В этом сумасшедшем доме, называемом земля, кто-то становится Гаутамой Буддой, кто-то становится Танкой Тенненом или Ма-цзы... разве это не полный абсурд? Этому нет причины.
Вот он и смеется над странностью, мистичностью существования, — что к некоторым приходит расцвет, а к некоторым только горечь и страдание.
Поэтому его слезы были настоящими — исходящими из сострадания. И его смех был тоже настоящим — от сущей радости, видя, что он прибыл, в то время, как остальные, так и ходят кругами.
В южной Африке есть особая гусеница. Она очень похожа на человека, ее поведение очень человеческое. Она всегда следует за лидером. Вы обнаружите тысячи гусениц в ряд, каждая из которых следует за предыдущей.
Один ученый исследовал это странное поведение: следование за лидером. У него был круглый стеклянный стол с приподнятыми краями, наподобие тарелки, на который он поместил лидера. И он продолжал подкладывать новых гусениц до тех пор, пока круг не был завершен. Они начали двигаться по кругу — поскольку теперь идти было некуда. И не было способа остановиться, так как впереди двигалась другая гусеница — и так продолжалось, пока все они не умерли от полного истощения. Но они не останавливались до последнего вздоха. Они все продолжали и продолжали, и, в конце концов, умерли все, одна за другой. Старшие умерли первыми, потом старшими стали те, кто помоложе — и они умерли, потом старшими стали дети — и они тоже умерли.
Через семь дней весь стол был заполнен мертвыми гусеницами. И ученый, который работал с ними, сказал, что это очень по-человечески — вот так и ведут себя человеческие существа.
Кто-то следует Иисусу Христу — не зная, кто такой этот парень. В здравом ли он уме? Задумывались ли вы об этом? Все его поведение выглядит эксцентричным, его заявления — фанатичными. Только безумец может делать такие заявления — но миллионы и миллионы людей следовали ему на протяжении столетий. Двадцать столетий минуло; сколько миллионов человек умерло, следуя ему? Они не знают, куда он идет, кто он. Это и есть путь верующих.
Дзен не для верующих, он для первооткрывателей. Он не для отсталых людей, которые даже не рискуют подумать, кому они следуют и зачем. Почему вы индуист? — только из-за того, что случайно родились в индуистской семье. Такая случайность решает вашу судьбу. Почему вы христианин?
Но никто никогда не удивляется.
Размышление выглядит трудной задачей, так как оно приносит вам громадное разочарование. Оно отнимает вашу ложь, и внезапно вы чувствуете себя голыми. Оно отнимает ваши утешения, и внезапно вы попадаете в ненадежное положение. Поэтому лучше покрепче зажмурить глаза на тот случай, если они откроются сами в тот момент, когда вы о них забудете. Таким образом, один слепец следует за другим слепцом, не зная, куда идет первый — а первый почти что мертв. Две тысячи лет минуло, а люди до сих пор следуют слепому — и не только слепому, но слепому, который мертв вот уже две тысячи лет или пять тысяч лет.
Дзен подводит вас к тому, что быть случайным — не ваша судьба. Быть экзистенциальным — вот ваша судьба. Поэтому прекратите следовать, встаньте на свои собственные ноги и загляните внутрь. Следование это всегда взгляд наружу. Смотрите внутрь, и вы обнаружите вечное спокойствие. Конечно, в этом вечном спокойствии вы должны исчезнуть, но это сущая радость — исчезнуть.
Быть — это напряжение.
Не быть — это расслабление.
Хайку:
Старая сосна проповедует мудрость, а дикая птица возглашает истину.
Вы просто должны быть достаточно бдительны, и вы обнаружите, что вся природа исполнена мудрости, а все существование возглашает истину из разных источников.
Старая сосна проповедует мудрость, а дикая птица возглашает истину, — очень значительное хайку. Вам просто требуются раскрытые глаза, восприимчивость, чуткость, осознание, и все это существование становится вашим домом.
Дзен связан абсолютно с вашей раскованностью, потому что только в раскованности человек погружается достаточно глубоко в изначальные истоки жизни. Там он находит такую радость, что кому заботиться, есть он или нет? Радость есть, жизнь есть, существование есть, просветление есть.
Из-за бедности языка нам приходится называть человека просветленным — но когда случается просветление, человек исчезает. Тогда есть лишь просветление.
