Однако женщины поступают наоборот. Они объясняют ничего не соображающему от желания сексуальной близости существу, какой он негодяй, подонок и мразь, ничуть не смягчая этим его и так чересчур возбужденное состояние, потом они рвут его одежду, кусаются и царапаются, еще больше подогревая его агрессивность, и в конце концов заявляют, что они прекрасно запомнили его лицо, и что родная милиция засадит его, эту мерзкую тварь, за решетку лет на пятнадцать, и он будет гнить в тюрьме, а вонючие и злобные гомосеки каждый день будут проделывать с ним то, что он сделал с ней. Только сейчас осознавший ожидающие его перспективы насильник, даже против своего желания, будет вынужден прикончить жертву, потому что перспектива протирать тюремные нары, ожидая, пока его самого кто-либо не изнасилует, его отнюдь не прельщает.
Так женщины ведут себя с мужчинами, но вряд ли ты встретишь даму, пытающуюся избавиться от злобной собаки, объясняя ей, что сообщит ее приметы собачнику, который поместит недостойное именоваться порядочным псом животное в клетку, а потом его заберут ученые в институт, чтобы ставить опыты на его желудке, печени и легких.
Преимущество Лин в том, что она знает, как адекватно реагировать на ситуацию, обращаясь с насильником, как с безличной силой, представляющей опасность для нее, такой же бессознательной, как собака, наводнение или падающий с крыши кирпич, и ее мысли заняты лишь тем, что она должна сделать, чтобы выжить и выйти из ситуации с наименьшими потерями, поэтому она отбрасывает все личные чувства и человеческие предрассудки, концентрируясь только на основной цели.
Мы миновали краеведческий музей и повернули направо, направляясь в небольшой сквер, расположенный перед девятой школой, в которой я когда-то учился. Учитель жестом предложил мне сесть на скамейку. Он удобно устроился, вытянув ноги и, потянувшись, сложил руки за головой.
— Сейчас ты потренируешься доводить потребности до жажды, — сказал он. — Начнем с жажды слуги. Чтобы облегчить себе задачу, представь, что я декан твоего факультета, и собираюсь устроить тебе хорошую головомойку. Будем считать, что я декан очень чувствительный к настроениям студентов, и что я ощущаю малейшие нюансы твоего отношения ко мне. Даже если ты будешь оправдываться и извиняться со скрытым внутренним сопротивлением, будь уверен, что я тебя вышибу из института. Так что я должен убедиться, что ты полностью находишься в моей власти, проявляя не только внешние признаки почтения и подчинения, но и наслаждаясь в душе ощущением собственной униженности и моего величия.
Учитель расправил плечи и твердым жестким взглядом уставился на меня. Его рот скривился в гримасе презрения и высокомерия.
Время от времени я рассказывал Ли истории о нашем декане. Он был человеком суровым и питал особое пристрастие к дисциплине. Хотя я считал декана неплохим человеком, у меня он ассоциировался с Пиночетом. Сельхозинститут находился в получасе езды от города, и обучающимся в нем студентам предоставлялось общежитие. Декан полагал, что для улучшения успеваемости необходимо запретить городским студентам ночевать дома и отлучаться с территории института. Порядки, наведенные им в общежитии, вызывали некоторые ассоциации с тюрьмой. В течение дня нам запрещалось лежать или сидеть на кровати. Если возникало желание отдохнуть, студенты должны были пользоваться стульями.
Эти особенности личности декана развили во мне специфическую чувствительность к его присутствию, и когда интуиция предупреждала меня о возможности появления этого бескомпромиссного поборника дисциплины, я предпочитал ретироваться, чтобы не искать приключений на свою голову.
Однажды я в очередной раз совершил преступление, уснув на кровати в грязной одежде средь бела дня, и вдруг резкое ощущение опасности заставило меня сесть. Я понял, что сейчас в комнату с проверкой войдет декан. Я едва успел подняться и начать поправлять постель, как дверь распахнулась, и декан, суровый, как воплощение карающего правосудия, появился на пороге. Конечно, он устроил мне разнос, заподозрив, что я днем использовал кровать так, как ее можно использовать только ночью, но прямых доказательств у него не было, и громы и молнии, которые метал декан, оказались цветочками по сравнению с бурей, которая разразилась бы, застукай он меня лежащим на кровати.
Я встретился с Ли глазами и попытался настроить себя на внутреннее подчинение, но что-то во взгляде Учителя нервировало и раздражало меня, пробуждая с трудом подавляемую агрессию и желание ответить ему таким же высокомерным и презрительным взглядом. Чем больше я боролся с собой, тем меньше во мне оставалось покорности и желания подчиниться.
