— Возможно, — серьезно ответила она. Лукас многое знал о хирургах и о духе соперничества, который окружал их работу. И о том, как раззадорить ее. — Рано или поздно, но… Ты меня дразнишь!
— Немного.
Уэзер ничего не ответила, сделала шаг назад и посмотрела на него, уловив новую интонацию в его голосе.
— Что-то случилось?
Лукас пожал плечами.
— Сегодня днем, примерно в течение пятнадцати минут, я занимался интересным делом. Его забрали… Впрочем, не знаю.
— Оно действительно интересное?
— Да. Одна женщина из Бюро по борьбе с преступностью думает, что у нас появился серийный убийца. Она немного не в себе, но, возможно, она права.
Уэзер сразу забеспокоилась и подошла к нему ближе.
— Я не хочу, чтобы ты снова связался с маньяком и опять пострадал.
— Думаю, мне ничего не грозит. Дело забрали.
— Забрали?
Лукас объяснил, что произошло, включая странный звонок Коннел. Уэзер внимательно слушала его и пила «Спрайт».
— Думаешь, Коннел что-то замышляет? — спросила она, когда он закончил.
— Да, мне так показалось. Надеюсь, ее не сожгут за это заживо. Идем, пора немножко побегать.
— А потом мы можем пойти в «Гранд» и поесть мороженого?
— Придется пробежать четыре мили.
— Господи, какой ты жестокий.
Вечером, после пробежки и мороженого, Уэзер села просматривать свои записи, чтобы подготовиться к завтрашней операции. Лукаса поражало, как много она работает. Его представление о хирургии сложилось под влиянием телевизионных фильмов, в которых операция являлась кризисной ситуацией, ее делали после тщательного изучения всех сопутствующих обстоятельств, всегда сражаясь с самыми разными опасностями. Для Уэзер это была рутина. Она оперировала почти каждый день, иногда по три или четыре раза за дежурство. «Если хочешь быть настоящим хирургом, нужно много оперировать», — говорила она. Уэзер ложилась спать в десять и вставала в половине шестого.
Какое-то время Лукас занимался делами, потом бродил по комнатам и в конце концов спустился в подвал, где взял маленький пистолет, который хранил дома, засунул его за ремень брюк и прикрыл сверху рубашкой.
— Пойду пройдусь немного.
— Кажется, ты говорил, что дело у вас забрали, — заметила Уэзер, взглянув на него с кровати.
— Да, но мне нужно найти одного человека.
— Отдохни, — сказала она.
В зубах Уэзер держала желтый карандаш и говорила, не выпуская его изо рта. Выглядела она просто замечательно, но Лукас заметил у нее в глазах едва различимую искорку страха.
— Не волнуйся. Если возникнут проблемы, я тебе сразу же скажу, — с улыбкой ответил он.
— Хорошо.
Дом Лукаса стоял на восточном берегу Миссисипи, в тихом районе, где росли высокие старые вязы и дубы, постепенно вытесняемые молодыми кленами, гинкго и ясенями. По вечерам улицы заполняли любители пробежек, представители среднего класса, разминающие мышцы после долгого рабочего дня, проведенного в офисах, и парочки, которые прогуливались по тускло освещенным тротуарам, держась за руки. Когда Лукас остановился, чтобы переключить передачу, он услышал невдалеке женский смех и чуть не вернулся к Уэзер.
Но он взял себя в руки и поехал к мосту Маршал-лейк, перебрался на другой берег Миссисипи и через милю оказался на Лейк-стрит. Лукас катил мимо баров, где подавали коктейли, мимо порномагазинов, лавочек подержанных вещей, бюро проката мебели, заведений, в которых обналичивали чеки, и низкопробных кафе быстрого питания. Все вместе они создавали уродливую картину, освещаемую дешевыми вывесками. Дети болтались на улицах в любое время суток среди наркоманов, приехавших из пригородов, чтобы разжиться здесь кокаином, дилеров, алкоголиков, потрепанных торговцев страховками и парочки заблудших душ из Сент-Пола, отчаянно пытающихся найти короткую дорогу домой. На светофоре остановилась патрульная машина, и полицейские принялись разглядывать его «порше», подумав, что он торговец наркотиками. Лукас открыл окно, водитель ухмыльнулся и что-то сказал, а его напарник опустил стекло со своей стороны и спросил:
— Дэвенпорт?
— Угу.
— Отличная у тебя машина, приятель.
Тот, что сидел за рулем, крикнул через голову своего коллеги:
— Эй, у тебя есть доза? Мне бы не помешало немного подкрепиться.
