- Нет, нет, нет… - качал головой Амит, растерянно бормоча. – не заставляй меня уходить… я не хочу расставаться… - Амит едва не плакал, я не хотела видеть его лицо полное мольбы и поэтому убежала, обливаясь слезами. Спрятавшись в ванной и закрыв дверь на замок, я упала на пол содрогаясь в рыданиях. Амит стучал мне в дверь, просил открыть, его голос дрожал. Он молил меня выйти, поговорить, хорошо подумать обо всем, признавался в любви, плакал. Но я закрыла уши руками, отказываясь его слушать, как мантру повторяя: Уходи, уходи… пожалуйста, уйди.
Поняв, что я не выйду, Амит взял себя в руки и спокойным голосом сказал в закрытую дверь.
- Можешь быть спокойна, Анетт, я оставлю тебя сегодня. Но я приду. И буду приходить каждый день, пока ты не будешь готова принять наши отношения.
Удаляющиеся шаги и вот входная дверь хлопнула. Где-то вдалеке заурчал двигатель автомобиля. Амит уехал. Слезы подкатили к глазам и потекли ручейками по щекам. Почему все так не справедливо, почему мы должны страдать? Разве люди рождаются, чтобы жить в страданиях, а потом умирать?
Оставшийся день и все утро следующего дня, я провела в постели. Не было сил даже встать, руки дрожали, а ноги подкашивались. Лицо опухло от слез, делая из меня совсем непривлекательную особу.
Амит приехал во второй половине дня, стучал в дверь, но я не открывала. Простояв на улице час – уехал. А во мне боролись отчаянные желания догнать его, обнять и расцеловать, но я не могла, каждый раз Эдмонд всплывал в памяти и останавливал меня.
Потом у меня появились силы, и я решила, что должна помочь Эдмонду выйти из комы. Приходя к нему в больницу, я разговаривала с ним, просила прощения. Пыталась оправдаться, мечтательно веря, что Эдмонд откроет глаза и скажет, что прощает меня. Я читала ему его любимые книги, проводила много времени у кровати. Амит привозил какие-то дорогостоящие препараты, которые должны были быстро поставить его на ноги. Я радовалась его заботе, думая, что Амит все понял и хочет искупить свою вину. Но, к сожалению, препараты мало помогали, и он по-прежнему оставался в коме.
В больнице я часто встречалась с Амитом, но во мне странным образом проснулась решительность, которая помогала переносить наши встречи. Мы вели себя секретно, не разговаривая на личные темы в больнице. Мне не хотелось, чтобы за нашими спинами шептался медперсонал.
Я похудела, даже очень. Есть совсем не хотелось. Моя жизнь стала похожа больше на существование. Живя надеждой получить прощение Эдмонда, я каждый день неустанно проводила дни у его постели.
Так прошел месяц. По учебе я безбожно скатилась, меня вызывали несколько раз в деканат, поговорить о моей успеваемости, но мне было все равно. Чудесным образом мне удавалось избежать исключения. Слышала, что кто-то приходил договариваться обо мне, но я не знала кто и меня, по правде, в то время это мало интересовало.
В один из дней я встретилась на улице с Тони. Он очень беспокоился обо мне и хотел помочь, но я отказывалась принять его помощь. Единственный, кто мог помочь мне лежал в коме и держал в узде, не давая быть счастливой.
Сегодня должна была состояться крутая вечеринка, на которой будет присутствовать очень много народу. Тони позвал меня с собой и в этот день я почему-то почти сразу согласилась, хотя в последний месяц он раз пять приглашал и все время получал от меня отказ.
На вечеринке было много знакомых лиц, все приветствовали меня и озабочено спрашивали, где долго пропадала. Стараясь отключиться от проблем, я пила алкоголь, танцевала, плакала на плече Энтони и рассказывала ему всю правду о своих отношениях. Он качал головой, гладил меня по спине, успокаивал. Говорил, что рядом и поможет справиться с моей болью. Удивительно, но поговорив с ним, мне действительно стало легче.
Рассказывая свои горести Тони, я взяла его за руку, чувствуя необычайную поддержку друга. В тот момент мои глаза поймали в толпе образ Амита. Его темный взгляд был полон злости, руки сжимались в кулаки. Амит стремительно приближался ко мне, но подходя ближе лицо его смягчилось. Не обращая внимания на Тони, Амит откинул руку моего друга от моей ладони и накрыл своей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Пойдем потанцуем, Анетт… - Тони хотел вмешаться, но я жестом попросила не делать этого.
