— Извини. — он снова отходит к окну.
На секунду прикрываю глаза. Нужно было включить свет. Освещения кухонного гарнитура недостаточно. Обстановка слишком интимная. На секунду представляю, что мы влюблённая пара. Мы проводили гостей. Я мою посуду. Потом я вытру руки. Гриша подойдёт со спины, как мгновенье назад. Поцелует в шею. Я обернусь к нему и начну торопливо расстегивать рубашку. Мы займёмся сексом, не доходя до спальни. Он будет возбужденно сжимать бедра, ловя мои губы своими.
Вытираю руки и повинуясь необъяснимому порыву, я совершаю большую глупость: шагаю к нему, отбирая у себя время на размышления. Подхожу непозволительно близко. Кладу руки ему на грудь, и встав на цыпочки, целую. Потом я спишу это на бокал красного. Потом. Не сейчас.
[3] Леонид Осипович Утесов —русский и советский эстрадный артист, певец, чтец, дирижер. Народный артист СССР
[4] Сплин —российская рок-группа из Санкт-Петербурга.
18
Осторожно целую его в уголок губ. Чувствую под ладонями тепло и размеренное сердцебиение. Чувствую каждый удар своего сердца. Прихватываю верхнюю губу. Перемещаю ладонь на щеку, мягко поглаживая.
Время останавливается.
Я целую нежно и неискусно, как могу, словно задавая вопрос. Гриша не отвечает на поцелуй, но и не прерывает его.
Я отстраняюсь и смотрю на него, надеясь прочесть ответ.
Он не открывает глаза еще несколько секунд. Я даже не заметила, как закоченела от открытого окна – все предплечья в мурашках. Он открывает глаза, и я проваливаюсь в весеннюю зелень. Мой отец чувствует то же самое, целуя его мать?
Гриша делает глубокий вдох:
— Вера, я же не дурак, вижу, что ты ко мне испытываешь. — Гриша тяжело вздыхает и продолжает. — Но я не могу ответить тебе взаимностью. У меня есть Ксюша.
Его слова бьют под дых. Мгновенно заливаюсь краской. Значит, хреновая из меня актриса, если он все понял спустя несколько встреч. Гриша только что, сам того не желая, разбил мне сердце. Я слышу звон осколков. Похоже, я рождена, чтобы меня отвергали важные мне мужчины. Сначала отец – Маслов Андрей Юрьевич, потом мой шеф – Дебольский Григорий Александрович. Чем больше я стараюсь, тем хуже. Чем отчаяннее я жажду любви, тем больше мне причиняют боль. Я не принадлежу к типу женщин, которых любят, а Ксюша и его мать, видимо, яркие представительницы этого типа.
— Кошка, не плачь. — его лицо страдальчески морщится.
Трогаю мокрые щеки. Ну зачем он так, решил добить ласковым прозвищем. Он хочет сказать что-то еще, но я машу головой. Я с размаху ударяюсь о землю, упав со своих ванильных облаков. Певица, мать его. Роковая соблазнительница. Меня приводит в ужас мысль, что Дора или Александр Федорович могут увидеть мои заплаканные глаза и все понять. Я пячусь из кухни и быстро запираюсь в ванной. Меня накрывает отчаяние. Все происходящее кажется пустым и бессмысленным.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Даже не хочу думать о том, как снова посмотрю ему в глаза. Сажусь на пол, прислонившись спиной к стиральной машине. Внутри так больно, будто я ела битое стекло. Начинаю раскачиваться из стороны в сторону и тихонько напевать себе колыбельную, которую мама пела мне в детстве.
Слышу голоса в коридоре, а потом хлопает входная дверь. Ещё какое-то время сижу на полу, вытянув ноги. На смену боли приходит мучительная пустота.
Призываю себя к спокойствию. Как говорила одна известная девушка – я подумаю обо всем завтра. Мне нужно добраться до кровати. Принимаю душ. Вытираю запотевшее зеркало и смотрю на свое отражение. Выгляжу жалкой. Собираю волосы в пучок. Кожу стянуло от мыла. Чищу зубы и надеваю белый халат, предназначенный для гостей. Такие обычно висят в дорогих гостиницах.
«Вера, представь, что сегодня ты уехала от боли, разочарования и отвержения далеко-далеко, остановилась в уютной гостинице и сейчас провалиться в сон.» – говру себе, глядя в зеркало, и сжимаю ткань халата.
В дверь раздаётся стук:
— Ты как там, живая? — взволнованно спрашивает Дора.
— Минуту.
Я споласкиваю душевую кабину, бросаю свои вещи в корзину и развешиваю сушиться полотенце. Ещё раз смотрю в зеркало, глаза почти не заплаканные. Осторожно открываю дверь.
Дора переоделась в чёрный, домашний халат.
— Горя сказал тебе стало плохо. Отравилась чем-то? — она осматривает меня. — Бледная какая. Уголь принести? Вроде все свежее было. — она разочарованно всплескивает руками.
Слава Богу, все ушли, пока я была в ванной. Хватаюсь за поданную идею, как за соломинку.
— Нет, спасибо, Доротея Аркадьевна. Это мигрень, меня иногда резко накрывает. Пойду спать. — отвечаю, прочистив горло. — Вы дверь на кухню закройте, на всякий случай, чтобы посудомойка Вам спать не мешала. Доброй ночи.
— Иди, деточка. — она еще раз бросает взгляд на меня и занимает ванную.
Захожу в гостиную. Забираю телефон и включаю увлажнитель воздуха. Розу решаю не забирать к себе в комнату. Меня мутит от одного взгляда на неё.
Расстилаю постель и плюхаюсь на кровать. Снимаю блокировку экрана. В мессенджере сообщение от Гриши:
«Все хорошо, Вер, не переживай. Сделаем вид, что ничего не было. Я в восемнадцать лет и не такую дичь творил. Жду тебя на работу, как обычно.»
«Да пошёл ты на хрен. Дичь он творил.» — злюсь и отшвыриваю телефон.
Закрываю глаза и на удивление быстро засыпаю.
Сплю беспокойно, ворочаюсь и постоянно просыпаюсь.
Мне снится Гриша. Они с Ксюшей целуются на Дориной кухне. Потом смеются и тычут в меня пальцами. Откуда-то появляются Лебедев с Надеждой Викторовной, они хватают меня за руки и тянут в разные стороны. Гриша не перестаёт в это время глумливо хохотать.
19
Потянулись долгие, серые дни, похожие друг на друга. Зима притворилась осенью с проливными дождями и ледяным ветром. Почему-то, когда стеной льет дождь на душе особенно тоскливо.
Мне не хотелось никого видеть, жизнь виделась бессмысленной, а я сама себе казалась жалкой и никчемной.
