Святополк и Владимир сказали ему: «“Так как ты не идешь на поганых, ни на совет к нам, то, значит, ты злоумышляешь против нас и поганым хочешь помогать, — так пусть Бог рассудит нас”. И пошли Святополк и Владимир на Олега к Чернигову. Олег же выбежал из Чернигова месяца мая в 3-й день, в субботу. Святополк же и Владимир гнались за ним. Олег же вбежал в Стародуб и там затворился; Святополк же и Владимир осадили его в городе, и бились крепко осажденные из города, а те ходили приступом на город, и раненых было много с обеих сторон. И была между ними брань лютая, и стояли около города дней тридцать и три, и изнемогали люди в городе. И вышел Олег из города, прося мира, и дали ему мир, говоря так: “Иди к брату своему Давыду, и приходите в Киев на стол отцов наших и дедов наших, ибо то старейший город в земле во всей, Киев; там достойно нам сойтись на совещание и договор заключить”. Олег же обещал это сделать, и на том целовали крест».
Однако проблемы Мономаха и Святополка на этом не кончились. Пока они воевали с Олегом Святославичем на территории Черниговской земли, в окрестностях Киева появился половецкий хан Боняк, разоривший резиденцию киевских князей в Берестове, а окрестности Переяславля за последнюю неделю мая 1096 г. половцы подвергали опустошению дважды: сначала это сделал хан Куря (24 мая), а затем Тугоркан, который осадил город (31 мая). По всей видимости, столь мощный всплеск половецкой агрессии являлся ответом на убийство Итларя и Кытана несколькими месяцами ранее, так что союзникам следовало принять решительные меры.
Чтобы разблокировать Переяславль, Святополк и Владимир пошли на Тугоркана по правой стороне Днепра, затем переправились через брод у Заруба и затем двинулись к городу; «горожане же, увидев, рады были и вышли к ним, а половцы стояли на той стороне Трубежа, тоже исполчившись. Святополк же и Владимир пошли вброд через рубеж к половцам, Владимир же хотел выстроить полк, они же не послушались, но поскакали на конях на врага. Увидев это, половцы побежали, а наши погнались вслед воинам, рубя врагов. И содеял Господь в тот день спасение великое: месяца июля в 19-й день побеждены были иноплеменники, и князя их убили Тугоркана, и сына его, и иных князей; и многие враги наши тут пали. Наутро же нашли Тугоркана мертвого, и взял его Святополк как тестя своего и врага, и, привезя его к Киеву, похоронили его на Берестовом, между путем, идущим на Берестово, и другим, ведущим к монастырю», — писал печерский летописец.
Однако победа на Трубеже не могла спасти от разорения окрестностей Киева, у которого вновь появился хан Боняк. Масштаб учиненных им опустошений помогает понять рассказ летописца, ставшего очевидцем этих событий: «…20-го числа того же месяца в пятницу, в первый час дня, снова пришел к Киеву Боняк безбожный, шелудивый, тайно, как хищник, внезапно, и чуть было в город не ворвались половцы, и зажгли предградье около города, и повернули к монастырю, и выжгли Стефанов монастырь, и деревни, и Германов. И пришли к монастырю Печерскому, когда мы по кельям почивали после заутрени, и кликнули клич около монастыря, и поставили два стяга перед вратами монастырскими, а мы бежали задами монастыря, а другие взбежали на хоры. Безбожные же сыны Измайловы вырубили врата монастырские и пошли по кельям, высекая двери, и выносили, если что находили в келье; затем выжгли дом святой владычицы нашей Богородицы, и пришли к церкви, и зажгли двери на южной стороне и вторые — на северной, и, ворвавшись в притвор у гроба Феодосиева (Феодосия Печерского, останки которого в 1091 г. были перенесены из пещерного некрополя, где покоились с 1074 г., в храм. — Д. Б.), хватая иконы, зажигали двери и оскорбляли Бога нашего и закон наш. Бог же терпел, ибо не пришел еще конец грехам их и беззакониям их, а они говорили: “Где есть Бог их? Пусть поможет им и спасет их!”. И иные богохульные слова говорили на святые иконы, насмехаясь, не ведая, что Бог учит рабов своих напастями ратными, чтобы делались они как золото, испытанное в горне: христианам ведь через множество скорбей и напастей предстоит войти в царство небесное, а эти поганые и оскорбители на этом свете имеют веселие и довольство, а на том свете примут муку, с дьяволом обречены они на огонь вечный. Тогда же зажгли двор Красный, который поставил благоверный князь Всеволод на холме, называемом Выдубицким: все это окаянные половцы запалили огнем»{144}. По всей видимости, Боняку удалось покинуть территорию Киевщины безнаказанным, так как в «Поучении» Мономаха вслед за сообщением о походе на Олега Святославича находится следующая запись: «И на Буг ходили со Святополком на Боняка, за Рось»{145}.
