— Отец просил, чтобы мы еще до новолуния, выбрав подходящий день, снова навестили его. Может быть, вы заедете как-нибудь попрощаться с весной, пока не опали цветы? Захватите с собой лук…— просит Удайсё, и молодые люди уславливаются о встрече в ближайшие дни.
Пока им было по пути, они ехали вместе, беседуя, и Уэмон-но ками, не выдержав, завел разговор о принцессе.
— Создается впечатление, что ваш отец по-прежнему проводит большую часть времени в Весенних покоях,— не обинуясь, говорит он.— Очевидно, его привязанность к их обитательнице истинно велика. А как относится к этому принцесса? Государь нежно лелеял ее. Наверное, она кручинится теперь, лишенная его ласки, мне искренне жаль ее.
— О, вы заблуждаетесь! — отвечает Удайсё. — На самом деле все не так. Разумеется, к госпоже Весенних покоев отец относится иначе, чем к другим, ведь он сам воспитал ее. Но и принцессу он ни в коем случае не оставляет без внимания.
— Вам нет нужды обманывать меня. Я все знаю. Уверен, что ей слишком часто бывает грустно. А ведь Государь так любил ее… И кто мог подумать…
Отчего же, скажи,Соловей, средь цветов порхающий,Для гнезда своегоНе хочет выбрать себеВетку цветущей вишни?
Казалось бы, одна вишня под стать этой весенней птице, и все же… Как странно! — добавляет Уэмон-но ками словно про себя.
«Не слишком ли много внимания уделяет он принцессе? — подумал Удайсё. — Значит, я был прав…»
— Пусть в далеких горахГнезда вить привыкла кукушка,Могут ли ейНаскучить нежные краскиПышно расцветшей вишни?
Вправе ли мы требовать, чтобы предпочтение отдавалось одному-единственному дереву? Это невозможно, — отвечает он, а как разговор этот ему неприятен, старается перевести его на другой предмет.
Вскоре молодые люди расстались.
Уэмон-но ками, по-прежнему лелея честолюбивые замыслы, жил один в Восточном флигеле дома Великого министра. Он жил так уже давно, и часто ему бывало тоскливо и одиноко, но мог ли он кого-то винить? Впрочем, иногда он думал не без некоторой самонадеянности: «При моих-то достоинствах разве я не вправе надеяться?»
Однако после того памятного вечера Уэмон-но ками совершенно пал духом и, снедаемый сердечной тоской, помышлял лишь о том, как бы изыскать средство снова хоть мельком увидеть принцессу. «Женщины невысокого звания,— думал он,— довольно часто переезжают с одного места на другое — либо по случаю воздержания, либо для того, чтобы избежать нежелательного направления, и всегда можно улучить миг… Но принцессу охраняют столь бдительно. Я вряд ли сумею открыть ей свое чувство». Как обычно, он написал письмо на имя Кодзидзю:
«На днях ветер занес меня на „равнину Дворцовой ограды…“ (298). Воображаю, с каким пренебрежением отнеслась ко мне Ваша госпожа. С того вечера неизъяснимая тоска завладела душой. Вот и нынешний день провел, „печалясь лишь и вздыхая…“ (299).
Вчуже смотрюИ вздыхаю — сорвать не удастся,—Этот цветокМое сердце пленил в тот вечер,И тоска с каждым мигом сильней…»
Кодзидзю, не зная, о каком вечере идет речь, предположила, что это обычные любовные жалобы, и, когда возле принцессы никого не было, передала ей письмо.
— Меня пугает упорство, с каким этот человек, как видно до сих пор не забывший вас, докучает вам своими письмами,— улыбаясь, сказала она.— Но когда я вижу его печальное лицо… Право, иногда и себя бывает трудно понять…
— Что такое? — простодушно удивилась принцесса и принялась читать уже развернутое Кодзидзю письмо. Дойдя же до места, где говорилось: «но „вижу“ — не скажешь…» (299) — она покраснела, ибо, вспомнив о неловко задравшемся занавесе, сразу догадалась, что Уэмон-но ками имеет в виду.
Недаром Гэндзи так часто призывал ее к осмотрительности. «Не показывайтесь Удайсё, — говорил он, — вы слишком наивны и неосторожны. Иногда бывает достаточно малейшей оплошности». «А что, если Удайсё видел меня и сказал об этом господину? — ужасалась принцесса. — Господин наверняка рассердится…»
Забывая, что ее видел совершенно чужой человек, она думала прежде всего о том, как бы не навлечь на себя гнев Гэндзи. Право, что за дитя!
