Его брови предостерегающе подскочили вверх. Ла Вей почувствовал, что ее слова проскользнули сквозь потрепанную сеть самообладания, потому что в наступившем молчании он почти слышал не произнесенное ею слово «дьявольщина».
– Учитывая, что человек с вашим положением и авторитетом, владеющий таким домом, как у вас, имеет право на то, чтобы ему прислуживали и представляли его элегантные, изысканно одетые слуги – такие, как у ваших гостей, – смело продолжала Элайза. – И если вы начнете с покупки ливрей для лакеев, они сочтут, что они важны для вас, а преданности лакеев нет цены. Впрочем, возможно, цена вам известна. Потому что в вашей финансовой смете я не увидела расходов на преданность.
Он должен был разгневаться, поскольку ее речь рискованно приблизилась к нарушению субординации. Но, по крайней мере, ему с ней было не скучно.
Одни деревья валятся от долгого сопротивления сильному ветру, другие, напротив, прорастают в глубину более сильными корнями.
Лорд Ла Вей заподозрил, что знает, какого рода деревом будет миссис Фонтейн.
– Прекрасная речь, миссис Фонтейн.
Она улыбнулась напряженной, серьезной улыбкой.
Ла Вей вздохнул:
– Очень хорошо. Можете нарядить лакеев. По сути, ваши доводы настолько убедительны, что я уже требую, чтобы вы переодели лакеев. Но я не выделю на это дополнительных средств, если вы пришли ко мне ради этого. Считайте это проверкой вашей изобретательности.
Принц смотрел на лицо Элайзы, более выразительное, чем она предполагала. Впрочем, возможно, она и не понимала, что по нему можно было прочесть все ее эмоции. Наконец она приняла решение.
– Благодарю вас, лорд Ла Вей. Ничто не доставит мне такого удовольствия, как такая проверка.
– И только Господу известно, что я не смогу спокойно спать по ночам, если вы не будете получать удовольствия, миссис Фонтейн, – тихо проговорил он.
По правде говоря, он весьма извращенно получал удовольствие от себя самого.
Чувство, длившееся секунд двадцать, вмиг исчезло, когда Филипп, случайно взглянув на стол, увидел письмо от Мари-Элен, на которое он так и не ответил. Рядом лежало послание от адвоката в Париже, которого он боялся больше всего, под ним – письмо от деда.
Настроение ла Вея явно ухудшилось, он помрачнел, словно по небу только что проплыла очередная грозовая туча.
Заметив это, Элайза откашлялась:
– Если вам захочется бросить что-то в стену, лорд Ла Вей, я пришлю Мэри собрать осколки. Но должна вам сказать, что на это ей потребуется минут пятнадцать, ведь ей придется искать мелкие кусочки в ворсе ковра и за портьерами. Учитывая размер ее жалованья, цена этого для вас составит… – Она закинула голову, делая в уме подсчеты. – Около шиллинга.
Ла Вей изумленно смотрел на нее.
– Вижу, что вы ознакомились с моей сметой.
– Это действительно произведение искусства, – заявила Элайза совершенно искренне.
– А вы очень быстро произвели в уме расчеты.
– Я уже сказала вам во время собеседования, что у меня неплохо работает голова. Я не решилась бы вам солгать, лорд Ла Вей, особенно зная, как вы нетерпимы ко лжи, – рассудительно проговорила Элайза.
Несмотря на то что ее лицо, безмятежное, как у монашки, выражало почтительность и серьезность, ее выдавали глаза. Конечно, блеск мог быть отражением света, льющегося в окно, но Филипп не вчера родился, а потому узнал злую иронию, едва приметив ее.
Ла Вей задумался: сколько еще времени он будет терпеть этот обмен колкостями?
«Эта женщина обладает невероятным шармом, – подумал он. – Только он спрятан в ней так же надежно, как ее волосы заколоты шпильками. Она едва не лопается, пытаясь сдержать себя».
Миссис Фонтейн являла собой этакое приятное пособие для изучения контрастов: темные-темные глаза – бледный-бледный цвет лица, красные и весьма пухлые губы – брови тонкие, как знаки препинания.
В конце концов, раньше она была школьной учительницей.
Ла Вей заметил, что ее платье перелицовано – вполне умело, надо сказать, однако у подола можно разглядеть едва заметную выцветшую полосу. Он всегда замечал такие вещи. А поскольку Филиппу казалось, что он уже начинает узнавать свою экономку, то он был уверен, что она предпочла бы, чтобы он ничего такого не разглядел. Миссис Фонтейн – гордая женщина.
– Мне очень понравились цветы, – почти ласковым тоном сказал он.
Элайза повернулась к цветам, а затем – к лорду ла Вею, и покраснела от удовольствия.
– Я так рада этому, милорд. Должна заметить, что в вашей замечательной финансовой смете не нашлось места для цветов. Без сомнения, причина этого в том, что свежие цветы невозможно доставить человеку, находящемуся в море, поэтому вы и не включили их в бюджет. Хотя не могу не напомнить вам: здесь мы не в море.
Еще немного – и лорда ла Вея развеселило бы то, с какой изобретательностью миссис Фонтейн вела эпическую борьбу за власть самыми изощренными средствами, какие только можно было себе представить. По сути, она пыталась издеваться над ним, но так, чтобы он этого не понял.
Если не считать того, что сейчас она прекрасно осознавала, что он все понимает, в этом Ла Вей был абсолютно уверен.
– Как много замечаний вы испытываете необходимость сделать, миссис Фонтейн? – побормотал он.
Кажется, своими словами он привел ее в замешательство.
– А откуда появились эти цветы? – Ему действительно было интересно.
– Изобретательность, милорд.
– Неужели, миссис Фонтейн? Должно быть, вы получаете настоящее удовольствие от своей работы. В ней так много возможностей для изобретательности.
Лорд Ла Вей был готов поклясться, что слышит, как закрутились колесики ее хорошего отлаженного мозга в поисках подходящего ответа на его слова.
– Моя работа – это то, на что я надеялась, – наконец смело заявила она.
Похоже, это было искреннее замечание.
Ла Вей вздохнул. Знакомая боль начинала вонзать в него свои когти. Он с шумом втянул носом воздух и покосился на графин с бренди. «Всего один бокал, хотя еще только полдень…» Он не хотел становиться зависимым.
– Очень хорошо, – проговорил Филипп. – Пусть для лакеев доставят ливреи. И если это все, миссис Фонтейн, то вы свободны.
– Благодарю вас, лорд Ла Вей.
Он смотрел ей вслед. То, как быстро она двигалась, все линии ее тела – узкие плечи, тонкая талия, переходящая в аккуратные маленькие ягодицы, тонкая полоска бледной кожи над кружевным воротничком ее сизого платья – все напоминало ему певчую птичку.
Остановившись, миссис Фонтейн повернулась к нему, как будто знала, что его взгляд опустился на ее ягодицы, как только она оказалась к нему спиной. Он быстро поднял глаза, но в них не было и намека на смущение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
