Для нее не существовало такого понятия, как «незнакомец». Сара выучила язык знаков по книжке «Улица Сезам», чтобы разговаривать с глухим ребенком, который часто ждал в «Брейди» автобуса. Она подсаживалась за столик к ворчливым старикам и спрашивала их: «Как тебя зовут?» – даже если знала их по именам.
Она подметала пол, мыла посуду и взбиралась в кухне на ящики от молочных бутылок, чтобы дотянуться до кофейных кружек для постоянных посетителей. Никто не знал, сколько ей лет на самом деле. Она так никогда и не переросла четырехлетнего ребенка. Сара отставала в развитии, у нее были проблемы с сердцем, и она ходила в специальную школу.
Однажды, когда девочка собиралась в школу, ее сердечко отказало. Она умерла на руках у матери.
На следующий день в кофейне было не протолкнуться – так много людей пришли проводить ее в последний путь. Люди говорили о том, как будут скучать по голосу маленькой девочки, которая пела: «Скажи-ка, ты особенный? Все особенные, каждый на свой лад».
Ее мать принесла анонимную записку, которую кто-то написал для Сары незадолго до ее смерти:
Я не знаю о тебе ничего – ни сколько тебе лет, ни как пишется твое имя… вообще ничего, если не считать этого: почти каждый раз, когда я сюда прихожу, ты уже успела оставить свою метку. Если это не стол с разбросанными карандашами, раскрасками и разрезанными газетами, то зеленый трактор, праздно стоящий в проходе между столиками в ожидании, когда ты прыгнешь на него и покатишь прочь. Всякий раз как я сажусь к столику, чтобы позаниматься, я слышу твой милый голосок и твой смех. Я тысячи раз слышал, как мама зовет тебя по имени, и видел, как тебе выговаривают посетители, которым хочется покоя. Но только не я! Всякий раз, как ты подходишь ко мне, я спрашиваю, как тебя зовут, а ты спрашиваешь, как зовут меня. Я читал тебе сказки доктора Сьюза и никогда не забуду, как ты хохотала – с первой страницы, на которой напечатана сказка «Кот в шляпе», и до последней. Меня изумляло то, как твои маленькие ножки, одна из которых короче другой, сотни раз носили тебя по длинной лестнице в «Брейди», и ты ни разу не упала. Надеюсь, у тебя будет счастливая жизнь. Ведь ты заставляешь улыбаться стольких людей.
Бонни собиралась припрятать это письмо и отдать дочери, когда ей исполнится 18 лет. Вместо этого она сделала копии и раздала их всем скорбящим – ученикам Сары.
Урок 19
Молись, веря в каждое слово
Через несколько дней после того, как обнаружила в груди опухоль, я пошла к врачу в надежде, что ошиблась. Она пощупала это место пальцами и сказала: «Да, у вас действительно опухоль». И назначила на следующий день маммографическое исследование. Но голос у нее был не особенно встревоженный. Я и сама не тревожилась – до тех пор, пока медсестра в холле, прощаясь со мной, не добавила: «Я буду за вас молиться».
Молиться за меня?
Вот черт! Тогда-то до меня действительно дошло, что у меня на самом деле может быть рак. Я села в машину и расплакалась. Нет, не может быть, что это опухоль! Это не настоящая опухоль. Не того рода, о которых читаешь в газетах. Я вообразила себе самое худшее: как теряю волосы, лишаюсь груди и даже самой жизни. Как покидаю свою дочь, сыновей, мужа. Я посмотрелась в зеркало заднего вида и убрала волосы с лица. Нет, не может быть, чтобы у меня был рак! Я буду выглядеть ужасно. Сидя там, в машине с заглушенным мотором, за пять минут я проделала весь путь от жизни до смерти. На протяжении следующих двух недель мое сердце билось как сумасшедшее, ступни нервно постукивали по полу, руки тряслись так сильно, что я роняла вещи. Я ухватилась за веру своего католического детства, твердя молитвы и напевая псалмы. Каждая молитва хорошо помогала примерно в течение суток, затем действие ее ослабевало, и я слышала только гулкое биение собственного сердца.
Я хотела найти правильную молитву, которая прогонит рак. Следует ли мне мыслить позитивно, думая, что это не рак? Или полностью довериться Богу, каков бы ни был результат?
Как люди молятся в такие минуты? Я хотела найти правильную молитву, которая прогонит рак. Следует ли мне мыслить позитивно, думая, что это не рак? Или полностью довериться Богу, каков бы ни был результат? Я так боялась молиться неправильно! Я не сомневалась, что Бог обладает силой исцелить меня, но вот воспользуется ли он ею? Наконец я остановилась на словах «Твоя воля да будет». В Гефсиманском саду накануне своей смерти Иисус препоручил себя воле Отца с этими словами: «Отче! О, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет». Я особенно выделяла голосом те слова, что про чашу, чтобы Бог гарантированно, на 100 процентов, знал, что я не хочу рака. Молясь так, я ощущала глубокий внутренний покой – даже после того как узнала, что это действительно рак.
