— Я не думаю, что здесь ты прав, Чарли.
— Ну, может, не в ее случае... А в других — все точно.
— Ты можешь говорить с Эстеллой о своих мыслях и... вообще?
— Нет, пожалуй, не могу. И вообще, не я ее выбирал, а она меня.
— Я думаю, ты выбрал ее потому, что тебе нравится быть умнее своей девушки. Более умной ты боялся бы.
Солнце спускалось на западе, но еще было очень тепло. Кэти поднялась:
— Чарли...
— «Я тебе сказал — не беспокойся. — Чарли обнял ее рукой за плечо. — Есть эти медики в Эдинбурге. Я поговорю с Эрни, если хочешь. Мы пойдем и узнаем, безопасно ли это, сколько они берут и все прочее.
— Дело не в том. Во всяком случае, не только в том. Все из-за тебя, дурак ты набитый. Ты же знаешь, что это так, зачем же притворяешься, а? Вот чего я не могу понять. Почему?
— А почему ты так поступила?
— Я была нужна Эрни... Я была глупой девчонкой, а он вождем. И вообще ты гонялся за всеми девками подряд. Потом начался долгий переход на север... Ты был все время с Эстеллой, а она хорошая, по-настоящему хорошая... Это я из ревности по ней немножко прошлась... Вы с Эрни стали такими друзьями, такими мужественными парнями, что я себе стала казаться хрупким и ненужным существом. Тебе этого не понять... А теперь уже поздно... Хоть иногда вспоминай, как у нас было раньше... Я люблю тебя, а ты меня. А соединиться мы уже не сможем. Вот что сделали с нами последние два года, понимаешь? Чарли посмотрел вниз, на сухой летний лишайник…
— Да, — сказал он, не поднимая глаз. — Ну и что теперь делать? Ладно... Давай искать овец. Осталось чуть больше часа до темноты.
Они повернулись — и увидели, что четыре пропавшие овцы мирно щиплют траву, совсем недалеко от того места, где они сидели.
Когда они вернулись, все уже были на месте и готовили пищу. Эстелла накрывала на стол, Джулия помешивала баранину, тушившуюся с травами.
— Давай-ка лучше я, — предложила Кэти Эстелле. — Ты, наверное, пробежала сегодня немало миль. А я не очень-то утомилась с этими овцами.
— Все в порядке, спасибо, Кэти, — сказала Эстелла. — Я наотдыхаюсь, когда поем.
— Иди, иди, отдыхай, — настаивала Кэти. Она почувствовала вдруг, что стоявшая у плиты Джулия повернулась на мгновение и посмотрела на нее.
После еды они сидели и разговаривали. Одновременно девушки шили, а парни точили ножи.
Потом Чарли поднялся и стал тревожно ходить по комнате. Одна стенка коттеджа была покрыта чистой белой штукатуркой. Чарли начал с мрачным видом царапать эту стенку. Потом вытащил из плиты горящую ветку и задул пламя. Комната с низким потолком заполнилась дымом.
— Чарли, бога ради! — закричала Эстелла.
Чарли продолжал водить по стенке обугленным концом ветки. Все продолжили разговор, решив не обращать на него внимание.
— Хорошо бы опять устроить вечеринку, как раньше, — щебетала Эстелла. — Правда, Чарли, — окликнула она его.
Юноша по-прежнему что-то чертил на стене. — Чарли! Что ты делаешь?
Эстелла подошла к стенке:
— О, смотрите! Вот это здорово!
Все вышли из-за стола. Эрни держал в руке свечу. На стенке Чарли нарисовал унылую улицу с полуразрушенными домами — таких они видели десятки, сотни, чуть ли не тысячи...
— Потрясающе, Чарли!
— Нарисуй еще что-нибудь!
Чарли пожал плечами:
— В школе у меня всегда было хорошо с рисованием. А сейчас получилось что-то не то. Я не так хотел сделать. Но ничего, вот набью руку и тогда...
Все лето они двигались на север и к концу июля были уже в горах. Перезимовали в большом отеле, которым владел местный ганг. Плату за жилье здесь не брали, но требовали, чтобы парни участвовали в охране, а девушки — в кухонной работе.
Вот здесь-то мрачным январским днем, когда в три пополудни было уже темно, Кэти родила ребенка.
Всем было страшно. Но все понимали, что Эрни-второй — это начало.
Дэйв Уоллис, английский писатель Перевел с английского Л. Дымов Рисунок Н. Бальжак
Квадрат в море Бофорта
Поиски самолета Леваневского, бесследно исчезнувшего в августе 1937 года во время трансполярного перелета из СССР в США, установление причин и места гибели экипажа до сих пор волнуют многих. И наших читателей тоже, если судить по обширной почте журнала в ответ на публикации Юрия Сальникова — «Релел» не отвечал» (№ 6, 7/79), «Неизвестный квадрат Леваневского» (№ 1/81). «Где Н-209?» и «Аляскинская версия» (№ 4/89). Поэтому мы стараемся не оставлять без внимания каждый новый — пусть даже безуспешный — шаг в этих поисках. В прошлом году в море Бофорта работала очередная американская экспедиция, проверяя аляскинскую версию. Впервые для участия в ней были приглашены советские представители. Предлагаем записки корреспондента газеты «Комсомольская правда», подготовленные специально для «Вокруг света».
