Но полюбил я эту работу не из-за денег - за деньги ведь не любят, по крайней мере, по-настоящему. Самый, пожалуй, кайфовый момент во всем этом - очень специфический спортивно-охотничий азарт, который охватывал меня каждый раз, когда я выходил из электрички или из автобуса в очередном подмосковном городке. Этот азарт возник, конечно, не сразу, а тогда, когда я понял, что торговать я умею, что у меня получается и что если сегодня торговля пойдет плохо, то завтра я обязательно наверстаю упущенное. Это было действительно похоже на спорт. У меня были удачные и неудачные города. Когда я ехал в удачный город (Талдом, Шатуру или, например, Егорьевск), я прикидывал, смогу ли я побить рекорд предыдущей поездки. В неудачные города (Коломну, Чехов, Ногинск) я тоже ехал в настроении игрока - интересно, опять ни фига не выйдет или на сей раз прорвет? Неудачи только подхлестывали этот азарт. А уж если начинало, как некоторые выражаются, «переть», когда побывал всего в четырех конторах и нет еще полудня, а сумки уже пустые и купюры не умещаются в кошельке, - это просто кайф, настоящий кайф, какая-то даже эйфория наступала, и, повторюсь, не из-за заработанных денег (хотя и из-за них тоже), а от ощущения победы, блистательного решения трудной задачи.
Большой отрадой были путешествия. Я объездил все Подмосковье вдоль и поперек. Я бесчисленное количество раз ездил по всем радиальным направлениям Московского железнодорожного узла и по всем автомобильным дорогам, разбегающимся из Москвы. Если я в дороге засыпал, то, проснувшись и посмотрев в окно, моментально определял, где мы едем и скоро ли до пункта назначения. Как ни странно, многократные поездки по одним и тем же маршрутам не делали эти маршруты менее интересными - даже не знаю, почему так было. У меня сложилась устойчивая сеть маршрутов, но иногда я просто так, ради развлечения, ехал куда-нибудь, где еще не был, в какой-нибудь заведомо бесперспективный в плане торговли «медвежий угол» типа Лотошино или Луховиц, просто так, ради новой поездки. И предположения о бесперспективности подтверждались далеко не всегда - приехав в первый раз в далекое Лотошино, крошечный сонный поселок в ста шестидесяти километрах от Москвы, я продал сотрудникам тамошней администрации весь свой запас чая.
В определенный момент я поймал себя на мысли, что я, пожалуй, люблю своих клиентов. Люблю - это, конечно, громко сказано, но мысль о предстоящей встрече с кем-то из моих постоянных покупателей была приятна. Я и сейчас некоторых из них помню. Улыбчивые женщины из Фонда обязательного медицинского страхования в Талдоме. Улыбчивые женщины из егорьевского Пенсионного фонда. Торговка на рынке в Орехово-Зуево. Добродушный толстый талдомский риелтор, который однажды купил у меня чая сразу долларов на сто. Деловые дядьки из дедовской таможни. Улыбчивые женщины из солнечногорской налоговой инспекции. Они радовались моим приездам, делали предварительные заказы, заранее откладывали деньги. Мне было приятно обмениваться с ними ничего не значащими, но доброжелательными репликами. Хорошо было.
Конечно, огромным плюсом была свобода. Хочешь - работаешь, не хочешь - не работаешь. Куда хочешь, туда и едешь. Хочешь - вскакиваешь в пять утра, хочешь - спишь до десяти, причем, во втором случае шансы на успех оставались. Никто над душой не стоит, никто не командует, голод - твой единственный начальник.
Наконец, я имел дело с прекрасным товаром. С аккуратными, красивыми, яркими пачками чая. С пузатыми жестяными банками чая, драконы и слоны на боках. С чудесным чаем - крупнолистовым цейлонским, жасминовым китайским, ядреным индийским. Я научился разбираться в сортах, оценивать чай по внешнему виду листочков, знал стандартную английскую упаковочную маркировку, запомнил даже названия крупных цейлонских чайных плантаций. Все-таки, торговать чаем - это не то, что мужскими носками или бактерицидным пластырем.
Это продолжалось чуть больше года, а потом я нашел хорошую редакторскую работу, вернее, она меня нашла, и чайная торговля закончилась. Я до сих пор вспоминаю этот год с ностальгией. Прекрасная, в сущности, работа.
Очень надеюсь, что мне больше никогда не придется заниматься ничем подобным.
Евгения Пищикова
Темная классика
Человек с пустой бутылкой
У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса - вот и лунная ночь готова.
А. Чехов
I.
Валерий Леонов считает себя гением отблеска. Его умение находить стеклянную посуду по случайному блику, мгновенному проблеску (под всяким кустом, в самом темном лесу) известно всему бутылочному сообществу Восточного округа. Талантливейший юноша, популярный и уважаемый сборщик стеклянной тары - и надо же, чтобы жизнь всего за три последних года повернулась таким образом, что исключительное его рукомесло стало бесполезно, никому не нужно.