Накануне первого сеанса химиотерапии я решила принять весь опыт, связанный с раком, как духовное испытание. Я желала, чтобы чаша сия миновала меня, но она не миновала.
Я и сама не тревожилась – до тех пор, пока медсестра в холле, прощаясь со мной, не добавила: «Я буду за вас молиться».
Девизом онкологического отделения должны быть слова: «Чтобы вылечить, мы проведем вас через все круги ада». Все мое тело болело, как избитое. Откуда ни возьмись посыпались таинственные побочные эффекты. Едва я ухитрялась взять под контроль один из них, как проявлялся второй. Кровотечение из носа. Сыпь. Странные болевые ощущения. Неделями я питалась только картофельным пюре, омлетом, макаронами и сыром – единственными продуктами, достаточно нейтральными, чтобы их можно было проглотить. Тосты было слишком больно жевать. Вкус шоколада отдавал металлом. Хроническая усталость сделала меня совершенно ни на что не годной. Я пыталась заниматься физическими упражнениями, но пришлось их бросить, потому что перед глазами постоянно мелькали звездочки. Собственное тело казалось мне слишком тяжелым, чтобы тащить его вверх по лестнице. После душа необходимо было вздремнуть, чтобы восстановиться. Мои жизненные цели свелись к тому, чтобы поесть трижды в день и проспать целую ночь. Мой список обязательных дел сократился до базовых потребностей выживания: есть, спать, мыться, менять белье.
Казалось, все остальные по уши заняты жизнью. Я то и дело сравнивала жизнь окружающих со своей и в результате чувствовала себя обманутой. Все говорят, что сила в молитве, но я начинала в этом сомневаться. После многих дней, в течение которых я изнывала от жалости к себе, я спросила мужа: «Если все эти люди, которые, как они говорят, молятся за меня, действительно молятся, почему я так больна?» Муж, сам себя называющий агностиком, ответил: «Может быть, если бы они не молились, тебе было бы куда хуже». Хорошо сказано!
Одна открытка с пожеланием выздоровления снова завела мою веру «с толкача». На ней было написано: «Благодарность – мать всех молитв». Пора перестать сосредоточивать свое внимание на каждом болезненном ощущении и побочном эффекте. Все могло быть гораздо хуже. Я подумала о женщине, которая, прочитав газетные статьи о моем опыте борьбы с раком, прислала фотографию своего облысевшего шестилетнего ребенка, проходившего химиотерапию. Другая женщина написала, что у ее мужа нашли неоперабельный рак мозга, а у них двое маленьких детей. Третья в марте лишилась единственной дочери, и ей впервые предстояло встретить День матери в одиночестве.
Мои жизненные цели свелись к тому, чтобы поесть трижды в день и проспать целую ночь. Мой список обязательных дел сократился до базовых потребностей выживания: есть, спать, мыться, менять белье.
Дочь уговорила меня вести дневник благодарности. Чем больше я вносила в него записей, тем больше убеждалась, что люди действительно молятся обо мне. В те ночи, когда не могла заснуть, я читала розарий за всех них. Каждая прочитанная мною «Аве Мария» была об исцелении кого-то другого. Никаких больше молитв с бесконечным «я, мне, меня»! В этом розарии была своя магия. Едва начав молиться за других, я начала чувствовать себя лучше. Я попробовала сделать то же самое следующей ночью, и следующей, и следующей… Вместо того чтобы просто вести дневник благодарности, я начала новый дневник – молитвенный. Не такой, в котором пишешь Богу письма о своих желаниях, но такой, куда вписываешь имена всех людей, которым нужна помощь. Вместо того чтобы мысленно проигрывать домашнее кино о своих печалях, я перечисляла их имена и молилась за них. Каждый день я вписывала туда новое имя – имя человека, которому молитва была нужнее, чем мне. Я возносила за них «Аве Мария» и просто просила: «Да будет бремя их легко», а потом погружалась в мирный сон, благодарная не за то, что имела, но за то, от чего была избавлена.
Годы спустя после своего ракового путешествия я нашла еще один способ молиться, который ныне применяю каждый день.
Однажды я зашла в книжный магазин и, бродя среди полок с вдохновляющей литературой, нашла четыре небольшие книжицы писателя, которого звали Эрнест Холмс. Я никогда о нем не слышала. Он навсегда изменил мой способ молитвы. Слишком многие из нас, включая меня, постоянно просят помощи, но никогда не ждут достаточно долго, чтобы на самом деле получить ее. Я всегда молилась не переставая – но без настоящей веры.
