а потом отключился, будто под гипнозом…
Виталий Иванович медленно потягивал из чашки чай и смотрел на огонь в камине. После сытного ужина мы засиделись с ним далеко за полночь, обсуждая не очень веселые события последних дней.
— Знаешь, что я тебе скажу, — он повернулся ко мне. — Надо уезжать из города.
Встретив мой недоумевающий взгляд, Бородич энергично закивал головой.
— Да, именно так. Я не вижу пока другого выхода. Да и, скажем так, тебе пора расти. Ну что твоя фирма… так, баловство. Да и то, не ровен час, отнимут.
— Кто? — я обалдел от такого вывода.
— Кто… — он ослабил узел шейного платка, поморщился, — если бы я знал, то разговор был бы другим. Потому и предлагаю тебе уехать, к примеру, в Питер. Я помогу устроиться, дело открыть. Связи еще кой-какие имеются. Пока.
— А здесь как же… — от неожиданности я поднялся и начал кружить по комнате. Сонливость как рукой сняло.
— Здесь, здесь. Что ты заладил. Надо продать и все. За любые деньги. Жизнь дороже. Помочь тебе в делах мне проще, чем организовать круглосуточную охрану. Да не мельтеши ты! — прикрикнул Бородич и махнул на меня рукой.
Я остановился перед ним и посмотрел прямо в глаза.
— Можно подумать, что Питер такой секретный город, про который никто никогда и не слыхивал. И с чего вы взяли, что мне что-то угрожает?
— Если ты считаешь иначе, то спи спокойно. Только чует мое сердце… — он замолчал.
— Что, что чует ваше сердце? Виталий Иванович, не молчите!
Тот потер ладонью по груди в области сердца и пожал плечами:
— Ты же понимаешь, что машина не сама взлетела на воздух.
Я сел напротив Виталия Ивановича.
— Я это связываю с Петренко. Теперь Петренко нет и…
— И нет проблем, так? Вот если бы это ты убил этого Петренко, зная о его дурных намерениях, то еще как-то можно было утешиться. Или думаешь, ангел-хранитель решил о тебе позаботиться?
— Да я вообще не знаю, что тут и думать. Нигде мы с Серегой не пересекались, не могло у него быть зла на меня.
Виталий Иванович откинулся на спинку дивана, в его глазах отражались огненные блики от камина. Неторопливо поглаживая пальцами свой перстень с крупным камнем, он о чем-то думал. Я давно заметил, когда Бородич искал ответ на трудный вопрос, он непременно потирал свой серебряный перстень, будто совершал магический ритуал.
— Знаешь, — наконец изрек он, — Петренко могли убрать за то, что он не смог взорвать тебя вместе с машиной, за то, что вышла такая досадная осечка.
Я подумал о Селене, моей спасительнице, и сердце сладко заныло.
— Ты чего улыбаешься?
— Я?
Похоже, мои мысли все на лице. Стало неловко и весело одновременно.
— Виталий Иванович, — хохотнул я. — Честное слово, не хочу показаться наивным, но все-таки, мне кажется, вряд ли за это могли убить. Ну, допустим, вышла осечка. Даже у профессиональных киллеров такое случается, а тут Серега… Нет, что-то не так в этой истории. Хотя, согласен, не только в Петренко здесь дело. Он просто был звеном. Но в какой цепи?
Виталий Иванович сцепил пальцы и искоса глянул на меня.
— Ответ будем искать потом, после того, как ты исчезнешь.
У меня перехватило дыхание.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Исчезнешь и все. На время.
— Фух, — выдохнул я, — а то уж было подумал…
— Думать тут нечего, — мрачно буркнул он. — Делай, что говорю. Не обязательно сразу с делами где-то светиться, так хотя бы пересидеть некоторое время.
— Легко сказать… в конце концов, продать дело — это, извините за каламбур, не такое простое дело. Вот так, за пару часов, все не уладишь. И буду я, как прыщ на лбу, у всех на виду со своим побегом.
На лице Виталия Ивановича промелькнула растерянность.
— А у меня машина новая, жалко, если опять взорвут, — тоскливо добавил я.
— Тьфу на тебя! — раздосадованный Виталий Иванович поднялся с дивана. — Исчезни на время, главное уехать, не сообщая ни одной живой душе, в любом направлении. Потом с бизнесом разберемся.
Я сделал шаг в сторону двери, преграждая путь Виталию Ивановичу, который, похоже, посчитал наш разговор оконченным и вопрос решенным.
— Ничего не получится, — уперся я, категорически не желая никуда исчезать. — Дела в моей конторе сейчас в таком состоянии, что мое исчезновение воспримут как предательство, побег от проблем, не иначе. И все там развалится к чертям собачьим. Да меня люди проклянут!
— Спать пора, — он сделал жест рукой, словно отодвигая меня в сторону. — Твоими делами пока займусь я. Так и передашь своим.
Невольно я отшатнулся к стене, давая пройти старику. Еще некоторое время я слушал звук его удаляющихся шагов, а в душе нарастала тревога и чувство беспомощности. В сущности, он ведь прав. Ситуация запутанная, опасная. Только как… Нет, ничего не могу решить. Может, правда, надо лечь спать и не ломать себе голову. По крайней мере, сейчас.
Утро наступило как-то внезапно. Казалось, что я только прикрыл глаза, и тут вот оно, бьет солнечными лучами сквозь плотные портьеры, ликует и дразнит неуемной силой жизни. Сердиться на счастье, пусть и чужое, бессмысленно. Нужно искать компромисс. Я сделал над собой усилие и лениво потянулся в постели, изображая для себя самого беспечность. Затем, опустив ноги на пол, энергичными движениями растер лицо и нацепил маску бодрого и уверенного в себе человека.
Спустившись на первый этаж, тихо вошел в просторную кухню, стараясь никого не разбудить в доме. Я решил смастерить себе бутерброд и подошел к холодильнику.
— Леша, — неожиданно раздалось у меня за спиной. — С утра надо есть горячее.
Я резко обернулся. Мария Егоровна сидела у окна на стуле и смотрела на меня уставшими глазами, как будто и спать не ложилась. Безупречный внешний вид, точь-в-точь как вчера, и этот грустный взгляд только подтверждали мой странный вывод.
— Вот те раз! — воскликнул я. — Думал, вы еще спите…
— Ну что ты, — она медленно поднялась, — я рано встаю. Привычка такая, уже много лет просыпаюсь ровно в половине шестого. Хоть зимой, хоть летом.
Женщина подошла к плите и достала из духовки глубокую сковородку с крышкой.
— Садись, еще горячий, — сказала она и показала, приподняв крышку, пышный, аппетитно поблескивающий, омлет с беконом.
— Ого! Я и не привык к таким трапезам с утра.