— Ну да, — хихикнула она. — Дети все переженились, живут своим домом, я им буду только в тягость. Да мне и невесело будет без моего старичка, уж лучше мы уйдем вместе.
Тут все пассажиры углубились в подсчеты, сколько кому осталось времени — учитывались и месяцы, и дни. Жены спорили с мужьями.
Решительный мужичок в тесном костюме выпалил:
— Мне осталось ровно двенадцать лет, три месяца и четыре дня. Двенадцать лет, три месяца и четыре дня. Ни больше, ни меньше.
— Если, понятно, раньше не умрешь, — резонно заметил кто-то.
— Чепуха. Я не собираюсь умирать раньше. Разве я похож на такого, который умрет раньше? Мне еще жить двенадцать лет, три месяца и четыре дня, и пусть только кто попробует с этим спорить.
Стройный юноша, вынув изо рта длинную щегольскую сигарету, мрачно сказал:
— Хорошо, если кто высчитывает свой срок с точностью до дня. А много ведь таких, которые заживаются после срока.
— Это точно, — подхватил другой, и все негодующе загудели.
— Я не против, — продолжал молодой человек, то попыхивая сигаретой, то красиво смахивая с нее пепел, — не против, если человек тянет после дня рождения до следующего Дня Совета. Может, ему дела надо уладить, мало ли. Но эти трусливые паразиты, которые стараются дотянуть до следующей переписи и отнимают хлеб у молодых…
К ним, как видно, молодой человек питал личную неприязнь.
— А разве возраст всех и каждого не регистрируется? — мягко вмешался Арвардан. — Ведь трудно, должно быть, долго тянуть после дня рождения?
Все промолчали, не скрывая своего презрения к наивности вопроса, и наконец кто-то дипломатично произнес, будто закрывая тему:
— Да и несладко, по-моему, жить после шестидесяти.
— Особенно фермеру, — энергично поддержал другой. — Когда полвека проработаешь в поле, дураком надо быть, чтобы не радоваться, что уходишь. Но если ты чиновник или, скажем, бизнесмен…
Супруг с сорокалетним стажем рискнул высказаться, считая, видимо, что ему, как скорой жертве Шестидесяти, терять уже нечего:
— Тут все зависит от того, кто у тебя знакомые. — И многозначительно подмигнул. — Я знал человека, которому исполнилось шестьдесят через год после переписи восемьсот десятого года, и он жил, пока его не накрыли в перепись восемьсот двадцатого. Тогда ему было шестьдесят девять. Шестьдесят девять, подумать только!
— Как это он ухитрился?
— Деньги водились, и брат был в Обществе Блюстителей. С этакой комбинацией все можно.
Все согласились с рассказчиком.
— Слушайте, — таинственно начал молодой человек с сигаретой, — у меня был дядя, который прожил лишний год, всего год. Он как раз был из таких эгоистов, которые нипочем не хотят уходить. На нас ему было наплевать… Я не знал, что он живет, не то, честное слово, заявил бы на него, потому что уходить надо вовремя. Надо быть честным по отношению к молодым. В общем, его засекли, и блюстители первым делом вызывают нас с братом и спрашивают, почему мы не заявили. Я им говорю: я и понятия не имел, что дядя жив, и вся наша семья тоже, мы, говорю, его уже десять лет не видели. И наш старик подтвердил, и все-таки с нас содрали пятьсот кредиток штрафу. Вот что бывает, когда связей нет.
Растерянность Арвардана все возрастала. Они что, сумасшедшие? Как можно отрекаться от друзей и родных, желающих избежать смерти? Может, он случайно попал на самолет, который везет умалишенных в лечебницу или на эвтаназию? А может, все земляне такие? Сосед снова тяжело уставился на него.
— Эй, парень, откуда это «оттуда»?
— Простите?
— Я говорю, откуда ты? Ты сказал «оттуда». Это откуда же, а?
Теперь на Арвардана смотрели все, и смотрели очень подозрительно. Может, они принимают его за одного из этих самых блюстителей? А его вопросы наверняка сочли провокаторскими. Арвардан решился откровенно во всем признаться.
— Я не землянин. Бел Арвардан с Баронны, сектор Сириуса. А вас как зовут?
И протянул руку.
С таким же успехом он мог бы кинуть в середину салона атомную гранату.
Первоначальное выражение немого ужаса на лицах тут же сменилось злобой и враждебностью. Его сосед молча встал и пересел на другое сиденье, пассажиры которого потеснились, чтобы дать ему место.
Все отвернулись. Арвардана окружали теперь только враждебные спины. И это земляне так обращаются с ним, вознегодовал он. Земляне! А он-то протянул им руку дружбы. Он, сирианин, снизошел до общения с ними, а они его отталкивают!
Он сделал усилие и взял себя в руки. Этого следовало ожидать. Как видно, нетерпимость не бывает односторонней, и ненависть рождает ненависть. Кто-то подошел к нему, он возмущенно обернулся — это был молодой человек с сигаретой, который как раз закуривал.
— Привет, — сказал он. — Меня зовут Крин. Не обращай внимания на этих недоумков.
— Я и не обращаю, — отрезал Арвардан.
Общество парня его мало устраивало, и он не был настроен принимать сочувствие от землянина.
Но Крин, видимо, не отличался тонкостью восприятия. Он раскурил сигарету, сделав несколько сильных затяжек, и стряхнул пепел в проход.
— Деревня! — презрительно зашептал он. — Сплошные фермеры. Нет у них галактического кругозора. Ты с ними не связывайся. Вот, к примеру, я — у меня совсем другие взгляды. Живи и давай жить другим, я так понимаю. Я ничего не имею против чужаков. Если они ко мне хорошо относятся, то и я к ним буду хорошо относиться. Да чего там, никто ведь не выбирает, кем ему родиться — чужаком или землянином. Как по-твоему?
И он фамильярно потрепал Арвардана по руке.
Арвардан кивнул, но по коже у него пошли мурашки от этого прикосновения. Общаться с человеком, который жалеет, что не донес на своего дядю, было неприятно, независимо от его происхождения.
— Ты в Чику? — продолжал Крин. — Как, говоришь, тебя зовут? Албадан?
— Арвардан. Да, я лечу в Чику.
— Это мой родной город. Самый обалденный городишко на Земле. Ты надолго туда?
— Не знаю, не решил еще.
— А-а, Слушай, ты извини, но уж очень мне нравится твоя рубашка. Можно я посмотрю поближе? Сирианская, наверно?
— Да.
— Отличный материал. На Земле такую не достанешь. Слушай, друг, у тебя лишней с собой нет? Я у тебя куплю, если захочешь продать. Мигом провернем.
Арвардан решительно покачал головой.
— Извините, у меня с собой почти нет багажа. Я собирался купить себе одежду здесь, на Земле.
— Я дам тебе пятьдесят кредиток, — сказал Крин и, не получив ответа, обиженно добавил: — Это хорошая цена.
— Очень хорошая, но я уже сказал — у меня нет вещей на продажу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
