— Он.
— Да говорю вам… Ой, правда… вполне возможно… Ах, мерзавец, как на себя похож! — наивно прошептал Ганимар. — А те, другие, сообщники?
— Нет, его соседка — леди Кливден, вторая — герцогиня Клит, а напротив — испанский посол в Лондоне.
Ганимар шагнул было вперед, но Херлок удержал его.
— Какая неосторожность! Ведь вы же один!
— Он тоже.
— Нет, на бульваре сторожат его люди… Да и в самом ресторане, вон тот господин…
— Но как только я схвачу Арсена Люпена за шиворот, громко назвав его имя, весь зал, все официанты сбегутся мне на помощь.
— Лучше бы все-таки иметь нескольких полицейских.
— Это в том случае, если друзья Люпена будут настороже. Нет, согласитесь, господин Шолмс, у нас нет выбора.
Он был прав, Шолмс чувствовал это. Лучше всего попытать счастья и воспользоваться такими исключительными обстоятельствами. И он лишь дал Ганимару последний совет:
— Постарайтесь, чтобы он узнал вас как можно позже.
А сам спрятался за газетным киоском, не выпуская Люпена из поля зрения. Тот как раз, склонившись к соседке, что-то улыбаясь говорил ей.
Засунув руки в карманы, инспектор стал переходить улицу с видом человека, хорошо знающего, куда он идет. Он, едва ступив на противоположный тротуар, резко повернулся и одним прыжком вскочил на крыльцо.
Раздался резкий свист. Ганимар натолкнулся на выросшего вдруг перед дверью метрдотеля. Тот с возмущением выталкивал его, как незваного гостя, чей вид мог бы нанести вред репутации шикарного ресторана. Ганимар покачнулся. В это время показался господин в рединготе. Он немедленно принял сторону инспектора, и оба, он и метрдотель, вступили в ожесточенную перепалку, не отпуская при этом Ганимара, поскольку один хотел во что бы то ни стало вытолкнуть инспектора вон, а другой заталкивал его обратно, так что, несмотря на все свои усилия, а также бурные протесты, несчастного оттеснили к нижним ступенькам крыльца.
Тут же собралась толпа. Двое полицейских, привлеченные шумом, попробовали было проложить себе дорогу в толпе, но им не удалось пробиться сквозь твердо стиснутые плечи, широкие спины, оказавшиеся на пути.
И вдруг, как по волшебству, путь оказался свободен! Метрдотель, поняв свою ошибку, извиняясь, отступил, господин в рединготе перестал наконец защищать инспектора, толпа расступилась, пропустив полицейских, а Ганимар кинулся к столу, за которым сидели шестеро… Но там осталось всего лишь пять человек! Он огляделся… выйти можно было только через дверь!
— Где тот, что сидел на этом месте? — крикнул Ганимар оставшимся, замершим от удивления пятерым. — Вас было шестеро… Где шестой?
— Господин Дестро?
— Да нет! Арсен Люпен!
— Этот господин поднялся наверх, — вмешался подошедший официант.
Ганимар бросился следом. На верхнем этаже располагались кабинеты, и оттуда был выход прямо на бульвар.
— Ищи его теперь, — вздохнул Ганимар. — Он далеко!
Но он не был так уж далеко, всего в каких-нибудь двухстах метрах, катил себе в омнибусе «Площадь Мадлен — Бастилия», запряженном бегущей рысцой тройкой лошадей. Вот омнибус пересек площадь Оперы и удалился по бульвару Капуцинов. На площадке беседовали двое высоких парней в котелках. А на империале, вверху лесенки, дремал маленький человечек: Херлок Шолмс.
Голова его покачивалась из стороны в сторону, и, убаюканный мерным движением экипажа, он вел сам с собой разговор:
— Если б только славный Вильсон мог сейчас меня видеть, как бы он гордился своим коллегой… Ба!.. Едва раздался свист, сразу стало ясно, что партия проиграна. Оставалось лишь последить за выходами из ресторана. Нет, правда, когда имеешь дело с этим чертовым Люпеном, жизнь становится такой интересной!
На конечной остановке Херлок выглянул в окошко и увидел, как Арсен Люпен выходит в сопровождении своих телохранителей. Он даже услышал, как тот шепнул: «На площадь Звезды».
«На площадь Звезды, чудесно, там и встретимся. Уж я-то не опоздаю. Пусть себе садится в фиакр, а я в экипаже поеду за этими двумя».
Эти двое пешком направились на площадь Звезды и позвонили у дверей домика под номером сорок по улице Шальгрен. Уличка была пустынной, извилистой, и Шолмсу удалось спрятаться в углублении между домами.
Отворилось одно из двух окон первого этажа; человек в котелке захлопнул ставни. Над ними тотчас же осветилась фрамуга.
