«Кребильоне», где Пуме все было не по вкусу, и она опять напала на меня. Двадцать второго большие волнения по поводу американских денег – так же как и за день до этого, надо их брать или нет, получать ли по аккредитивам или нет. Вечером в кино «Голубой ангел». Очень хорошо. Позже в «Максим». Всякие дела. Пума и Джо. Какой-то незнакомец подошел к столу, хотел пожать Пуме руку, так как у него день рождения. Ирония. Наконец, когда я предложил ему выпить со мной, он отказался, я сделал замечание, Пума решила, что у меня тоже день рождения, и сердилась, что я ей об этом не сказал. Запоздалая императрица. Меня раздражал и ее упреки, выпил пару бокалов коньяка, потом домой, Пума молча пошла в постель, я молча в свою комнату.
26.07.<1939> Антиб
Позавчера выехали из Парижа на «Паккарде» и «Ланчии». До этого ничего интересного – почти нечего вспомнить. Кино, Форрестер, Кольпе и т. д. Джо Штернберг в последние дни словно исчез. Утверждал, что влюблен. Долли Моллингер. В один из вечеров вместе с Пумой пытались его найти. Были уже в «Максиме», потому что там стоял его автомобиль. Он был уже в «Монте-Кристо». Стояли с автомобилем Кольпе и с беспокойной Пумой целый час на улице.
Двадцать четвертого выехали. Проливной дождь. До Вьенна. Пообедали в ресторане «Пирамида». Знаменитое и очень хорошее место. Пили «Коандре», ронское вино 1937 и 1938 гг.; очень хорошее. Днем в «Эсю-де-Франс» пили очень хорошее «Пулли». Прекрасный аромат. Ночевали в отеле «дю Норд». Замечательные обои. Утром веселый отъезд. Открытая машина. В полдень в «Аиксе». По дороге сезанновские пейзажи. Как на моей картине. К вечеру настроение немного ухудшилось. Прибыли около СЕМИ вечера. По дороге «Ланчия» капризничала. Не могли отыскать причину. Карбюратор или распределитель зажигания. Потом поехала дальше. Забуксовала в Эстереле. Может быть, от жары. Умылись. Пума, отсутствующая, усталая, меланхоличная. Поспали. Ночью проснулся. Пума совсем другая.
Сегодня утром на пляже. Чарлз Банбери. Кеннеди*.
Сижу в роскошной комнате. Белые стены. Бело-красная мебель. Много цветов. Для Пумы. За окном Марс, огромный, красноватый, совсем близко к Земле. Гром орудий военных кораблей, которые вечером покидали порт. Зеленые и красные бортовые огни двух самолетов. По радио «Cavallera rusticana». Собака в комнате. Рядом купается Пума. Яркий свет. Мир. Месяц. Нежная иллюзия – хотелось, чтобы она длилась вечно. Лилии, гладиолусы, полумесяц, ночное синее небо, мерцающее море, темные деревья, остров света в комнате. Угроза вдалеке.
16.08.<1939. Антиб>
Вчера с самого утра суета со сборами. Обед с Ченалом и его рыжеволосой женой, чешкой, которая готова сбежать от него. Видели Штернберга с его Долли Моллингер. Около трех в отеле. В воскресенье Штернберг пришел с объявлением войны. Слышал об этом от кого-то из испанского посольства в Берлине. Пума очень встревожена. Ссора с Руди, который не придал сообщению внимания. Пума несколько успокоилась. Прощание с Барберами, Чарлзом, Салли Банбери, встретили Бойерсов, Норму Ширер, потом поднялись в мою комнату. У нас не было даже минуты на себя. В последний момент появился английский журналист, знакомый Пумы, Чарлз Грейвз. Мы отправились. Во дворе прощание Пумы с Котом*. Растерянный вид. Поехали на вокзал только после того, как я в первый раз накричал на эту копушу. Руди по дороге наехал на юношу; задел его, но все обошлось. Маленький, светлый, голый вокзал в Антибе. Голубой поезд. Пума поднялась. Руди обидел ее в последний момент, сказав при прощании, что она могла бы его больше уважать. Поезд тронулся* – прощальные взмахи, – и так закончилось лето.
24.08.<1939. Антиб> четверг
Тревожные дни. Война в воздухе. Двадцать первого ночью говорили с Пумой о «Куин Мэри». Прибыла утром, то есть после полудня по нью-йоркскому времени. Неприятности на таможне, все обыскали; даже конфисковали страховой налоговый полис. Была расстроена. Уже слышала о войне. Двадцать второго утром позвонила еще раз. Очень встревожена, война и прочее. Собиралась перед отходом поезда позвонить снова. Не получилось; видимо, кабель поврежден. Осталась в Нью-Йорке. Наконец дозвонилась; очень встревожена; слышала, что Кеннеди уехал; старался ее успокоить; надеюсь, она уже по дороге к побережью.
Сегодня утром в газетах; во Франции первые призывники. Обсуждал с Руди. Утром поехали в Биарриц. Думал, не стоит ли в среду направиться в Нью-Йорк. Уехать отсюда было бы неплохо. Посмотрим. Как раз узнал, что подписан русско-германский пакт о ненападении.
29.08.<1939> четверг, Париж
Двадцать пятого августа мобилизация. Противоречивые известия. Решили поехать в направлении Парижа. Беттину и Фишера отослали. Беттина считала, что я останусь вместе с ними, потому что мы хотели работать вместе в Порто-Ронко. Заявил, что теперь уже поздно. Затем решил ехать в Париж. Вечером позвонил Петер. Сообщил, что я послал деньги и ей лучше остаться пока в Биаррице. Во всяком случае, она хотела, чтобы мы оставались вместе. Трудно быть непреклонным; Пума хочет того же, и это больше, чем все прочее.
Многие уезжают. Ченал доставил нам бидоны с бензином. Выехал двадцать шестого. Телеграфировал Пуме. Взял Кота в машину. Проехал Канны, в Эстереле машина начала чихать. Ползла в гору. Мы испробовали все возможное. В полдень добрались в де Люк. Обедали в сказочном сельском дворе. Платаны, каштаны, вино розé, – попросили осмотреть машину. Черный, лохматый механик, сделал вид, будто что-то нашел. Но нет. Через десять минут снова начала захлебываться. Довольно неприятно; наконец подняли капот с одной стороны и ехали так. С Руди проверили карбюратор. Заработал дальше с легким шипением и треском. Ясный день. Много мобилизованных. Военные грузовики. Вечером в Монтелимаре. Ужинали в «Реле д’Империор». Но во всей округе в отелях нет мест. И в Валенсе тоже. Позвонить весьма проблематично, и долго ждать. Были уже готовы ночевать на стульях или в автомобиле. Наконец Руди нашел комнату для Тами и Кота, а в другом доме для нас. Вязаные пуфы. Хозяйка, кажется, горбата. Обои с цветами. Кимоно. Показали туалеты. Исчезли. Еще долго говорили с Руди. Тами хочет изменить ему с каким-то русским. Он следит за ней. Встал, закурил – поймал комара. Утром захватил девушек, позавтракали в «Реле д’Империор», около девяти поехали дальше. Машина продолжала барахлить, но шла все же еще сто – сто десять километров. Жаркий день. Повсюду призывники с вещами. Много гужевого транспорта. Цветные солдаты. Вечер почти призрачный. Дичайшие известия. Призывают три новых класса. В свете фар темные колонны. Охваченные спешкой лошади в ночи. На перекрестье дорог перед Фонтенбло огромный белый крест; белое как мел сияние
