Он наблюдал, как провожатый, присев на корточки, перешептывался с остальными. Фросту стало интересно, где он находится. Судя по запаху — в районе порта; наверное, погреб или подвал, они спустились вниз на несколько лестничных пролетов. Убежище, сообразил он, именно то, что он искал.
— Мистер Фрост, — произнес старческий голос, — почему бы вам не присоединиться к нам и присесть. Подозреваю, что вы устали.
Фрост проковылял вперед и сел на пол возле лампы. Глаза его привыкли и тени обрели плоть, серые пятна стали оформляться в лица.
— Спасибо, — кивнул он, — я в самом деле притомился.
— У вас была тяжелая ночь, — посочувствовал старик.
Фрост опять кивнул.
— Лео говорит, что вас отправили в изгнание.
— Я могу уйти, только скажите, — смутился Фрост. — Но дайте мне немного отдохнуть.
— Зачем вам уходить, — сказал проводник. — Вы теперь один из нас. Мы все изгои.
Фрост вскинул голову и посмотрел на говорившего. У того было сероватое лицо, на щеках и подбородке топорщилась двухдневная щетина, но татуировок видно не было.
— Он не имел в виду, что каждый из нас заклеймлен, — пояснил старик. — Но все равно мы изгои. Мы, понимаете ли, несогласные. А нынче кто себе может это позволить? Мы не верим, вот какое дело. Хотя, можно сказать, что очень даже верим. Только не во все это, конечно.
— Я не понимаю, — сказал Фрост.
— Сразу видно, что вы не понимаете, где очутились, — хмыкнул старик.
— Конечно, нет, — раздраженно бросил Фрост, выведенный из себя насмешливым тоном. — Мне не сообщили.
— Вы в логове Святых. Взгляните-на на нас хорошенько! Мы — те самые безумцы, которые вылезают на свет божий по ночам и пишут на стенках всякие гадости. Это мы проповедуем на всех углах против Нетленного Центра. И раздаем листовки. Пока не подоспеет полиция и нас не разгонят.
— Послушайте, — устало произнес Фрост. — Мне все равно, кто вы. Я благодарен за то, что меня привели сюда, иначе не знаю, что бы я делал. Я собирался найти убежище, я знал, что должен спрятаться, но не знал — где. И тут подошел этот человек и…
— О-хо-хо, — вздохнул старик. — Гонимая невинность, да и только. Откуда вам было знать, что делать! Естественно, могли угодить в беду. Хотя вам не стоило беспокоиться, мы за вами приглядывали.
— Приглядывали? Зачем?
— Слухи. Всякое гуляет по свету, а мы ко всему прислушиваемся. Это, можно сказать, наша обязанность — собирать слухи и сортировать их.
— Дайте мне сообразить… — встряхнул головой Фрост. — До вас дошло, что я стал кому-то неугоден?
— Да. Вы слишком много знаете. Но что вы такое узнали лишнее — нам установить не удалось.
— Значит, вы следите за многими?
— Да не так уж, чтобы за многими, — сказал старик. — Хотя о Центре мы осведомлены неплохо, у нас там свои…
Конечно, подумал Фрост. Почему-то, несмотря на неожиданное участие, этот человек ему не нравился.
— Но вы устали, — заметил старец, — да, похоже, что и голодны.
Он поднялся и хлопнул в ладоши. Открылась какая-то дверь, и вдоль комнаты протянулась полоса света.
— Еды! — сказал он показавшейся в двери женщине. — Немного еды для нашего гостя.
Дверь закрылась, и старик придвинулся почти вплотную к Фросту. От него пахло немытым телом. Человек положил руки на колени, руки были грязны, ногти — не стрижены, под ними скопилась грязь.
— Могу себе представить, — произнес он, — что вы несколько разочарованы. Хотел бы, однако, чтобы это чувство оставило вас. На самом деле, мы люди добросердечные. Протестанты мы или диссиденты, какая разница, но мы хотим делать то, что считаем нужным, наш голос должен быть услышан.
— Kонечно, — кивнул Фрост. — Но мне кажется, существуют и другие способы оказаться услышанным. Вы добиваетесь этого чуть ли не полвека, а то и дольше…
— И не слишком преуспели, вы хотите сказать.
— Да, пожалуй, — согласился Фрост.
— Да, мы знаем, что не можем победить, — присоединился другой мужчина, — у нас нет средств, чтобы победить. Но совесть говорит, что мы должны стоять на своем. Пока наш слабый голос еще слышат в этой пустыне, мы от своего не отступим.
Фрост не ответил. Он ощутил, что погружается в сладкую летаргию и бороться с этим не мог.
Старик протянул грязную руку и положил ее на колено Фросту.
— Ты читал Библию, сынок?
— Да, местами. Большую часть…
— А зачем ты ее читал?
— Не знаю, — пожал плечами Фрост. — Потому что это человеческий документ. Или рассчитывал найти там душевное спокойствие, но в этом я не уверен. Да и вообще, это хорошая литература.
— Но ты читал без веры?
— Думаю, что так.
— Были времена, когда ее читали с благоговением. Kогда-то она являлась светом, надеждой, обещанием. А теперь вы говорите — хорошая литература. Это болтовня о бессмертии тела привела к такому… К чему теперь читать Библию, куда уж — верить ей, если бессмертие в руках государства. Государства! Каково? Бессмертие — это вечная жизнь, но кто может обещать такое, кто из смертных? Как вы можете это обещать?
— Вы ошибаетесь, — возразил Фрост, — я ничего подобного не обещал.
— Извините, я говорю вообще. Не вы, конечно. Центр.
— Да и не сам Нетленный Центр, — заметил Фрост, — скорее, просто человек. Он искал бы бессмертия, даже если бы Центра и в помине не было. Не в человеческой это натуре — желать и делать меньше, чем возможно. Да, он будет терпеть неудачи, но продолжит попытки.
— Это все от дьявола, — сказал старик. — Силы тьмы и зла всеми способами хотят уничтожить врожденную человеческую набожность.
— Возможно, — согласился Фрост. — Не хочу с вами спорить. Не теперь, может быть, в другой раз. Поймите, я благодарен вам и…
— А скажите, кто бы еще протянул вам в такой момент руку помощи?
— Никто, — покачал головой Фрост. — Не могу представить, кто бы еще мог это сделать.
— А мы сделали, — самодовольно сказал старик. — Мы, бродяги. Мы, простые верующие.
— Да, — согласился Фрост. — И я отдаю вам должное…
— А не задаете ли вы себе вопрос, почему мы поступили так?
— Пока нет, — сказал Фрост, — но задам еще.
— Мы поступили так потому, что ценим не смертную плоть человека, но душу его. Вы, верно, заметили, что в старинных хрониках народ исчислялся по количеству душ, а не голов. Это могло показаться вам странным, нелепым, но тогда человек больше думал о Боге, о грядущей жизни и куда меньше был озабочен земными делами.
Дверь приоткрылась, и в помещение снова проник свет. Вошла изможденная ветхая старуха и передала старику тарелку и полбуханки хлеба.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
