В роли главных поставщиков наиболее квалифицированных рабочих мест выступают бюджетные отрасли, обрабатывающая промышленность, торговля и операции с недвижимостью, а в роли поставщиков наиболее оплачиваемых рабочих мест – строительство, транспорт, обрабатывающая промышленность, торговля и операции с недвижимостью. Амбивалентное положение бюджетного сектора, как уже упоминалось, связано с тем, что в нем сконцентрировано большое количество высококвалифицированных, но при этом мало-или среднеоплачиваемых работников.
Представленные наблюдения согласуются с результатами более строгого эконометрического анализа. С помощью модели упорядоченной пробит-регрессии мы оценили уравнения, где в качестве зависимой переменной, принимающей значения от 1 до 5, выступала принадлежность работников к тем или иным квинтилям распределения по среднемесячной заработной плате, а в качестве независимых переменных – различные социально-демографические характеристики (табл. П2-4). Практически все полученные коэффициенты являются статистически значимыми на однопроцентном уровне и имеют ожидаемые знаки. По сравнению с женщинами мужчины оказываются с большей вероятностью представлены в более высоких квинтилях по заработной плате. Эффект возраста является нелинейным. Он оказывается максимальным для группы 20–29 лет и затем монотонно снижается по мере увеличения возраста. Однако он остается положительным даже для самой старшей возрастной группы. Наименее благоприятная ситуация для самой младшей группы объясняется тем, что большинство принадлежащих к ней индивидов еще продолжают свое образование и их переход к работе на полное рабочее время происходит позднее. Состояние в браке и проживание в городе увеличивает шансы на попадание к верхние квинтили по заработной плате. Высокое образование и принадлежность к двум первым профессиональным группам по ОКЗ, при прочих равных условиях, также выступают в качестве сильных предикторов попадания в наиболее оплачиваемые сегменты рабочих мест. Напротив, принадлежность к самым неквалифицированным профессиональным группам повышает вероятность получения низкой заработной платы. Наконец, «новички» (со специальным стажем до года) находятся в намного худшем положении по сравнению со «старожилами», давно работающими на данном рабочем месте.
2.7. Заключение
В нашей работе впервые анализируются сдвиги в структуре рабочих мест в российской экономике за период 2000–2012 гг. Используя пять альтернативных критериев качества рабочих мест (два показателя образования и три – оплаты труда), мы приходим к общему выводу о том, что в 2000–2012 гг. никаких признаков поляризации структуры рабочих мест не наблюдалось. Изменения шли по сценарию прогрессирующего улучшения: доля самых «плохих» рабочих мест быстро сокращалась, а самых «хороших» – быстро увеличивалась. Этот вывод справедлив и для докризисного, и для посткризисного подпериодов, хотя на протяжении первого интенсивность структурных сдвигов была выше, чем второго. В относительном выражении кумулятивное сжатие нижнего, первого, квинтиля составляло 7–8 п.п., кумулятивное расширение верхнего, пятого, – 8-10 п.п. В середине шкалы изменения были почти незаметными; иными словами, как в 2000 г., так и в 2012 г. второй, третий и четвертый квинтили аккумулировали примерно по 20 % рабочих мест каждый. Полученные нами результаты устойчивы и практически не зависят от выбора критерия оценки качества рабочих мест.
Основной вклад в сокращение числа работников, занятых на «плохих» рабочих местах, внесло резкое уменьшение занятости в сельском хозяйстве. Об этом говорят оценки, получаемые при ранжировании рабочих мест по критериям как образования, так и заработной платы. В случае «хороших» рабочих мест ситуация менее однозначна. Критерий образования указывает на ведущую роль рыночных услуг и бюджетного сектора, критерий заработной платы – на ведущую роль рыночных услуг и строительства. Как ни странно, но деиндустриализация российской экономики (сокращение занятости в обрабатывающей промышленности) не имела значимых последствий с точки зрения изменений в структуре рабочих мест и не привела к ухудшению ее качества. При этом потери рабочих мест в данном секторе концентрировались почти исключительно в трех центральных квинтилях. В результате по отношению лишь к обрабатывающей промышленности можно говорить о поляризации рабочих мест (и то в слабой форме).