Франклин-авеню была такой же отвратительной, как и Лейк-стрит, только темнее. Лукас достал из кармана листок бумаги, включил в машине свет, проверил адрес Мусорщика Дуга и поехал дальше. На половине домов не оказалось номеров, но он все-таки нашел нужный и увидел в окне свет, а на крыльце около полудюжины человек.
Он припарковал машину, и разговор тут же смолк. Лукас сделал несколько шагов по разбитому тротуару и остановился.
— Здесь живет парень по имени Мусорщик Дуг?
Полная индианка поднялась с садового кресла.
— Больше нет. Теперь тут живет моя семья.
— А вы его знаете?
— Нет, не знаю, мистер Полиция. — Она держалась вежливо. — Мы переехали четыре месяца назад, но ничего не слышали о нем.
Лукас кивнул. Он ей поверил.
— Хорошо.
Лукас начал объезжать бары, где разговаривал с хозяевами и посетителями, но он некоторое время не работал на улицах, и игроки поменялись. Время от времени кто-то узнавал его, называл по имени, махал рукой. В памяти всплывали имена и лица, но никакой полезной информации получить не удалось.
Он собрался домой, когда увидел на боковой улице бар «Голубой бык» и решил сделать последнюю остановку. Несколько машин стояли на крошечной парковке под необычными углами, словно владельцы побросали их, спасаясь от бомбежки. Сквозь тонированные стекла в окнах посетители видели, кто входит в бар, но самих их разглядеть было невозможно. Лукас оставил свой «порше» около пожарного гидранта, вдохнул ночной воздух, пропитанный креозотом и смолой, и вошел внутрь.
Владелец бара постоянно повторял, что в «Голубом быке» подают только дешевые напитки, поскольку следует избегать лишних затрат. Хозяин добился этого благодаря тому, что никогда ничего не чинил. На столе для пула образовались такие глубокие борозды, что шар мог прокатиться под углом в тридцать градусов, а потом свалиться в лузу. Вентиляторы на потолке перестали работать еще в шестидесятых. Музыкальный автомат сломался на середине песни Гая Ломбардо[9] и с тех пор не сдвинулся ни на миллиметр.
Внутри тоже ничего не изменилось: стены «украшали» все те же обои из красного флока, совсем как в борделе, с патиной от пива и табачного дыма. А вот толстого бармена Лукас не знал. Он уселся на табурет, и бармен вытер перед ним стойку.
— Слушаю?
— Карл Стапелла еще работает? — спросил Лукас.
Бармен закашлялся, прежде чем ответить. Он отвернулся, но рот прикрывать не стал, и слюна забрызгала стойку.
— Карл умер, — сказал он, когда перестал кашлять.
— Умер?
— Точно. Подавился сосисками на игре «Твинс».
— Ты что, издеваешься?
Толстяк пожал плечами, хотел было улыбнуться, но передумал и снова пожал плечами. Опять закашлялся.
— Его время пришло, — набожным голосом проговорил он и принялся водить тряпкой по кругу. — А вы его друг?
— Боже праведный, нет, конечно. Я ищу другого человека. Карл его знал.
— Карл был настоящей задницей, — философски изрек бармен и поставил на стойку один локоть. — Вы коп?
— Да.
Толстяк огляделся по сторонам. В баре находилось семеро посетителей. Пять из них сидели поодиночке, двое других, придвинув головы, шептались о чем-то.
— Кого вы ищете?
— Рэндольфа Лески. Он бывал здесь.
Бармен бросил мимолетный взгляд на конец стойки и обернулся к Лукасу. Наклонившись вперед, он заговорил очень тихо:
— А это дело приносит деньги?
— Иногда. Если попадешь в список…
— Рэнди сидит примерно в восьми табуретах отсюда, — прошептал он. — За теми двумя парнями.
Лукас кивнул, отклонился на несколько дюймов назад, посмотрел направо, снова взглянул на бармена.
— Тот, кого я ищу, такой же крупный, как ты.
— Хотите сказать, толстый, — поправил его бармен.
— Мощный.
Мужчина склонил голову набок.
— У Рэнди опухоль. Она сожрала большую часть его желудка. Он больше не может поддерживать прежний вес. Говорят, он съедает свиную отбивную и из него выходят сосиски. Ничего не переваривается.
Лукас снова посмотрел вдоль стойки бара и сказал:
— Дай мне что-нибудь, все равно что.
Бармен кивнул и сделал шаг назад. Лукас достал из кармана визитку, вытащил двадцатку и протянул бармену.
— Спасибо. Тебя как звать?
— Эрл. Стапелла.
— Ты…
— Брат Карла.
— Вдруг услышишь что-нибудь интересное — позвони мне, — сказал Лукас. — Сдачу оставь себе.