В се, абсолютно все в этой истории кажется теперь, спустя время, малоправдоподобным и, я бы сказал, романтичным. Потому что экспедиция, о которой я мечтал долгие годы и которую надеялся организовать с ученым Андреем Станюковичем и тележурналистом Юрием Сальниковым летом 1991 года, состоялась нежданно-негаданно в апреле 1990-го. Другой мой единомышленник, американец Уолтер Курильчик (В предыдущих публикациях мы называли Курильчика — Вальтер. Курильчик нас поправил... Прим. ред.), вконец измотавший госдепартамент США идеей проведения поисковых работ в море Бофорта (север штата Аляска), добился своего и от имени поисковой корпорации США сделал мне официальное приглашение. Бывший военный летчик, с которым мы долго переписывались, ставил типично американские условия: экспедиция очень дорогая, поэтому нужны рабочие руки, а не «сопровождающие». «Желательно, — писал Курильчик, — чтобы ты взял с собой протонный магнитометр, будешь работать оператором». Перед началом экспедиции выяснилось, что в ней будет участвовать еще один советский гражданин — инженер из Киева Евгений Коноплев. Надо ли говорить, как я этому обрадовался... Во-первых, он поисковик с приличным стажем, на его счету с десяток найденных и извлеченных из болот самолетов; во-вторых, с Уолтером Курильчиком он знаком семь лет, и они почти друзья; в-третьих, Женя отлично знает английский.
Мы с ним созванивались десятки раз, но так и не смогли состыковаться, чтобы одной компанией лететь на Аляску — все спокойнее. Встретились лишь в Анкоридже — самом крупном городе штата Аляска, как говорится, на «явочной квартире» одного американца, который никакого отношения к экспедиции не имел. Я показал Евгению протонный магнитометр, полученный в Ленинграде, а он — карту той части моря Бофорта, где, по всей видимости, разбился экипаж Н-209. Карта была испещрена крестиками. «Эти пометки, — внушал мне Коноплев, — расставили экстрасенсы. Самые известные экстрасенсы Киева. Каждый из них считает: именно здесь погиб самолет».
Лично я верил в отечественный протонный магнитометр ММП-203, который провез через три таможни.
Через два дня за нами прилетел участник экспедиции, летчик Роджер Беккер. Нас приодели, как полярников, выдав теплые, на гагачьем пуху, парки, арктические сапоги, рукавицы. Одна из аляскинских фирм выписала (без расписки) одежду, не взяв с нас ни цента.
— Надеемся, в Прудобее вам не будет холодно, — улыбнулся менеджер на прощание.
Позже, уже в самолете авиакомпании «Аляска эйрлайнз», один молодой нефтяник поделился: «Прудобей» в Северной Америке, можно сказать, ругательное слово и в переводе на русский сленг означает «Тмутаракань», «Колыма». Когда Аляска входила в состав Российской империи, поселок назывался Прудное, там жили русские и эскимосы. Теперь здесь живут эскимосы и рабочие, прилетающие на вахты обслуживать нефтепровод, насосные и прочие станции нефтяного концерна «Арктик ричфолд компании (АРКО). АРКО настолько богата, что смогла себе позволить стать спонсором дорогостоящей экспедиции. Почему бы и нет? Ведь дело касается погибшего советского экипажа, выполнявшего благородную миссию. А Сигизмунда Леваневского на Аляске знают все. Или почти все.
Но давайте вернемся к тому трагическому дню 13 августа 1937 года, когда ч эфире прозвучал последний позывной Сигизмунда Леваневского. И к тому, как родилась аляскинская версия. Подчеркну: она имеет право на жизнь, хотя, не скрою, во многом спорна. Вот последняя принятая радиограмма с борта самолета Н-209:
«Отказал правый крайний мотор из-за неисправности маслосистемы. Идем на трех моторах... в сплошной облачности. Высота 4600 метров. Посадку будем делать 3400. Леваневский».
В закодированном виде последняя часть радиограммы выглядит так: «28 4600 48 3400 92».
Для нерадиолюбителей объясню смысл цифр. «28» — высота полета. «4600» — цифровое выражение высоты полета в метрах, «48» — будем делать посадку. «3400» — ? «92» — Леваневский. Вот этот знак вопроса и не дает покоя многим исследователям. Никто за последние пятьдесят четыре года так и не разгадал, что это за цифры — «3400».
