— Полегче, полегче, юноша. Не надо резких движений. Я не жандарм, если вы это имеете в виду. Эти господа ждут на квартире вашего товарища – вы ведь тудасейчас идёте, не так ли?
Бледное лицо исказилось.
— Оставьте меня в покое!
А рука уже покидает карман – вот показались пальцы, сжимающие неудобную рукоятку бельгийской игрушки…
Пора!
Звонкий щелчок, лезвие со свистом покидает своё убежище. Шафт тарахтит по брусчатке и застревает в куче нечистого, пополам с навозом, снега. Взмах – и вылетевший из руки «бульдог» присоединился к шафту. Молодой человек, вскрикнув, согнулся, схватившись левой рукой за кисть правой, отшибленной ударом.
— Ну-ну, не так уж и больно, я же вам не руку отрубил. Подумаешь, плашмя клинком по запястью — революционер должен уметь сносить боль. Так, кажется, учил Нечаев?
Стальное жало пляшет у глаз, полных самого настоящего человеческого отчаяния.
— Я не собираюсь вас арестовывать и уж тем более, убивать. Ваш план, как вы уже догадались, провалился. Группа взята, вы один на свободе. Впрочем, ненадолго — самое позднее завтра утром схватят и вас.
Молодой человек выпрямился, по-прежнему баюкая пострадавшую руку.
— Но как… что вам-то за дело? Что вам нужно? Кто вы?
— Сейчас мы спокойно — только спокойно, ясно вам? — выйдем на Литейный, сядем в экипаж и поедем на Финляндский вокзал. Через час отходит почтовый до Гельсингфорса. Здесь, - толчок носком туфли, и не замеченный молодым человеком саквояж отлетает к его ногам, - деньги, документы, билеты с плацкартой третьего класса. До Гельсингфорса сидите, как мышь. Когда окажетесь в Финляндии, найдете способ перебраться в Швецию, это несложно, только не вздумайте обращаться к кому-то кого знали раньше, нарвётесь на провокатора. Дальше езжайте куда хотите, но в России не смейте появляться, по меньшей мере, год. А лучше — вообще никогда. Найдите работу и живите тихо-мирно. Революционера из вас не вышло, террориста тоже, может, хоть ученый получится? Езжайте, к примеру, в Голландию — в Амстердамском университете можно устроиться лаборантом, а там уж как пойдёт…
Незадачливому революционеру, ошеломлённому таким напором, остаётся только кивать.
- Да, кстати: будете писать домой, передайте наилучшие пожелания вашему младшему брату, Володе. Он ведь сейчас заканчивает гимназию в Симбирске? Вот и пусть старается, у него, как я слышал, способности к учебе. Главное, чтобы ерундой всякой не увлекся, подобно вам, Александр Ильич. А то матушке вашей, Марии Александровне, сплошное расстройство…[9]
Олег Иванович помотал головой. Видение-воспоминание отступило так же внезапно, как нахлынуло минуту назад.
«…вот, значит, оно как! Братец Саша не послушал совета, вернулся в Россию и, разумеется, попался. Ну да, конечно, корпус жандармов не мух ловит, да и агентам Д.О.П.а настрого было велено глаз не спускать с ВИП-беглеца, где бы тот не находился... Надо будет поинтересоваться, что теперь ломится бедняге: сибирская каторга со всеми сопутствующими прелестями в виде свинцовых рудников, срок в каземате с неизбежной чахоткой, или высшая мера – согласно местной традиции, с петлёй и эшафотом?..»
- Что ж, Юлий Алексеич, Шлиссельбург так Шлиссельбург. – сказал он. – Только у меня к вам просьба: когда соберётесь туда снова, не откажите сказать мне? Хочу, знаете ли, увидеть всё собственными глазами.
Расставшись с дядей Юлей, Олег Иванович решил прогуляться. До визита в Адмиралтейство, где Никонов собирал «попаданцев» для обсуждения намечающегося военно-морского обострения оставалось ещё часа два, и можно было, кроме неспешной прогулки побаловать себя чашечкой хорошего кофе. В последнее время в Питере открылось несколько недурных кофеен, так что было из чего выбирать.