Видя, что принцесса на этот раз затрудняется с ответом еще более обычного, и понимая, что настаивать в таких обстоятельствах невозможно, Кодзидзю — как это уже не раз бывало прежде — потихоньку написала ответ сама:
«В тот вечер я не заметила на Вашем лице никакой печали. Право, даже обидно… Что Вы имеете в виду, говоря „не то чтоб совсем“? Не слишком ли Вы дерзки…
Тайны своейНе выдай ни взглядом, ни словом,Пусть не знает никто,Что мечтаешь о вишне, растущейНа недоступной вершине.
Но не тщетно ли?..»
Первая зелень 2
Основные персонажиБывший министр, господин из дома на Шестой линии (Гэндзи), 41—47 лет
Великий министр, Вышедший в отставку министр (То-но тюдзё) — брат Аои, первой супруги Гэндзи
Уэмон-но ками (Касиваги), 25(26)—31(32) год, — сын Великого министра
Третья принцесса, 15(16)—21(22) год, — дочь имп. Судзаку, супруга Гэндзи
Садайсё, Правый министр (Хигэкуро), — супруг Тамакадзура
Удайсё (Югири), 20—26 лет, — сын Гэндзи и Аои
Нёго Кокидэн — дочь Великого министра, супруга имп. Рэйдзэй
Принц Весенних покоев, новый Государь (имп. Киндзё), — сын имп. Судзаку и наложницы Дзёкёдэн
Нёго из павильона Павлоний (имп-ца Акаси), 13—19 лет, — дочь Гэндзи и госпожи Акаси
Государь из дворца Судзаку, Вступивший на Путь государь, Государь-монах (имп. Судзаку) — сын имп. Кирицубо, старший брат Гэндзи
Супруга Садайсё, супруга Правого министра, госпожа Найси-но ками (Тамакадзура), 27—33 года, — дочь Великого министра и Югао, приемная дочь Гэндзи
Дочь Садайсё (Макибасира) — дочь Хигэкуро от первой супруги
Принц Сикибукё — отец Мурасаки и первой супруги Хигэкуро, дед Макибасира
Принц Хёбукё (Хотару) — сын имп. Кирицубо, младший брат Гэндзи
Нынешний Государь, Государь из дворца Рэйдзэй (имп. Рэйдзэй) — сын Фудзицубо и Гэндзи (официально сын имп. Кирицубо)
Нёго из дворца Дзёкёдэн — мать наследного принца, сестра Хигэкуро
Государыня из дворца Рэйдзэй (Акиконому), 32—38 лет, — дочь Рокудзё-но миясудокоро и принца Дзэмбо, приемная дочь Гэндзи, супруга имп. Рэйдзэй
Госпожа Весенних покоев (Мурасаки), 33—39 лет, — дочь принца Сикибукё, супруга Гэндзи
Госпожа Акаси, 32—38 лет, — возлюбленная Гэндзи, мать имп-цы Акаси
Старая монахиня (монахиня Акаси) — мать госпожи Акаси
Обитательница Летних покоев (Ханатирусато) — бывшая возлюбленная Гэндзи
Найси-но ками со Второй линии (Обородзукиё) — придворная дама имп. Судзаку, бывшая возлюбленная Гэндзи
То-найси-но сукэ — дочь Корэмицу, возлюбленная Югири (см. кн. 2, гл. «Юная дева»)
Супруга Удайсё (Кумои-но кари), 22—28 лет, — дочь Великого министра
Госпожа Оомия — бабка Югири и Кумои-но кари (мать Аои и То-но тюдзё)
Вторая принцесса (Отиба) — дочь имп. Судзаку, супруга Касиваги
Трудно было ожидать большего, и все же… «Какая досада! Неужели и впредь придется довольствоваться столь же уклончивыми ответами? — сетовал Уэмон-но ками. — Неужели никогда не удастся „ей самой рассказать?..“ (300)»
Возможно, именно тогда в его сердце и зародилось недоброе чувство к Гэндзи, которого почитал он доселе превосходнейшим из людей.
В последний день луны в доме на Шестой линии собралось множество гостей. Пришел сюда и Уэмон-но ками, коротавший часы в тоске и мрачных раздумьях. «Полюбуюсь хотя бы цветами у ее покоев, — думал он, — может быть, сумею рассеяться…»
Дворцовые состязания по стрельбе из лука устраиваются обыкновенно на Вторую луну, но в том году, к величайшей досаде многих, их так и не успели провести, на Третью же луну приходились дни Удаления от скверны в память об ушедшей Государыне-супруге. Поэтому, когда прошел слух, что нечто подобное затевается в доме на Шестой линии, все поспешили туда.
Разумеется, приехали оба дайсё — левый и правый[36], связанные с хозяином дома родственными узами, а за ними и их подчиненные — каждый старался опередить остальных.
Гэндзи предполагал ограничиться «малыми состязаниями»[37], но, заметив среди гостей превосходных мастеров по стрельбе «стоя», призвал их к себе и попросил показать свое искусство. Лучшие стрелки были разделены на левых и правых, четных и нечетных.
