– Поэтому ты отказываешься переодевать панталоны?
Она с несчастным видом кивнула:
– Я подумала, ты придешь в ужас.
– Но я тоже не ношу подштанники, – сказал он с легкой улыбкой, играющей в уголках губ – весьма привлекательной улыбкой. – Так что пусть тебя это не смущает.
– Т-ты тоже?
– Ну да. – Он усмехнулся. – Только отъявленные педанты носят их.
О Боже. Это в высшей степени интимный разговор.
– Я думала, что ты как раз и есть отъявленный педант. – Пиппа посмотрела на пуговицы его сюртука.
– Только когда я при дворе. Ты, похоже, забываешь – я по большей части рос в Бэллибруке, в Ирландии, в деревне. – Грегори снова подался вперед. – Так что никаких отговорок. Снимай панталоны. – Он полез в сумку, вытащил другую пару и бросил на спинку ее сиденья.
В этот раз, когда он развернул между ними одеяло, ей в голову лезли всякие крайне неподобающие образы. Она не должна была представлять Грегори без подштанников, однако представляла. Она воображала, как он натягивал панталоны этим утром. Интересно, он спал совсем голый или в ночной рубашке?
Медленно, ударяясь коленками об одеяло, Пиппа отстегнула подтяжки, стащила с себя панталоны и подтолкнула их босой ногой в сторону Грегори.
Боже милостивый, какой же незащищенной она себя чувствовала, даже несмотря на одеяло, длинную рубашку и полы сюртука.
– А волосы? – бодро проговорил Грегори, продолжая держать одеяло. – Как ты с ними справилась?
Пиппа поневоле улыбнулась. Он, как может, старается отвлечь ее. Наполовину сидя, наполовину стоя она натянула другие панталоны и прицепила их к подтяжкам – в них и в самом деле было просто чудесно, он оказался прав: ей необходима сухая одежда.
Она заглянула поверх края своей маленькой крепости.
– Благодарение Богу, у меня есть несколько париков. Тот, которым я воспользовалась сегодня, надо будет высушить. – Пиппа тихо засмеялась. – Кстати, нам больше не нужно одеяло.
Его глаза засветились.
– Вот и отлично. – Он отложил одеяло в сторону. – Оно официально ушло в отставку, достойно послужив во имя хорошего дела.
– А пенсион оно получит? – Пиппа снова села.
– Нет. Боюсь, подобная льгота на него не расстилается. – Он выгнул бровь.
– Это была ужасная шутка. Но спасибо за помощь и за пирог с говядиной, который ты мне скоро купишь. Долго еще?
– Уже нет. – Он вручил Пиппе сухие чулки и запасные башмаки. – Около получаса. Ты останешься в карете, пока мы будем менять лошадей.
– Я же сказала, что не поеду домой. – Она натянула чулки, обулась, потом протянула руку и забрала свою холщевую сумку с его сиденья. Порывшись в ней, достала еще один парик, щетку и маленькую баночку с помадой для волос. А потом стала вытаскивать из волос оставшиеся шпильки. Будет заново подкалывать свои локоны. И для этого ей не требуется зеркало.
Грегори ухмыльнулся:
– Не думаешь же ты, что тебе удастся провести кого-нибудь этим маскарадом дольше минуты-другой? У тебя слишком тонкие черты, чтобы сойти за мужские. Я сразу же заметил, что ты выглядишь женоподобно.
– Очки немного помогут, – возразила Пиппа. – И у меня довольно высокие воротнички. Плюс я, – хорошая актриса. Я умею ходить и разговаривать как мужчина. Тут главное – держаться достаточно уверенно, тогда люди будут просто испытывать ко мне жалость, что я не такого крепкого сложения, как ты. Я уже сочинила историю о том, как в детстве несколько лет провел в кровати с некой изнурительной болезнью, которая чудесным образом прошла, когда я начал есть, скажем, морковку. Или, может, пить козье молоко. Я еще не решила.
– Это смешно.
– Если я буду вести себя так, словно верю в это, то и все остальные поверят. То же самое относится и к тому, что я мужчина. – Она поежилась, складывая шпильки на сиденье рядом с собой. Да, она чувствовала себя несравненно лучше, чем полчаса назад, но так ужасно устала и проголодалась. Сейчас ей хотелось только одного: свернуться клубочком на кровати под толстым одеялом и уснуть.
– Оставь ты свои чертовы волосы. – Грегори похлопал по сиденью возле себя. – Садись сюда и вздремни немножко у меня на плече. Виски я тебе больше дать не могу, но у нас есть одеяло.
Она заколебалась, теребя в пальцах локон волос.
– Это прекрасный шанс как следует согреться, – настаивал Грегори.
А это как раз то, что ей совершенно необходимо. Поэтому она без единого слова пересела, и он укрыл одеялом их обоих.
– Держись за меня, – предложил он.
Осмелится ли она? Единственное, чего ей хотелось в эту минуту, это зарыться в какое-нибудь теплое местечко и ни о чем не думать. Она нерешительно обхватила его руками, и он сделал то же самое – обнял ее и положил подбородок ей на голову. И в тот же миг между ними растеклось чудесное, божественное тепло – именно то, что ей и было нужно.
– Я ужасно сердит, Пиппа. – Голос Грегори отдавался где-то возле ее виска, и веки медленно опустились. – Ты должна была прийти ко мне, когда оказалась в том положении, в каком оказалась, а не опрометчиво убегать. Как только придешь в себя, мы должны будем вернуть тебя домой. А с той неприятностью я разберусь, обещаю.
«Ах, мне сейчас и так хорошо, как дома», – подумала Пиппа и, не успев встревожиться из-за осложнений, которые это сулит, провалилась в сон.
Глава 6
Пиппа была укутана в восхитительный кокон тепла. Она не хотела просыпаться. Она прильнула теснее и почувствовала, что это Грегори. Ей уже снилось, что она с ним вот так же наедине, в его надежных руках. Что они вместе всегда, все время, а не один-единственный раз в году.
Это лучше, чем делать сахарные скульптуры. Лучше, чем рождественское утро. Лучше, чем…
Постойте-ка… неужели она и в самом деле с тем человеком, которого ей сейчас совсем не желательно видеть?
Ее обуяла паника, глаза резко открылись. Взгляд уперся прямо в его сюртук. А если слегка повернуть голову, то Пиппа увидит сиденье кареты. Его кареты.
Все это нахлынуло на нее одним ужасающим – пусть и чуточку завораживающим, и местами приятным – потоком.
Грегори спас ее от непогоды. Ее не тревожили нависшие тучи, но холодный, проливной дождь, который все хлестал и хлестал без остановки, отобрал у нее гораздо больше сил, чем она могла ожидать.
А когда она забралась в карету и увидела, кто это…
Чувств Пиппа лишилась больше от потрясения, чем от холода, дождя или неимоверной усталости.
Она выпуталась из затягивающих, соблазнительных сетей тепла и умиротворения, оттолкнувшись от его груди, потом села и заморгала. Реальность так ужасна. Пиппе хотелось вернуться в тот чудесный мир грез…
– Мы прибыли на постоялый двор, – объявил Грегори. – Я дал тебе еще несколько минут поспать, пока Оскар пошел распорядиться, чтобы нам все приготовили.