Пока князья пытались навести порядок в Поднепровье, военные действия перекинулись в Северо-восточную Русь, где располагались волости, одни из которых были зависимы от Олега Святославича (Рязань и Муром), а другие — от Владимира Мономаха (Суздаль и Ростов). Вопреки условиям Стародубского мира Олег Святославич решил продолжать сопротивление, однако сведения о его дальнейших действиях после ухода из Стародуба расходятся.
По одному летописному свидетельству, которое расположено перед рассказом о походе на Киев Тугоркана, Олег «вышел из Стародуба и пришел в Смоленск, и не приняли его смоленцы, и пришел к Рязани»{146}, а по другому летописному свидетельству, расположенному далее, после пространного комментария о людях, заклепанных в горах на краю света Александром Македонским, «Олег обещал пойти к брату своему Давыду в Смоленск, и прийти с братом своим в Киев, и договор заключить, но не хотел того Олег, а придя в Смоленск и взяв воинов, пошел к Мурому, а в Муроме был тогда Изяслав Владимирович (второй сын Мономаха. — Д. Б.)»{147}.
Текстологическое объяснение этого противоречия, как появившегося в результате соединения двух слоев летописного текста, отражающих разные этапы формирования Начальной летописи, дано А.А. Шахматовым и его последователями{148}. Согласно ему, второе упоминание о походе Олега к Смоленску появилось позже, в результате редактирования «Повести временных лет» в 1118 г. Такой же «вторичный слой» присутствует и во второй части летописной статьи 6603 (1095/96) г., данной не по мартовскому, а по сентябрьскому календарному стилю, — где описываются события лета 1096 г., из которых мы узнаем о новом раскладе сил, вызванном, по-видимому, новой строптивостью новгородцев, выгнавших княжившего у них Давыда Святославича: «В конце того же года пошел Давыд Святославич из Новгорода в Смоленск; новгородцы же пошли в Ростов за Мстиславом Владимировичем. И, взяв, привели его в Новгород, а Давыду сказали: “Не ходи к нам”. И воротился Давыд в Смоленск, и сел в Смоленске, а Мстислав в Новгороде сел. В это же время пришел Изяслав, сын Владимиров, из Курска в Муром. И приняли его муромцы, и посадника схватил Олегова»{149}.
Это дополнение, упоминающее князя Изяслава Владимировича, органично сочетается с информацией, помещенной во второй части статьи 6604 (1096/97) г., где говорится о том, что Олег Святославич все же сумел набрать воинов в Смоленске, чтобы пойти на Муром. Рискнем предположить, что позиция смолян была обусловлена тем обстоятельством, что, когда Олег впервые пришел к Смоленску, Давыд Святославич, который мог бы оказать содействие брату, еще княжил в Новгороде, а администрация Смоленска находилась под контролем его противников, что и обусловило враждебное отношение к Олегу горожан. Олег удалился в Рязань, принадлежавшую к его «отчине», — быть может, там он попытался собрать войско, когда в Смоленск прибыл Давыд Святославич, после того как его выгнали новгородцы. В этом случае Олег мог набрать воинов в Смоленске благодаря содействию брата и вместе с ними отправиться к другой своей «отчине» — Мурому, который захватил пришедший из Курска Изяслав. Подобное «предательство» можно объяснить как отсутствием для горожан возможности оказать сопротивление княжеской дружине, так и предположением о том, что прежде Муром подчинялся Владимиру Мономаху как князю Черниговскому, поэтому горожане не изъявили готовности защищать посадника Олега, когда власть перешла к нему.
Так был открыт первый этап военных действий в Северо-восточной Руси, о котором летопись сообщает следующее: «Пришла же весть к Изяславу, что Олег идет к Мурому, и послал Изяслав за воинами в Суздаль, и в Ростов, и за белозерцами, и собрал воинов много. И послал Олег послов своих к Изяславу, говоря: “Иди в волость отца своего к Ростову, а это волость отца моего. Хочу же я, сев здесь, договор заключить с отцом твоим. То ведь он меня выгнал из города отца моего. А ты ли мне здесь моего же хлеба не хочешь дать?”. И не послушал Изяслав слов тех, надеясь на множество воинов своих. Олег же надеялся на правду свою, ибо прав был в этом, и пошел к городу с воинами. Изяслав же исполчился перед городом в поле. Олег же пошел на него полком, и сошлись обе стороны, и была сеча лютая. И убили Изяслава, сына Владимирова, внука Всеволодова, месяца сентября в 6-й день, прочие же воины его побежали, одни через лес, другие в город. Олег же вошел в город, и приняли его горожане. Изяслава же, взяв, положили в монастыре святого Спаса, и оттуда перенесли его в Новгород, и положили его в церкви святой Софии, на левой стороне».