А было время, Леонов первым приезжал к месту бутылочной сдачи. На дворе было пять, много шесть часов утра. Валерий, празднуя конец ночной охоты, сгружал с велосипеда мешок добычи (тридцать - сорок пустых бутылок) и покупал в суточном киоске одну сигарету «Кент». Покупал, и бережно закуривал. Одна сигарета еще совсем недавно стоила один рубль. Примерно во столько же оценивалась (да и до сих пор оценивается) одна пустая пивная бутылка. Но не всякая - а только «темная классика». Или - так называемая «темная евробутылка». В пересчете же на трудозатраты эта самая одна евробутылка равняется десяти минутам поиска, полутора километрам сомнамбулического велосипедного бега по сырым дорожкам гольяновского лесопарка (очки резинкою удерживаются на постоянно склоненном челе, фонарик веревкой привязан к рулю), и под каждым кустом может блеснуть горло, бок или дно искомого сосуда.
Разве только небезызвестного передвижника Куинджи наш Валерий соглашался считать равным себе знатоком светового преломления. Блики жести, упаковочной бумаги, целлофана, битого стекла, фольги, скомканного газетно-журнального глянца - все особенности мгновенного электрического взрыва цвета и света знакомы Валерию и изучены им; но только на бутылки он научился реагировать, только и именно бутылки находит (вернее - находил) с исключительной сноровкой.
К тому же Валерьян большой знаток парковой инфраструктуры. Садовая архитектура лесопарка «Лосиный остров» груба, но функциональна; и кто лучше Валерия знает про низкую гигиену любовного падения новогиреевских и гольяновских девушек? Пылкое свидание в беседке; несколько пивных бутылок в остатке - достойная добыча…
Валерий Леонов - один из легендарных батлхантеров (поисковиков пустых бутылок) Москвы. Было же их в Москве неистовое множество. Чего стоит один знаменитый Градусник (Пушкинская площадь), а еще была Директор (Чистопрудный бульвар) - эта дама звенела на всю столицу. Звенела - пустой посудой. Или гремела. Или била склянки - что-то вроде этого. Никогда я не думала, что буду петь прощальную песню еще и этой профессии, да вот пришлось. Мы, так сказать, присутствовали при ее (профессии) рождении, мы и провожаем ее в небытие. Выйди вечером, молодой друг, юный читатель, на Чистопрудный бульвар - что ты увидишь своими свежими очами? Груду никому не интересной пустой стеклянной посуды увидишь ты. Ну, еще увидишь группу готов - так и хочется поставить ударение на втором слоге, и обнаружить вместо крашеных в «густое черное», обряженных в тюль девиц (кустарный макияж, дешевое кружево, синтетический бархат) прелестных пионерок. Ан нет - готы так готы.
Но если бы, юный друг, ты был более обычного наблюдателен (да если б еще тешил свою наблюдательность последние два-три года), ты увидел бы Даму-Директора - очень деловитую женщину лет этак шестидесяти в офисном костюме и тапках. Это - наша знаменитая батлхантерша Ди-ди. До десяти-пятнадцати человек сборщиков посуды работали на нее в лучшее время - но разве это предел для настоящего руководителя? Умеешь организовывать себя, сумеешь организовать и других. Она и вправду была в свое время директором Перовского универмага и славилась тем, что умела особенным способом справляться с алкогольной зависимостью. День за днем наша Директор носила в сумочке аптечные склянки, в каждую из которых было налито по двадцать граммов медицинского спирта, и принимала она одну склянку каждые сорок семь минут. Время было рассчитано до секунды. Днем ли, ночью - наш Директор всегда была на посту. Всегда была собранна, деловита. Производила впечатление скупой на слова и движения величавой чиновницы. А Градусник, господа, знаменит был тем, что умел до сотой «цыферки» определять градус любого предложенного ему напитка. И не только - он был как бы врачом, дегустатором всякого бульварного застолья - речь идет, разумеется, о соразмерных этому великому бульвардье ежевечерних торжествах. Помнится, я читала у Макаренко текст о том, как беспризорники коротали вечерние часы, - разумеется, варили в общем котле все то, что попадалось им днем под руку. И был у беспризорников такой же вот «профессор» (что-то мне подсказывает, что даже после ядерного армагеддона этот тип будет востребован), который, пробуя возле всякого очага варево, произносил только два слова: «Отрава» (можно есть) или «Могила» (супчик выливали в кусты). Разумеется, знаменитый Градусник был знаменит только потому, что таким же образом спасал ту или иную компанию прекрасных, великих, деклассированных людей от неразумного употребления совсем уж скверного алкоголя. То есть спасал от смерти.