Держась за руки и чуть покачиваясь от выпитого алкоголя, мы пошли на танцпол. Амит властно прижал меня к себе, крепче сжимая в своих объятиях. Он вдыхал мой аромат, тесно прижимался: я буквально ощущала, как он скучал по мне. И я тоже… оказавшись рядом с ним, я поняла, как сильно мне его не хватало. Все это время я закрывалась от него, пряталась, держала на расстоянии, хотя хотелось быть еще ближе.
- Я так скучал по тебе… какая же ты жестокая, малышка…
- Я знаю, - кивнула я. – но так надо.
- Ты каждый день ходишь к нему, а меня совсем забыла.
- Я должна ходить к нему. Так он простит нас быстрей, если узнает, что мы заботимся о нем.
- Сейчас нет преград. Нет дяди, который стоял между нами. Он в коме и ему все равно.
- Не говори так, он придет в себя и обязательно нас простит.
- Мне не нужно его прощение, я не чувствую за собой вины. Тогда бы мне пришлось пожалеть о своей любви к тебе, а об этом я никогда не пожалею.
- Не хочу сейчас спорить… мне так хорошо. Давай просто потанцуем немного. Еще не время для нас двоих…
- А когда будет время?
- Когда Эдмонд придет в себя и простит нас. – повторила вновь я фразу, в которую искренне верила.
- А если он год будет в коме и все равно не простит нас. Что тогда?
- Тогда… - я не могла сказать этого в слух, но Амит все понял.
- Ты бы выбрала его… - потрясенно сказал он. Я ничего не сказала, лишь крепко зажмурила глаза, борясь с непрошенными слезами. Мне пришлось бы выбрать его, сейчас он один и нуждался в моей поддержке.
Когда танец был закончен, Амит стремительно ушел, не сказав ни слова. А я осталась гадать, чем вызвала его гнев?
Записки Амита 3
Она любит меня. Поверить не могу. Как я счастлив, зная, что она также сильно меня любит. Те пару дней идиллии, хотя и были секретом, стали самыми счастливыми на свете. Мне плевать было на всех вокруг, кто что о нас подумает или как отреагирует дядя, когда узнает. Все равно. Хоть я и благодарен ему за достойную жизнь, но с легкостью мог вычеркнуть его из своей жизни ради нее. Меня напрягало то, что нам приходилось скрывать нашу любовь. Наши встречи были полны страсти, чувств и любви и это были такие сладкие ощущения, что хотелось кричать об этом всему миру! Я люблю ее! И точка. Когда я видел, как она, претворяясь целует моего дядю, мне хотелось вырвать ему его грязный язык, бросить ему в лицо и заявить во всеуслышанье, что она моя! Но я не мог так сделать. Ради Анетт, я должен быть хорошим. Плохого Амита Анетт любить не будет, поэтому нужно искусно скрывать свою черноту глубоко в душе.
Я решил действовать по старинке, надеясь на волю случая. Но все вышло как надо, и дядя узнал о нас. Я совершенно «случайно» забыл свой телефон в его кабинете. Надеясь, что проснувшись и увидев мое послание на столе, Анетт захочет на него ответить. И она ответила именно так, как и должна отвечать влюбленная девочка. Она попала в мою ловушку, открыв наш секрет. Конечно, дядя сильно меня удивил своим терпением, он несколько дней изображал неведение, тем самым зля меня все больше. В отношении Анетт он стал вести себя настойчивей, властно, словно пытаясь доказать, кому она принадлежит. Но я-то знаю кому… ее душа, сердце, тело – целиком и полностью принадлежат мне.
Его приезд стал настоящим подарком. Наконец все раскрылось и теперь мы с Анетт можем перестать скрываться. Плевать на его угрозы, плевать на все, главное, что теперь мы по-настоящему вместе.
Но этот чертов придурок испортил все планы… угодил в аварию и тем самым поселил в моей девочке стыд и сожаление за наши отношения. Она оставила меня, отрешилась, выбросила… ей не нужна была моя любовь, не сейчас… Даже находясь в коме, мой дядя умудрился встать между нами. Злость закипала во мне с новой силой, собираясь вылиться наружу, но я поборол в себе это, еще не время. Анетт одумается, придет в себя и вернется ко мне.
