– Тогда ты, может, все-таки сходишь в аптеку и в магазин? – весело предложила Майя. – Чего, зря приперлась в такую даль, что ли?
ЭЛЯ
Борщ у нее получился отменный, по всем правилам, со шкварками, тушеными овощами и чесноком, с плавающим сверху слоем свиного жира в крапинках мелко нарезанной петрушки. Такой борщ варила ее мама. Из своего детства Эля отчетливо помнила и вкус борща, и мамины пироги, и ее всегда теплые ласковые руки. И еще помнила ее голос, всегда ей что-то приговаривающий: золотая рыбонька, дитенок, бусинка, ягодка, Люлечка...
Умерла мама рано, Эля еще и в школу не ходила. Об отце своем она вообще ничего не знала: умер ли, жив ли, и кто он вообще такой... В свидетельстве о ее рождении в графе «отец» стоял аккуратненький такой стыдливый маленький прочерк. Элю забрала к себе на воспитание тетка, мамина двоюродная сестра, женщина уже немолодая, вдовая и бездетная. Растила в строгости, боясь избаловать жалостью к ее сиротству, но и любовью не обделяла, привязалась к девочке всем сердцем. «Утешение мое на старости лет», – часто говаривала тетя Тоня, гладя ее по белобрысой голове. Жили они в большом доме на берегу реки, в леспромхозовском поселке, вели хозяйство, держали огород. Проблем особых тетке Эля не доставляла, училась хорошо. После школы без труда поступила в институт в городе, пообещав после получения диплома непременно вернуться домой, чтобы «покоить теткину старость». Та и в самом деле уже с трудом справлялась с большим хозяйством, с нетерпением поджидала и ее, и своего долгожданного покоя. Хотелось ей, конечно, и внуков понянчить, но на Элино замужество особо она не надеялась. Слишком уж неброской, неказистой была ее племянница. Наверное, вся в ее горемычную сестру, Элину маму, у которой, как говаривала тетка, отродясь и кавалера-то никакого не водилось. Как она ухитрилась еще и Элю родить – одному Богу известно...
А вот с борщом она опоздала, не успела накормить Игоря. Полчаса назад забежал, обнял прямо в дверях, сказал, что его не будет два или три дня, потому как неожиданно подвернулась очень выгодная халтура – перегнать чью-то машину в другой город. Деньги им были и правда очень нужны, съемная квартира стоила безумно дорого, но три дня – это так долго! Вот едет сейчас голодный, наверное. А она так старалась, варила для него этот борщ... И в институт не надо идти, сейчас у них идут только консультации, дипломная работа у нее уже написана, так, по мелочи кое-что еще осталось. Что она здесь будет делать без него? Надо же, прошло каких-то десять дней, а у нее такое чувство, будто они уже очень давно живут вместе, будто она всегда, всю свою жизнь варила ему борщ, стирала его рубашки...
А кстати, о рубашках. Она сейчас пойдет и позвонит из автомата домой к Игорю, попросит Мишку собрать его вещи и вынести ей. Мишка же обещала... Если трубку возьмет Софья Михайловна, она не будет с ней разговаривать, конечно. Она ее боится до смерти, хотя и не виновата ни в чем. «Не виноватая я, он сам пришел!» – почему-то пришла на ум дурацкая фраза из старой комедии. Вот именно, что сам пришел... У нее в сердце скопилось к этому времени уже столько любви, что кто бы ни пришел – приняла бы за настоящее счастье. А что, разве не счастье дарить себя кому-то, отдавать всю без остатка?
Глупые красивые женщины! Вы так старательно суетитесь вокруг своей красоты, что не замечаете главного: счастье проходит мимо вас! Вы оставляете его по крупицам в беготне по магазинам за новыми яркими тряпочками, в косметических салонах, в парикмахерских, в чужих постелях ради подтверждения действенности своих женских чар... А женское счастье – штука капризная и обидчивая. Если не увидишь его целостно, разменяешь поштучно – уйдет безжалостно и имени твоего не спросит. Сколько таких – ухоженных, подстриженных, красиво одетых, вроде бы и самоутвердившихся – и глубоко несчастных...
