публичных агентов влияния.
— Нет Сергей, про твои деньги мы не забыли, а вот ты кажется забыл, что все эти вечнозелёные миллиарды, лежал в виде невзрачных нулей и единиц, в наших банках. Так что их уже в течении суток сначала заморозят, а потом перенаправят туда куда нужно нам.
— Это бесчестно — прорычал Дипломат.
— Бесчестно, и это говорит тот, кто лично убил своего друга, полковника Геннадия Строева, который был единственным человеком, едва не остановившем вас с генералом Пичугиным. И вы его не просто убили, но и выставили всё так, будто он покончил жизнь самоубийством, и это несмотря на то, что вы дружили с ним больше сорока лет.
— Это был просто правильное бизнес решение. Человек мешал и его пришлось убрать. — просипел дипломат и его выпученные глаза с робкой надеждой уставились на собеседника.
— Вот и в вашем случае Сергей Валерьевич, это всего-навсего наше правильное бизнес решение. Вы просто фигура, которую надо вовремя и с пользой дела, отдать на заклание врагу и убрать с шахматной доски, для того чтобы продолжить интересную и скорее всего беспроигрышную партию — сообщил куратор и указал на генерала Пичугина. — И кстати ваш ручной генерал ФСБ, в тот момент, когда его потенциал будет выработан, и нам это понадобится, тоже уйдёт на покой похожим на ваш способ.
И как только куратор договорил, частичка меня покинула прошлую реальность и снова преодолев весь долгий путь, вернулась в лето 1978 года.
* * *
Резко очнувшись, я по новой вспомнил всё что произошло в прошлой жизни и невольно задумался над незавидной судьбой тех, кто меня однажды убил.
Глава 11
Красные флажки
Деревня Артельная.
По какой-то причине, я поверил любопытному представлению, увиденному в глубокой фазе необычайно реального сна. Подсознание приняло информацию, пришедшую из прошлой жизни, по неимоверно сложным каналам и выдало свое положительное заключение.
Значит мои убийцы, Дипломат и Антоша добились того к чему так долго стремились и наконец попали в лапы тех, кто их выдоит по полной, а потом выбросит на помойку истории как использованный, резиновый контрацептив.
Увы, но их участь совсем незавидна. А ведь раньше они были элитой страны и имели практически всё и всех. Власть, деньги и любые блага цивилизации, были в реальном, а не в виртуальном доступе.
Прислушавшись к себе, я внезапно осознал, что, хотя в душе и всколыхнулась тень некоего удовлетворения, совмещённого с чувством справедливости, однако дикого восторга, произошедшее с бывшими друзьями, у меня не появилось.
Просто парочка предателей получила по заслугам, вот и всё. А ведь они могли бы стать другими, если бы кто-то вовремя обратил на них внимание, остановил и настучал хорошенько по пятой точке.
Если честно, то из-за людей и событий, окружающих меня в этой реальности, я начинал забывать, что попал сюда совсем из другого времени, имеющего другие законы.
Вот и сейчас, свершившаяся месть, вызвала чувство лёгкого безразличия. Ведь сейчас меня больше заботит то, что происходит в этой реальности и в этом временном периоде, в котором, трава была намного зеленее и коровки на ней паслись помоложе.
К тому же тут у меня имеется шанс всё изменить и наставить молодые копии бывших друзей на путь истинный. Конечно в этой реальности, доступ к ним у меня пока ограничен, но ведь если я очень постараюсь, то добиться чтобы они не повторили путь своих старших воплощений, обязательно смогу.
Посмотрев на наручные часы, я убедился, что время поспать ещё имеется и потому снова улёгся на набитый перьями тюфяк, кинутый на составленные вместе лавки и практически сразу отрубился. На этот раз провалившись в обычный сон, в котором мне снилась тайга, ночная охота со стрельбой и красные, почему-то светящиеся в темноте флажки, расставленные вдоль мощённой камнем дороги.
Ничего необычного в этом сне вроде как не было, но в тот момент, когда рано утром, в небольшое окошечко предбанника, настойчиво постучал дед Щукарь, у меня возникло стойкое чувство, что в процессе сна, за мною внимательно следили чужие глаза, находящиеся где-то далеко. Причём по какой-то причине я точно знал, что эти глаза принадлежат существу женского пола.
— Ну что лейтенант, ты готов? — спросил дед, когда я вышел из бани уже облачённый в бронежилет, разгрузку и с автоматом Калашникова на плече.