А пока - он неспешно прогуливался вдоль Невского, легкомысленно помахивая тросточкой (той самой, со скрытым жалом из дамаска) и размышлял, какие перемены произошли в привычных, казалось бы, вещах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Взять хоть предстоящий визит в Адмиралтейство: раньше здесь не было принято устраивать подобные… даже не совещания, скорее, брифинги, на которых всех, причастных к той или иной проблеме информировали о текущей ситуации и задачах, требующих решений. Порядок был иной: ответственный чин собирал подчинённых, выслушивал их доклады, после чего либо устраивал разносы, либо раздавал поручения. Либо По окончании мероприятия подчинённые, приведённые в нужный градус исполнительности и страха божьего, расходились, чтобы с удвоенным рвением взяться за дело. Но чтобы собрать людей не вполне причастных, выслушивать непредвзятые мнения, получить возможность взглянуть на проблему со стороны, незамыленным глазом? Не было такого, и ещё очень долго не будет – во всяком случае, на просторах матушки-России с её вековыми командно-бюрократическими традициями…
Да что там Никонов – разве недавнее чаепитие у Государя, состоявшееся после официальной церемонии раздачи плюшек, не было таким вот брифингом? Интересно, кто это продемонстрировал Самодержцу такой метод работы? Скорее всего, Корф, больше некому. Хотя – мог и Георгий, цесаревич многому нахватался у Ивана с Николкой, и теперь ждёт – не дождётся, когда дядя Юля с Бурхардтом откроют «червоточины», и он получит возможность хоть одним глазком заглянуть в грядущее.
Впрочем, сейчас были темы для размышления и поинтереснее. Например – обмолвка дяди Юли о том, что алюминиевая проволока скоро перестанет быть редкостью, и ею можно будет заменить остродефицитную медь. Это означало одно: работы по созданию собственного российского производства алюминия подходили к финальной стадии, и скоро в распоряжении отечественных машиностроителей и энергетиков появится этот поистине незаменимый металл. Причём – в товарных количествах и по приемлемой цене, позволяющей использовать его в самых разных отраслях. Например, заменить в проектируемом сейчас большом дирижабле полужёсткого типа арборит, изобретённый Огнеславом Костовичем. Тоже неплохой материал, схожий фанерой, и он, несомненно найдёт достойное применение - но куда ему до алюминия и уж, тем более, до дюраля...
Олег Иванович знал, разумеется, что способ производства лёгкого металла, заключающийся в электролизе расплавленной в криолите окиси алюминия, изобретён ещё до появления здесь «гостей из будущего». Лавры этого открытия принадлежали французу Полю Эру и американцу Чарльзу Холлу. Сейчас в швейцарском Нейгаузене уже функционировало производство, получавшее необходимое для этого процесса количество электроэнергии от ГЭС, построенной на знаменитом Рейнском водопаде. А в прошлом году швейцарцы едва не подписали соглашение с германским промышленником Ратенау об учреждении в Швейцарии, в городе Нейгаузен «Акционерного общества алюминиевой промышленности «с общим капиталом в десять миллионов швейцарских франков. И подписали бы – несли бы на заключительном этапе сделки герр Ратенау не получил предложение, от которого он не смог (да и не захотел) отказаться. Сейчас он достраивал в городе Волхов завод, принадлежащий заново учреждённому «Русско-германскому обществу алюминиевых заводов». Место было выбрано не случайно - именно там в 1929-м году действовал один из первых в СССР алюминиевых комбинатов, основанных на сырьевой базе Тихвинского месторождения бокситов. Специалистам Д.О.П.а оставалось только извлечь эти сведения из имевшихся у них баз данных и передать Ратенау и его инженерам – что и было сделано в самые короткие сроки.
К этому проекту был привлечён ещё один иностранный специалист – австрийский химик Карл Байер, работавший на Тентелевском заводе в Петербурге, несколько месяцев назад создал простой и дешёвый метод выработки глинозёма ( так называли оксид алюминия ) – сам, без подсказки Д.О.П.а! - который и внедрял сейчас в производство.
Первую продукцию Волховский завод должен была дать в январе следующего, 1890-го года, и за ней уже выстроилась очередь из промышленников, изобретателей. В голове этой очереди, как всегда, находились военные заказчики – департамент Корфа ударными темпами внедрял на российских оборонных заводах самые передовые технологии. Причём масштаб производства планировался такой, что должен был многократно перекрыть не только жалкие сорок тонн алюминия в год, которые обещал выплавить завод в Нейгаузене, но и куда более масштабное производство, основанное Чарльзом Холлом в североамериканском Кенсингтоне.