«Вот получу диплом, и мы уедем к тетке, в наш большой дом... – мечтала Эля, пробуя уже готовый борщ. – Я пойду работать в леспромхоз, бухгалтеры и экономисты там всегда нужны, а Игорь пусть отдохнет, поживет на воле, на свежем воздухе, на парном молоке... В огороде пусть копается, сарай поправит, крышу починит. Я вечером буду приходить с работы, готовить для него вкусную еду. А потом будем пить чай с пирогами на веранде с видом на лес и речку. Хорошо...»
С этими мыслями Эля быстренько собралась, вышла на улицу, набрала номер из телефона-автомата. Ей ответил хрипловатый девчачий голосок, сообщивший, что Мишель нет, мама уехала уже давно, а дома одной страшно и что даже Лизки с тетей Надей дома нет...
– А вы, тетя, кто?
– Я? Я Эля... Мы с Мишей в одной группе учимся...
– А вы крестьянка?
Эля растерялась. Почему она крестьянка? Ну да, наверное, крестьянка. Она ж в город действительно из деревни приехала, значит – крестьянка...
– Ты ведь Маша, да? А ты не знаешь, Маша, Мишель когда придет?
– Нет, не знаю... Я ж говорю, уже давно никого дома нет! Я одна, и мне страшно! Отведите меня к папе, пожалуйста!
– А его нет, он уехал...
– Ну так я его подожду у вас! Можно? Ну пожалуйста, мне страшно одной! Я к папе хочу!
– Машенька, тебя же потеряют!
– А никого не будет еще долго, все уехали...
Эля растерялась. Как это – уехали? И правда, Мишки в институте не было ни вчера, ни позавчера, а ведь у них были консультации... Когда она ее последний раз видела? Ну да, третьего дня, когда привела ее на бульвар на встречу с Игорем...
– Ну хорошо, Машенька... А ты сможешь записку написать, чтоб тебя не потеряли?
– Да, я напишу, я умею печатными буквами! Нас в садике учили!
– Я сейчас подъеду, позвоню тебе. Там около вашего подъезда автомат есть, я видела. А ты дверь закрыть сумеешь?
– А у нас захлопывается! А ключи у мамы есть. И у Миши, и у Саши...
Эля положила трубку, быстро пошла в сторону автобусной остановки. Ребенок там один! Кто его знает, что могло случиться? Пусть у нее пока побудет... И Игорь как назло в отъезде! Все-таки зря она пожмотилась на сотовый телефон, надо было купить!
Она довольно быстро добралась до бывшего Игорева дома. У подъезда стояла девчушка в синем комбинезоне, в розовой шапке, из-под которой выглядывали яркие рыжие кудри, внимательно рассматривала прохожих.
– Ты Эля? – спросила ее девчонка.
– А ты Маша, да? Ну поедем, Маша, домой. Обедать будем... Ты борщ любишь?
СОНЯ
Она вышла от Майи уже затемно. Время пролетело совершенно незаметно. Пока Соня ходила в магазин и аптеку, варила крепкий бульон и овсяную кашу, Майя спала, свернувшись калачиком под своим клетчатым пледом. Соседками Майи оказались милые интеллигентные старушки, которые, пока Соня готовила на кухне еду, с удовольствием отвечали на ее вопросы, рассказывали историю их необыкновенного старинного дома – бывшего особняка богатого мецената, варили для нее каким-то особенным способом кофе, очень крепкий и сладкий, на два голоса расхваливали Майю, «нашу изумительно талантливую, умную, спокойную, рассудительную девочку». Узнав, что Соня – Сашкина мать, удостоили похвалы и ее, потому что «у такой замечательной девочки может быть только замечательная мама». «Вот уж действительно, нет пророка в своем отечестве... – думала Соня, слушая, как хвалят старушки Сашку. – А приятно, черт возьми...»