Усмешка Ли становилась все более презрительной и отвратительной, а потом он отвел взгляд.
— Видишь, как легко управлять тобой с помощью взгляда, — сказал он.
— Не понимаю, почему у меня ничего не получилось, — попытался оправдаться я с чувством раздражающей неловкости. — Честное слово, я пытался изо всех сил.
— Я знаю, что ты пытался, — сказал Ли. — Но ты все делал неправильно. Прямой взгляд в глаза выражает агрессию, особенно когда он сочетается с посылом соответствующего мыслеобраза. Где ты видел человека, который выражает свое подчинение, отвечая прямым взглядом на прямой взгляд? Чем больше ты смотрел на меня, тем сильнее тебе передавалась моя агрессивность, и в тебе рефлекторно пробуждалась ответная реакция. Ты силен и уверен в себе, поэтому отвечая взглядом на взгляд, ты просто не можешь вызвать в себе ответной покорности. А теперь я покажу тебе, что такое жажда слуги. Посмотри на меня.
Ли слегка ссутулился и подался вперед. Его взгляд скользнул по моему лицу и опустился. Губы сложились в льстивую подобострастную улыбку, а глаза, нервно перемещающиеся вверх, не пересекая линии моего взгляда, а потом отводящие взгляд в сторону и вниз, излучали любовь и покорность, граничащие с желанием раствориться во мне, потерять свою личность и индивидуальность в этой неутолимой жажде единства.
Блуждающий взгляд Учителя, казалось, гипнотизировал меня. С одной стороны, жалкое выражение самоуничижения вызывало у меня легкое раздражение и отвращение, но, с другой стороны, ощущение безграничной любви и жажды подчинения и самопожертвования, вплоть до отказа от собственной жизни, проникало вглубь моей души, согревая ее и вызывая какое-то извращенное сочетание ответного теплого чувства, отравленного идущим из глубин желанием оттолкнуть Ли, чтобы избавиться от этого навязчивого обожания, и даже неприятным мне самому садистским желанием прочинить боль. Мелькнула мысль, что Ли напоминает мне беспредельно обожающую меня женщину, которая этим обожанием, преследующим меня и не дающим мне покоя ни днем, ни ночью, вызывает столь же безграничное желание раз и навсегда избавиться от нее, от ее всепроникающего желания растворения во мне и подчинения. К горлу подкатила тошнота. Я с трудом подавил начинающиеся спазмы в желудке и пищеводе. Не в силах больше глядеть на Учителя, я отвернулся и закрыл глаза, пытаясь отделаться от нарастающего стремительно, как снежный ком, подсознательного отвращения.
Резкие и болезненные удары по щекам привели меня в чувство. От боли и неожиданности отвращение исчезло, и спазмы тошноты прекратились. Ли улыбался. Лицо его было совершенно бесстрастно.
Я потряс головой, приводя в порядок свои мысли.
— Что это было? — спросил я.
— Ты расстался с еще одной иллюзией, — ответил Ли. — В присущем для тебя образе мыслей ты считал, что реальная власть обеспечивается жаждой господина. В тебе больше господина, чем слуги, поэтому для тебя было бы крайне трудно, почти невозможно представить, какую власть и могущество имеет жажда слуги. Обрати внимание, когда я смотрел на тебя, как господин, ожидая реакции слуги, ты достаточно спокойно выдерживал мой взгляд, но когда ты смотрел на меня глазами господина, а я показал тебе крайнюю степень жажды слуги, тебе стало плохо, потому что твоя потребность доминировать и повелевать слишком слаба, чтобы суметь удовлетворить жажду, которую ты видел во мне, и твоя нервная система не выдержала напряжения. Тебе стало плохо. Так что жажда слуги годится не только для подчинения. При умелом использовании она может дать огромную власть, но эта власть будет скрытой, и человек, который будет чувствовать себя господином, отвечая на жажду слуги, на самом деле окажется жертвой.
— Знаешь, на какой-то момент мне показалось, что ты — женщина, которая одновременно вызывает у меня и сильную любовь и в то же время отталкивание. Возможно, мне еще поэтому стало плохо, — сказал я.
— Общение на уровне мыслеобразов жажд пробуждает в тебе отклики, которые ты часто не можешь объяснить себе словами, и которые могут оказаться очень сильными, и даже разрушительными. Я уже говорил тебе, что в психике есть болезненные или, наоборот, бесчувственные зоны, которые реагируют на слова, ситуации или иные воздействия нестандартным или ненормальным способом, точно так же, как точки на теле человека отзываются слишком болезненным ощущением на нажатие пальца там, где нарушена циркуляция энергии и начинает гнездиться болезнь.
