Я никогда не был по ту сторону здания и не видел, что там, так как ни в одной из внешних стен здания не было окон, а в садах деревья достигали такой высоты, что загораживали все, что находилось между ними. Мы некоторое время гуляли в саду как раз у внешней стены, и я спросил у Рас Таваса, могу ли я выйти за нее.
– Нет, – ответил он, – это опасно.
– Почему? – поинтересовался я.
– Я покажу тебе, причем обзор будет куда лучше, чем просто за воротами. Следуй за мной.
Он сразу же провел меня к величественной башне, которая возвышалась в углу самого большого здания из группы, образующей огромное учреждение. Внутри был спиральный коридор, который вел не только наверх, но и вниз. Мы поднимались с этажа на этаж, пока не пришли, наконец, на вершину башни.
Передо мной раскинулся впервые увиденный мной за много месяцев пребывания на Барсуме обширный ландшафт. Почти что целый год я был заточен в мрачных стенах кровавой лаборатории Рас Таваса. К тому времени странная жизнь здесь стала казаться совершенно естественной, ведь мы, люди, рабы своих привычек. Но с первым взглядом на открытую местность во мне пробудилось такое стремление к свободе, к пространству, к беспрепятственному перемещению, что от него никак нельзя было больше открещиваться. Перед нами внизу лежал небольшой кусочек скалистой суши, возвышавшейся на дюжину, или чуть больше, футов над окружающей местностью. Площадь его была, грубо считая, сотни акров. На нем стояли здания и росли сады. Башня, на которой мы находились, была расположена примерно в центре всего пространства. За внешней стеной, на ленточке каменистой земли, рос редкий лес разнокалиберных деревьев, разбросанных кучками, а за всем этим было то, что казалось заросшей тиной, через которую тянулись полоски, кое-где содержавшие воду – маленькие озера, наибольшие из которых охватывали едва ли два акра. Этот ландшафт простирался насколько хватало глаз и прерывался изредка случайно разбросанными островками, подобными тому, на котором мы находились. Невдалеке, на линии горизонта, виднелся большой город. Его купола и башни сверкали и искрились на солнце, как если бы они были покрыты блестящим металлом и драгоценностями.
Это, я знал, должен был быть Тунол, и все, что находилось вокруг нас, являлось великими Тунолианскими топями, которые простирались примерно на восемьсот миль к востоку и западу и в некоторых местах имели ширину до трехсот миль. Немного о них известно в других местах Барсума, так как они обильно населены свирепыми хищниками, не имеют удобных посадочных площадок для флайеров и управляются Фандалом на западном конце и Тунолом на восточном – негостеприимными королевствами, не поддерживающими отношений с внешним миром, и сохраняющими независимость только благодаря недоступности и первобытной отчужденности.
Когда глаза мои снова вернулись в острову, где мы стояли, я увидел гигантскую фигуру у близлежащего куста джунглей недалеко от внешней стены. За ней последовали вторая и третья. Рас Тавас заметил, что эти существа привлекли мое внимание.
– Это, – сказал он, указывая на них, – одна из того огромного количества причин, почему было бы небезопасно за оградой.
Это были белые обезьяны Барсума, существа огромного роста и настолько лютые, что даже свирепый барсумский лев – бенс – не решается встать у них на пути.
– Они служат двум целям, – объяснил Рас Тавас. – Они останавливают тех, кто мог бы прокрасться ко мне из столицы Тунола, где у меня есть некоторое количество добрых врагов, а также предотвращают дезертирство со стороны моих рабов и ассистентов.
– Но как твои клиенты добираются сюда? – спросил я. – Как снабжается твоя лаборатория?
Он повернулся и указал на высшую точку на симметричной крыше здания. Постройка на ней была похожа на небольшой ангар.
– Здесь, – сказал он, – я держу три небольших корабля. Один из них каждую ночь ходит в Тунол.
Я поборол желание узнать побольше об этих кораблях, которые являлись, как я подумал, очень удобным средством для бегства с острова. Но спрашивать я не стал из опасения вызвать подозрения.
Когда мы повернулись, чтобы начать спуск по пандусу башни, я выразил интерес к постройке, которая не без оснований могла считаться более старой, чем любое другое строение.
– Это башня, – сказал Рас Тавас, – была построена около двадцати тысяч пятисот лет назад моим предком, которого преследовал джеддак, царствовавший в то время. Здесь и на бесчисленных островах он собрал значительное число последователей, управляя окружающими топями, завися только от себя в течение многих сотен лет, пока ему не было разрешено вернуться обратно в Тунол. К этому дому одно за другим пристраивались остальные здания, которые ты видишь вокруг башни. Каждое из них продолжает более старое от верхушки до подвалов.
Эта информация меня также сильно заинтересовала. Я думал, что она много может дать для уточнения планов бегства. Когда мы спустились по коридору, я вовлек Рас Таваса в разговор об архитектуре башни, о ее связях с другими постройками о доступности ее подвалов. Мы снова шли по внешним садам. Когда мы вернулись в комнаты Рас Таваса, стало уже совсем темно, и мастер хирургии признался, что сильно устал.
– Чувствую, что хорошо высплюсь сегодня, – сказал он, когда я уходил.
– Надеюсь, что так, Рас Тавас, – сказал я.
7. БЕГСТВО
Обычно проходило где-то около трех часов после вечерней трапезы, подаваемой сразу же после наступления темноты, прежде чем лечебно-экспериментальный корпус затихал на ночь. Хотя мне следовало бы не спешить с осуществлением задуманного мероприятия, я не мог ждать, не подвергаясь опасности, так как до рассвета предстояло сделать многое.
Итак, с первыми признаками отхода ко сну жителей огромного сооружения, я покинул свою комнату и пошел прямо в лабораторию, где, к счастью для моего плана, покоились оба тела: и Гора Хаджуса, тунолианского убийцы, и 378-ДЖ-493811-Р. Было делом нескольких минут перенести их на соседние столы, где я быстро стянул их ремнями, обезопасив себя на случай, если один из них или оба не пожелают согласиться с предложением, которое я намеревался им сделать. Это заставило бы меня анестезировать их снова. Наконец были сделаны разрезы, подсоединены трубки, включены моторы. 378-ДЖ-493811-Р, которого я впредь буду называть его собственным именем Дар Тарус, был первым, кто открыл глаза, но сознание еще полностью не вернулось к нему, когда признаки жизни появились и у Гора Хаджуса.
Я ждал, пока оба не восстановятся полностью. Дар Тарус пристально рассматривал меня, все больше узнавая, что придало ядовитую ненависть выражению его лица. Гор Хаджус был искренне омрачен и озабочен. Последнее, что он помнил – это зрелище смерти, когда палач пронзил ему мечом сердце. Молчание нарушил я:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