— Да Павел Лукич, как говорится, готов к труду и обороне — бодро изрёк я, при этом содрогнувшись, от заставившего поёжиться, холодного тумана. В этот утренний час он не просто стелился по земле, а разливался по останкам деревни словно вышедшая из берегов, вскипевшая река, наполненная белёсо-призрачным молоком. — Правда ты мне так и не объяснил на кого охота и зачем вставать в такую рань?
— Ну почему же не объяснил — возразил дед и ухмыльнувшись, затянулся самокруткой. Затем он покачал головой и выпустил в сторону расстрелянного дома тётушки Авдотьи, дымную струю пахучего самосада. — Я же сказал ещё вчера, «утро вечера мудренее». К тому же, если бы ты знал на кого идём охотиться, то хитрая тварь могла через тебя о том случайно прознать.
— Даже так. Значит тварь и мысли читать умеет — удивился я.
— Ну читать мысли — это навряд ли, но природный дар считывать чужие эмоции у неё точно имеется — сказал дед Щукарь и протянул мне курковую двустволку горизонталку, тульского производства. — На ка лейтенант, держи трофейное ружьишко. Твой автомат, это конечно хорошо, но в данном деле вполне возможно, этот старичок будет полезнее.
— Курковая. Двенадцатого калибра — сказал я, вспомнив что у моего деда в Рязани, на ковре весела точно такая же.
— Ты меня лейтенант зенками так не сверли. Хочешь не скороспелым как сейчас, а настоящим Ведьмаком стать, способным любого хитрого зверя взять, пришедшего с той стороны, так старика слушай и науку мою на ус мотай. А насчёт ружья, так я потом тебе всё растолкую — пообещал дед Щукарь и указал на потёртый патронташ с дюжиной латунных патронов и два доверху набитых рюкзака. — Один баул тебе, а второй Шпала потащит.
Так и порешили. Высвободив пленного старателя из подвала, я подождал пока он справит все нужды и обмоется в бочке, а потом всучил ему тот рюкзак что потяжелее и приказал в дороге помалкивать. А уже через пять минут наш отряд направился в сторону старого мазутного болота.
Правда добравшись до него, мы не потопали по пересекающей болото тропе, а начали обходить черную трясину намного правее, по большой дуге, при этом значительно отклоняясь от ведущего в поселок, прямого пути.
А когда мы удалились от деревни на пяток километров по очень старой и давно заросшей просеке, над деревьями наконец появилось солнышко и туман начал быстро отступать. Видимость улучшилась, и я начал на каждом шагу обнаруживать следы жизнедеятельности человека.
В центре просеки нашлась старая насыпь с остатками шпал и следами рельс. По пути встречались развалившиеся деревянные постройки и старые, частично заросшие вырубки. И чем дальше мы удалялись, тем вырубки становились свежее.
В итоге, через три часа хода, наша группа вышла на недавно очищенную от леса делянку и пересекла разбитую дорогу, проделанную бульдозерами и лесовозами. Перебравшись через неё, дед Щукарь остановился и вытащив свою ржавую подкову, начал водить ею из стороны в сторону, словно она была антенной сканера, ищущего правильный сигнал.
Наконец определив нужное направление, он объявил короткий привал и позволил нам перекусить тем что выложил на большой, кедровый пень.
Во время нашего дальнейшего путешествия, опасность особо не ощущалась. Отправленные на разведку теневики, тоже ничего подозрительного не находили. Однако даже не смотря на солнечный день, в атмосфере начало расти тревожное напряжение. И пик его наступил в тот момент, когда мы вышли к стоявшему посреди леса ржавому паровозу.
— Да это же тот самый паровоз, с Артельной — внезапно изрек явно струхнувший Шпала и встав как вкопанный, начал испуганно озираться по сторонам.
— Ну да, угадал, он самый, Артельный паровоз. Ну паря, и чего встал? Или испужался? — с нажимом спросил дед Щукарь
— Дедушка, я туда не пойду — неожиданно прошептал Шпала и начав пятиться, упёрся спиной в ствол высоченного дерева.
— Да нет Шпала, ты у меня не только туда пойдешь, но и, если нужно, как миленький в припрыжку побежишь. Никуда не денешься — грозно возродил дед и в этот момент я понял, что именно пространство за паровозом, Шпала боится, как огня.
— А что
