в темный цвет, там засверкали молнии, до нас донесся гром. Стало прохладнее, и хотя все еще было тепло, я задрожал от дуновения ветерка, который прилетел с северо-востока и по, шевелил кроны деревьев.
Я обливался потом, и моя рубашка (куртку я оставил в фургоне) пристала к телу. После получаса ходьбы я хотел присесть, но спутник мой этого не допустил. Вскоре он сошел с дороги в кусты и направился налево. Я не хотел идти за ним, так как фургон находился в противоположном направлении, но африканец показал на рот и сделал глотательное движение.
— Вода? — спросил я.
— Да, да! — кивнул он головой и осклабился.
Я повиновался.
Недалеко от дороги местные жители выкопали в песке небольшой колодец. Вода в нем оказалась плохая, но мне она доставила блаженство. Не более часа назад здесь побывали гну и утоляли жажду этой же влагой. Едва я, напившись, поднялся, как масарва сделал мне знак следовать за ним. Он показал на тучу, шедшую с востока. Когда мы вернулись на дорогу, стало совсем темно и почти сразу же началась гроза. На нас низверглись потоки дождя. Большие капли, падавшие на тело, рождали во мне неприятное чувство усталости и бессилия.
Опираясь на плечо своего спасителя, я кое-как ковылял вперед, местами по колени в воде. Наконец послышался лай собак. Едва заметив нас, Э. и Б. бросились ко мне из фургона и стали бранить за то, что своим отсутствием я причинил им такое беспокойство. Они, видимо, и не подозревали, что со мной произошло.
Оказавшись внутри фургона, я просто ожил. Прежде всего попросил товарищей накормить масарва и уложить его спать с Питом у костра. Обильный ужин и продолжительный отдых настолько восстановили мои силы, что уже на следующее утро я мог ходить без посторонней помощи.
Обратно в район
алмазных россыпей
Я хотел бы рассказать о нравах и обычаях бечуанов. Рядовой бечуан-язычник, как правило, имеет одну жену, зажиточный — две, старейшины — от трех до шести, цари — еще больше, однако не так много, как марутсе. Богатый муж дарит новой жене несколько голов скота.
Придя в город, бечуан убирает с тропы камни и либо забрасывает их в густой кустарник, либо укладывает на развилки ветвей. Он верит, что это принесет ему удачу.
Шкура, рога и мясо жертвенных животных — антилоп дукер у бамангвато, крокодилов у баквена и т. д. — неприкосновенны. Сова, сидящая на хижине, считается вестницей беды, и место, где она сидела, подвергается обряду очищения.
Если животные совершают странные с точки зрения бечуанов поступки, их считают опасными, приносящими несчастья, и убивают или подвергают тому же обряду. Так, например, если коза вскочит па крышу, ее пронзают ассегаем. Если в краале[24] корова или иное животное долго бьет по земле хвостом, то это уже больше не обыкновенная корова, а тиба, приносящая владельцу несчастье — убытки, болезнь или даже смерть. Богатый тотчас же убивает такое животное, а бедный продает белому или соседнему племени. Это единственный случай, когда бечуан расстается с молочной коровой.
Женщинам не разрешается прикасаться к рогатому скоту. Уход за ним — дело мужчин: мальчиков, взрослых, стариков. Они же пасут стадо, в то время как у готтентотов этим могут заниматься и женщины.
Форма правления у бечуанов в известной мере конституционная. Все важные мероприятия и решения должны обсуждаться на пишо (сходе). Однако, как правило, все решения принимаются втайне заранее, особенно там, где царь пользуется влиянием на вождей и умеет привлечь их на свою сторону.
Как и у других племен банту, царь (морена или коши) руководит всеми официальными церемониями. Ниже царя на иерархической лестнице стоят старейшины племени, а также изгнанники, ищущие его покровительства, и вожди других племен бечуанов, получившие разрешение поселиться в его владениях. Вожди и старейшины живут в свою селениях, находящихся иногда на значительном расстоянии друг от друга, иногда же совсем рядом. Все они представляют собой часть резиденции царя. В каждом селении, поблизости от двора старейшины, столбами огорожена небольшая круглая площадь — котла. Там обсуждаются все важные вопросы. Если царь созывает народ и старейшин, его гонец оставляет на каждой котле по ветке.
Для решения вопроса о войне за околицей, где не так легко подслушать речи, как на котле, собирается сход, лечуло. Так же называются облавы на зверей, которые устраивают колдуны, призывая дождь. На сход жители поселков являются во главе со своими старейшинами. Говорят очень много, в том числе и о мелочах, причем для лавины речей нет никакой преграды.
Сход, исполняющий функции суда, как правило, учитывает, пользуется ли обвиняемый благосклонностью при дворе. Если пользуется, то нередко он не несет наказания даже за убийство.
В случае кражи царский гонец расхаживает по городу и возвещает о том, какое наказание грозит вору. Обычно этого достаточно для того, чтобы под покровом ночи виновный положил украденное на видное место. Нередко, однако, приходится вызывать линьяков (колдунов), которые, чтобы отыскать вора, бросают кости или прибегают к различным трюкам.
Один из них такой. После тщательного расследования царские гонцы вызывают всех заподозренных на котлу. Линьяка расставляет их по кругу, посередине становится сам и со словами: «Тот, кто украл корову (или что-либо другое — Э. Г.), должен сегодня умереть», несколько раз его обходит. Одновременно он приказывает принести горшок с горячей кукурузной кашей. Зачерпывая деревянной ложкой кашу, он произносит: «Проглотив эту кашу, вор сегодня же умрет». Эти слова он повторяет всякий раз, как засовывает ложку с кашей в рот одному из стоящих в круге. Закончив свое дело, линьяка пристально всматривается в каждого, затем подбрасывает кости и со словами: «Я нашел вора», обходит обвиняемых. После этого он приказывает всем открыть рот и — что же? Все, кроме двоих, проглотили кашу, а те, кто не проглотил, — это и есть воры, которые, страшась смерти, оставили кашу во рту, чтобы, улучив момент, выплюнуть ее. Будучи уличенным, вор возмещает украденное в двух-четырехкратном размере. Вору, попавшемуся дважды, обваривают пальцы, а неисправимому рецидивисту — всю руку. Убийство обычно карается смертью, иногда, однако, преступнику предоставляется возможность внести выкуп, который передается ближайшим родственникам убитого.
Один бечуан из алчности совершил братоубийство. Его престарелый отец отдал старшему брату большую часть имущества, и тогда младший решил попросту отделаться от него, чтобы получить все. «Братец, — сказал он, — отец не говорил тебе, что линьяке нужна обезьянья шкура, чтобы она вернула силу его телу? Сегодня я пойду вон на тот холм, — он указал