Спустя минут десять в ту же дверь позвонил еще один человек, а за ним — следующий. И наконец, возле дома остановился наемный автомобиль. Шолмс увидел, как из него вышли двое: Арсен Люпен и дама в густой вуали, закутанная в манто.
«Конечно, Белокурая дама», — подумал Шолмс в то время, как автомобиль отъезжал.
Он подождал еще немного, затем приблизился к дому, залез на край оконной рамы и, встав на цыпочки, сквозь фрамугу поглядел в комнату.
Облокотившись о камин, Арсен Люпен оживленно о чем-то говорил. Все остальные внимательно слушали, окружив его. Среди них Шолмс сразу узнал господина в рединготе и ресторанного метрдотеля. Что же до Белокурой дамы, она сидела в кресле к нему спиной.
«Держат совет, — решил он. — Их взволновали события сегодняшнего вечера, и теперь надо высказаться. Эх, взять бы их всех сразу!»
Кто-то из сообщников повернулся к окну — он быстро спрыгнул вниз и отбежал в тень. Из дома вышли господин в рединготе и метрдотель. В тот же момент осветились окна второго этажа, потом кто-то закрыл ставни. И наверху, как и внизу, стало совсем темно.
«Он с ней остался внизу. А двое сообщников живут на втором этаже».
Почти всю ночь он, не шелохнувшись, простоял на страже, опасаясь, что если уйдет, Арсен Люпен снова может исчезнуть. В четыре утра, заметив в конце улицы двух полицейских, он объяснил им, в чем дело, и велел дальше следить за домом.
А сам отправился к Ганимару домой на улицу Перголез и разбудил его.
— Он опять у меня под колпаком.
— Арсен Люпен?
— Да.
— Если под таким же колпаком, как и вечером, лучше мне лечь обратно в постель. Ладно, пошли в комиссариат.
Они дошли до улицы Месниль, а оттуда отправились домой к комиссару господину Декуантру. Затем в сопровождении полдюжины агентов вернулись на улицу Шальгрен.
— Что нового? — обратился Шолмс к полицейским, несущим вахту.
— Ничего.
Рассветное небо уже посветлело, когда, отдав все распоряжения, комиссар позвонил в дверь и направился к будке консьержки. Напуганная его вторжением, вся дрожа, женщина ответила, что на первом этаже не было никаких жильцов.
— Как это никаких жильцов? — воскликнул Ганимар.
— Ну да, это жильцы со второго этажа, господа Леру… Они поставили внизу мебель для родственников из провинции…
— Одного господина и дамы?
— Да.
— Ведь они пришли все вместе вчера вечером?
— Может быть… я ведь спала… И все же как-то не верится, вот ключ… они его не попросили…
Этим самым ключом комиссар отворил дверь с противоположной стороны вестибюля. На первом этаже было только две комнаты: обе они пустовали.
— Невозможно! — взревел Шолмс. — Я их видел, и его и ее.
— Не сомневаюсь, — хихикнул комиссар, — да только их нет.
— Пошли на второй этаж. Они, должно быть, там.
— На втором этаже живут господа Леру.
— Вот и допросим этих господ Леру.
Все вместе поднялись по лестнице. Комиссар позвонил. Со второго звонка дверь открыл свирепого вида человек в рубашке без пиджака. Это был не кто иной, как один из телохранителей.
— Да в чем дело? Что за грохот? Чего людей будите?
Но вдруг осекся:
— Боже милостивый… Я не сплю? Господин Декуантр! И вы, господин Ганимар? Чем могу служить?
Послышался оглушительный взрыв хохота. Ганимар, согнувшись пополам, затрясся в приступе неудержимого смеха.
— Это вы, Леру, — твердил он. — Ой, как смешно! Леру, сообщник Арсена Люпена… Ой, умру! А ваш брат, Леру, он тоже здесь?
— Эдмон, где ты? К нам пришел господин Ганимар…
Показался второй мужчина, при виде его на Ганимара напал новый приступ веселья.
— Возможно ли это? А я и не думал… Ах, друзья, оба вы попали в дрянную историю… Кто бы мог подумать! К счастью, есть на свете старина Ганимар, а у него — верные друзья и помощники… приехавшие издалека!
И, обернувшись к Шолмсу, представил обоих:
— Виктор Леру, инспектор Сюртэ, один из лучших в железной бригаде. Эдмон Леру, главный специалист антропометрической службы…
Глава пятая
Похищение
Херлок Шолмс остался невозмутимым. Возражать? Обвинять этих двоих? Бесполезно. У него не было никаких доказательств, и даже если бы, пожертвовав своим временем, он собрал их, никто бы не поверил.
Напрягшись, сжав до боли кулаки, он думал только о том, как бы не показать торжествующему Ганимару свою злость, не дать почувствовать снедавшую его горечь разочарования. Он почтительно поклонился этим оплотам общества, братьям Леру, и пошел прочь.
