шанель«Во время первого приезда он прямо-таки горел творчеством, — вспоминал Джарджи Баланчивадзе. — А вот во второй раз приехал уже сухим человеком. Думаю, это произошло из-за того, что он стал директором труппы, а потому появилась некая официальность. Держался дядя довольно строго.
Слушая отцовские вещи, Баланчин хотел сделать постановку. Сейчас начинают распостранять слух, что он отрицательно относился к сочинениям брата. Это выгодно тем, кто хочет нас отдалить. Это неправда. Баланчин сразу после отъезда за границу, еще в двадцатых годах, звал отца к себе, писал ему: "Приезжай, я познакомлю тебя со Стравинским, здесь все, здесь культура"».
* * *
Жорж Баланчин не раз бывал на больших приемах, которые устраивала Шанель, и на которые обязательно приглашала чуть ли не всю труппу «Русских сезонов» Дягилева.
В 1925 году Баланчин поставил балет «Аполлон Мусагет» на музыку Стравинского. Костюмы к балету делала Коко Шанель.
Первым костюмы для этого балета сделал другой художник — Анри Бошан. Но, по воспоминаниям самого Баланчина, артисты были одеты настолько чудовищно, что после первого же представления он вместе с Дягилевым повез их на улицу Камбон, 13.
Коко Шанель все переделала и спасла балет. «Шанель никогда не ошибалась, — говорил Баланчин в интервью, — она всегда знала, как надо одеть женщин!»
В 1931 году Баланчин уехал в Америку и его встречи с Шанель стали эпизодическими.
Сергей Лифарь
Дягилева уже не было в живых, Баланчин уехал за океан. Но Шанель не осталась одна. В «наследство» от «Русских сезонов» остался Серж Лифарь, выдающийся танцовщик, блистательно исполнивший в балетах Баланчина партии Аполлона и Блудного сына.
Первое близкое знакомство Габриэль и Сержа состоялось за кулисами после премьеры балета «Блудный сын». А дружба началась в Венеции, в день смерти Дягилева, когда Шанель стала свидетелем пронзительной сцены — два любимца Сергея Павловича, Борис Кохно и Сергей Лифарь, буквально бросились на еще не остывшее тело основателя «Русских сезонов» и принялись, словно зверята, отталкивать друг друга от своего кумира и учителя.
Спустя годы Лифарь скажет Шанель, что Дягилев боялся ее. Та не поверит, а Лифарь пояснит: «Ты давала ему деньги и ничего не требовала взамен. Для него это было странно и…страшно». Правда, когда кутюрье захочет уточнить этот вопрос у Бориса Кохно, он опровергнет слова Лифаря: «Дягилев вас слишком любил, чтобы бояться».
Хотя Шанель, обладавшая невероятной харизмой, действительно могла внушать страх. Мало кто из ближнего окружения решался с ней спорить. Великая княгиня Мария Павловна вспоминала: «Мне довелось видеть, как люди, занимавшие большие должности, сидели и помалкивали при обсуждении важных дел, ожидая распоряжений тех, кому происхождение или более высокий пост давали право распоряжаться. Но я еще не видала, чтобы вот так ловили каждое слово человека, утвердившего свой авторитет только силой личности. Я впервые задумалась о том, какую силу заключает в себе личность, насколько это важно…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