Важной частью нашей работы была оценка вероятностей попадания на «плохие» и «хорошие» рабочие места работников, принадлежащих к различным социально-демографическим группам. По критерию формального образования более высокие шансы на занятие «лучших» (наиболее квалифицированных) рабочих мест имеют женщины; лица зрелого возраста; состоящие в браке; живущие в городах; «старожилы» с большим специальным стажем; руководители и специалисты высшего уровня квалификации; работающие в таких видах экономической деятельности, как финансовые услуги, операции с недвижимостью и отрасли бюджетной сферы. К несколько иным результатам приводит ранжирование рабочих мест по критерию заработной платы. В этом случае более высокие шансы на занятие «лучших» (наиболее оплачиваемых рабочих мест) имеют мужчины; лица зрелого возраста; обладатели более высокого образования; состоящие в браке; городские жители; «старожилы» с большим специальным стажем; руководители, среднеквалифицированные рабочие и специалисты высшего уровня квалификации; работающие в таких видах экономической деятельности, как добыча полезных ископаемых, строительство, финансовые услуги и транспорт. Наличие значимых расхождений между двумя этими перечнями связано с тем, что в российской экономике продолжает существовать значительный массив высокооплачиваемых рабочих мест, не требующих высокого образования, или, в зеркальной формулировке, с тем, что в ней продолжает существовать большой массив рабочих мест, требующих высокого образования, но обеспечивающих при этом невысокую заработную плату.
Нам осталось обсудить ключевой концептуальный вопрос: за счет чего российской экономике удалось избежать тренда к поляризации рабочих мест, типичного для многих развитых и постсоциалистических экономик? Благодаря чему в российских условиях реализовался сценарий последовательного улучшения структуры рабочих мест с резким сокращением «худшего» и резким расширением «лучшего» ее сегментов? Но прежде необходимо ответить на вопрос: не могут ли полученные нами оценки быть артефактом, связанным с дефектами исходных данных, имевшихся в нашем распоряжении? Одно из возможных возражений касается расширения сегмента «хороших», другое – сжатия сегмента «плохих» рабочих мест.
Так, при ранжировании профессионально-отраслевых ячеек по критерию заработной платы мы оперировали оценками, построенными на данных по крупным и средним предприятиям. Но иерархии заработной платы в этом секторе и во всей экономике могут сильно отличаться. При сравнении данных ОЗПП с официальными данными (построенными с учетом сектора малых предприятий) мы сталкиваемся по меньшей мере с двумя случаями серьезных расхождений, когда официальные оценки средней заработной платы оказываются заметно ниже оценок по ОЗПП: это строительство и торговля. Кроме того, как официальные оценки, так и оценки по ОЗПП не охватывают неформальных работников, оплата которых, как правило, еще ниже, причем значительная их часть сосредоточена в тех же двух секторах. Не исключено, что вменяя всем работающим в торговле и строительстве более высокую заработную плату, которую получают занятые на крупных и средних предприятиях работники этих секторов, мы относим соответствующие профессионально-отраслевые ячейки к сегменту «лучших» рабочих мест. Результатом такой ошибочной адресации могут быть завышенные оценки прироста верхнего, пятого, квинтиля.
Отметим, однако, что, во-первых, это возражение не касается оценок, получаемых при ранжировании рабочих мест по критерию образования. Во-вторых, оно не дает оснований сомневаться в наличии глубокого провала в нижнем, первом, квинтиле. Наконец, в-третьих, даже при исключении вклада торговли и строительства мы все равно получаем для верхнего квинтиля заметный, хотя и не столь драматичный, прирост – примерно на 4 п.п. Таким образом, вывод о прогрессирующем улучшении структуры рабочих мест в любом случае остается в силе.
Другое возражение связано с наблюдавшимся на протяжении всего пореформенного периода активным притоком на российский рынок труда временных трудовых мигрантов (прежде всего из стран бывшего СССР). Как правило, приезжающие в Россию временные мигранты имеют низкое образование и низкую производительность. Иными словами, основная их часть оседает на наименее квалифицированных и наименее оплачиваемых рабочих местах. Но данные ОНПЗ, на которых основаны наши расчеты, строятся без учета таких работников. Если активный отток российских граждан с «худших» рабочих мест, о котором свидетельствуют эти данные, компенсировался столь же или даже более активным притоком на них трудовых мигрантов, то наш вывод о провале в нижнем, первом, квинтиле может оказаться статистической иллюзией.