Вы не можете назвать Гаутаму Будду просветленной личностью, потому что личности больше нет. Только когда личности больше нет, есть просветление — совершенно ясное существование. Отовсюду мудрость стекается к вам, от каждой птицы исходит истина, от каждого цветка исходит красота, от каждой горы, от каждой реки... тысячи и тысячи восхвалений.
Все существование становится совершенно другим феноменом в тот миг, когда вы исчезаете. Стало быть, вы — это единственная проблема. Если вы можете растворить свою проблему... это значит, вам надо растворить самого себя.
Таким образом, для вас нет спасения, есть лишь растворение себя в окончательном. И нет ничего более огромного, более величественного, более чудесного.
Это растворение и есть Манифест дзен.
Вопрос Маниши:
Возлюбленный Ошо,
Томас Мертон писал: «Если христианский мистик имеет опыт, который можно феноменологически сопоставить с опытом дзен, существенно ли то, что христианин фактически верит, что он лично соединен с Богом, а человек дзен интерпретирует свой опыт как «шуньята», «ничто», или пустое бытие, осознающее себя? В каком, смысле можно эти два опыта называть мистическими?»
Возлюбленный Мастер,
почему столько христиан и поклонников дзен пытаются приспособить друг к другу эти два подхода?
Потому что они не могут бросить свою старую тюрьму, они настолько привыкли к ней. Эти два опыта не могут быть сопоставимы. Эти два опыта столь же далеки друг от друга, как ложь и истина.
Ориентированные на бога религии... Томас Мертон упоминает христианство, поскольку он христианин, но вы видите, его выражение начинается с «если». Всякий раз, когда есть «если», прямого опыта нет.
«Если христианский мистик» — на первом месте это самое «если». «Если христианский мистик имеет опыт» — христианский мистик не может иметь такого опыта — «который можно феноменологически сопоставить с опытом дзен...» Нет, абсолютно нет. Не может христианин феноменологически переживать нечто равное переживанию дзен, потому что основы их поиска совершенно различны.
«Существенно ли то, что христианин фактически верит, что он лично соединен!..» Да, это существенно. Быть лично соединенным с Богом — это вымысел. Человек живет галлюцинацией. Это не переживание истины, это переживание, спланированное системой веры в определенного Бога. Есть тысячи «богов» вокруг, не только христианский бог. Так что каждый может выбирать — они бывают всех размеров и всех форм. Этот товар вы можете купить на рынке — Будда, Иисус на кресте, Кришна, играющий на своей флейте — и вы можете поклоняться им. А если вы продолжаете поклоняться им, вы просто беспрерывно программируете свою память. Скоро вы приобретете иллюзии.
Христианин, мусульманин или индуист не может обладать никаким опытом, равнозначным дзен; вопрос не только в языке. Вот то, что пытается сказать Мертон. Он говорит, что это лишь лингвистическое различие; они пользуются другим языком, но опыт один и тот же. Если бы опыт был тем же, зачем Томасу Мертону было стремиться в Японию? Какая была необходимость?
Никогда не случалось, чтобы мастер дзен уходил в христианский монастырь. Нет необходимости. Мертон утешает себя и других христиан: «Не беспокойтесь, феноменологически ваш опыт можно сопоставить с дзенским опытом ничто. Нет, его нельзя сопоставить, так как ваш опыт это не опыт ничто. Ваше переживание является Богом, который заполняет ваше ничто, который является преградой ничто. Вашего Бога нужно убрать. А вместо того, чтобы убирать его, вы чувствуете тождественность с Богом, вы становитесь едины с Богом. Вы галлюцинируете, вы грезите с открытыми глазами.
Дзенское переживание шуньяты, ничто — не умственная проекция. Только одну вещь ум не может спроецировать — и это ничто. Это нужно понять. Ум может проецировать все; только одну вещь он не может проецировать, — ничто, — потому что, в попытке проецировать ничто ум должен полностью опустошить себя. В таком опустошении ум просто исчезнет. Ум есть ни что иное, как мысли, собранные вместе.
Мы называем пять человек, живущих в одном доме, семьей. Разделите этих пятерых, — и где же семья? Слово «семья» было лишь собирательным названием. Мы называем определенную группу людей «Ротари-клубом». Выведите членов клуба наружу одного за другим, и посмотрите, есть ли по-прежнему «Ротари-клуб» внутри здания. Там никого нет.
