должен был брать из того места! — рычит примарх, ходя вокруг меня. Я множество раз видел ярость своего отца в разгар битвы, но никогда прежде не чувствовал ее так близко. Еще никогда она не была направлена на меня. — Ничего.
— Все мы принесли с собой что-то оттуда, отец, — отвечаю я. — По собственной воле или нет.
Сангвиний с лязгом бросает стеклодувный прут на палубу без покрытия, слегка отпрянув от меня. Так мы и стоим оба в тишине. Мгновение начинает растягиваться в бесконечность, прежде чем я вновь открываю рот.
— Когда мы завоевывали цивилизации и предавали мечу целые миры, я обыскивал руины в поисках проблесков трагической красоты, которые кладу туда. — Я указываю на печь. — Идея того, что я создаю, заключается в грандиозном воплощении мечты Императора. Но что у нас есть теперь? Что нам делать, когда все обратилось в пепел и холодную кровь?
Примарх не отвечает и безмолвно слушает меня.
— Вы просите показать, что я вижу, найти объединяющую нас искру, которая принесет мир всему человечеству. Но сейчас, — я тру ладонями виски, — когда я закрываю глаза, меня встречают лишь чудовища. Я слышу в ушах их рваные голоса. Эти создания, на существование которых мы закрывали глаза, коих мы считали мифом и ложью, они перед нами, живут, дышат и сражаются против нас. Вы просите, чтобы я заглянул внутрь себя, но теперь я вижу там лишь безумие, закручивающееся и набухающее, словно грозящая распространиться в нас раковая опухоль. Я вижу то, что делали на Сигнусе мои братья, что творил я сам. Как легко мы потеряли рассудок! Нет больше искры дара пред взглядом, отец, лишь его уничтожение.
Мое тело двигается без команды разума. Рука раскидывает чашки с материалом, бросая на палубу земные минералы и песок. Печь скрипит, когда я сталкиваю ее на пол, куда она приземляется с раскатистым грохотом пушечного выстрела. Расплавленное стекло медленно течет из нее, словно обжигающая кровь, столь же горячая, что и мои чувства, рокочущие в обоих сердцах.
— Он знал? — спрашиваю я, восстановив дыхание. — О варпе, о Сынах. О мятеже магистра войны. — Мой голос становится тише, когда я смотрю в глаза отца. — Почему Он не сказал нам?
— Не знаю, сын мой, — отвечает примарх. Я вижу, как упоминание магистра войны, причиняет ему боль, словно лезвие клинка, и чувствую, что эта мука отражается в моих собственных сердцах. — Быть может, Он стремился защитить нас, найти другой путь и избавить от тьмы прежде, чем она явит себя, чтобы извратить наш род.
Ангел делает шаг вперед, его заботливая рука отодвигает меня от разливающегося жидкого стекла. Примарх держит меня за плечо и смотрит сверху. Величественное выражение лица Сангвиния без труда вызывает неугасающее обожание, как и всегда.
— Какой бы ни была причина, по которой Он хранил тайну, это уже не имеет значения, — произносит он с силой, которой я, кажется, не слышал в его голосе уже целую вечность. — Путь перед нами ясен. Человечество столкнулось с врагом, подобных которому никогда не знало ранее, но не бывает тени без света, который сияет, дабы развеять ее. Мы выстоим против всего, что попытается задержать нас в Море Душ, и уничтожим любого, кто преображает его по своей прихоти.
Каждое слово генетического отца вдохновляло меня все больше. На миг Ангел предстал передо мной тем примархом, которого я знал прежде. Он будто прогнал темных призраков Сигнуса.
— Теперь мы знаем, какие последствия ждут нас, если мы проиграем. Как никогда прежде нам известна важность нашего искусства создавать и разрушать, одного из символов всего того истинного и прекрасного, что мы должны защищать до последнего вздоха наряду с остальным. Сейчас мы должны призвать всю свою силу, и каждый из нас начнет сначала.
Тронный мир уже рядом, а вместе с ним Осада и Хорус. После Ультрамара и второго Империума, который все мы поклялись отринуть, среди моих братьев царит мрачная решимость, пока наш флот вырывается из хватки Гибельного шторма. Возникает ощущение неотвратимого противостояния, ожидающего всех нас, и мы готовы отплатить за предательство тем, кто некогда был нам родней.
Несмотря на все безрассудства Мстящего Сына, Девятый в долгу у Жиллимана, ибо верфи и умелый труд вернули «Красной слезе» ее законное место жемчужины флота легиона. Без этого корабля мы рисковали бы никогда не покинуть Гибельный шторм и не достигнуть колыбели нашего вида вовремя, дабы встать рядом с Императором на защиту будущего человечества.
Все еще странно ходить по залам флагмана. Столь многое оказалось потеряно после крушения «Слезы» на Сигнусе, и даже не сосчитать бесценных работ, подвергшихся уничтожению или осквернению. Мы бросились возвращать себе корабль, вычищая каждый след варп-порчи, однако не всё поддалось нашим усилиям.
Свою часть работы я выполнил в отделениях, которые прочесывали каждый метр флагмана, выжигая любую обнаруженную скверну. Покончив с этой задачей, я отложил в сторону свои таланты к разрушению и начал восстанавливать «Слезу» через созидание.
Сангвиний уже находился там, когда я прибыл. Он привычно шагал рядом с коллекцией, собранной более чем за пять десятилетий, от золотых дней Крестового похода через тьму мятежа Хоруса и до заключительных, нынешних, дней, когда Терра вырастает в наших иллюминаторах. Прогуливаясь меж постаментов, примарх смотрит, как я готовлюсь, а затем приступаю к работе, наблюдает, как я тружусь перед печью. Он еще не облачился в свой великолепный мастерский доспех, что превращал его в ангела смерти из человеческих легенд. Однако с каждым ударом наших сердец этот момент все ближе.
Наступает этап, когда изделию нужно прокалиться. После того как я закрываю горн, запечатывая внутри него работу, меня больше ничто не отвлекает.
— Почему я, отец?
Я не собирался спрашивать, но слова все равно сорвались с уст. Вопрос этот мучил меня все время, с самого первого дня пребывания в жаркой от печи студии. Быть может, все дело в нависающем надо мной ощущении неясных перемен, чего-то масштабного и ужасного, ждущего нас на Терре. Дурное предчувствие, что если я не спрошу сейчас, то другой возможности не представится.
— О чем ты? — переспрашивает примарх.
Я понимаю, что мой вопрос не так уж важен, однако уже решился задать его:
— Почему я? Почему все эти годы вы уделяли
