Такимъ образомъ, „юродство" есть подвигъ, сообразный съ ученіемъ Христовымъ, не противорѣчащій священному Писанію, а вытекающій изъ духа христіанства, потому что, какъ видѣли, спасеніе души составляетъ необходимую принадлежность святыхъ юродивыхъ, а общеполезность подвига „юродства", направленнаго, какъ сейчасъ говорили, на спасеніе и ближнихъ, служитъ краснорѣчивымъ подтвержденіемъ его сообразности съ духомъ христіанства.
ГЛАВА IV Сознательно-намѣренное принятіе святыми юродивыми безумства. Психологичеекій смыслъ ихъ притворнаго безумія. Отношеніе святыхъ юродивыхъ къ уму. Скрытность ихъ характера.
Въ самомъ названіи подвига оттѣняется особенное отношеніе святыхъ юродивыхъ къ своимъ умственнымъ силамъ. Названія: „юродство Христа ради", „буйство Христа ради" – значитъ – безуміе, глупость для Христа. Итакъ, по самому названію подвигъ „юродства" является тѣмъ, что нѣкоторые ревнители благочестія становятся безумными изъ за осуществленія въ себѣ завѣтовъ Спасителя. Профессоръ Е. Е. Голубинскій говоритъ, что подвигъ „юродства" о Христѣ въ томъ и состоитъ, что подвижникъ дѣлался притворно глупцомъ и безумнымъ о Христѣ, чтобы терпѣть отъ людей поношенія и укоризны и чтобы обличать современниковъ" [CCX]. Что святые юродивые притворно принимали на себя безуміе объ этомъ краснорѣчиво говорятъ выраженія житій святыхъ юродивыхъ: святый Симеонъ „юрода себе во всемъ творяше"; святый Ѳома Келесерійскій „творяшеся юродъ быти" [CCXI]; святый Исидоръ „пріемъ юродственное еже Христа ради буйственное житіе, якоже мнимо человѣки"; святый Аврамій Смоленскій „во юродство преложися"; „вси мняху святаго Прокопія, яко юрода"; святый Андрей „неистовъ дѣяся, несмысленъ и недобрѣ глаголющъ"; дѣйствія его напоминали дѣйствія бѣсноватаго, и святаго Андрея связывали желѣзными цѣпями; святая блаженная Исидора „Бога ради притвори себе юродство, аки бы сущи бѣсна"; святый Симеонъ предъ вступленіемъ на этотъ подвигъ прямо „моляшеся прилежно Богу, яко безумнаго и несмысленнаго вси да имутъ его" и, живя въ міру „творяшеся бѣсенъ" [CCXII]; святый Исидоръ Ростовскій „днемъ яко юродъ хождаше, въ нощи же непрестанно молитву къ Богу возсылаше", святый Ѳеодоръ Новгородскій, „оставя временное сіе и скоротекущее житіе, волею во юродство претворися" [CCXIII]; святый Николай Кочановъ „нача юродствовати Христа ради [CCXIV] „творяшеся неистовъ и буй" [CCXV]; святый Михаилъ Клопскій „яко похабъ творяшеся [CCXVI]; святый Василій блаженный „похабяся творя"…; святый Николай Псковскій „похабъ ся творя" [CCXVII]. „По смерти родителей своихъ преподобный Георгій нача похабствовати, буйное и юродственное проходя житіе, по апостолу Христа ради [CCXVIII]. Ходя преподобный по лѣсамъ, въ непроходимыхъ мѣстахъ, удаляшеся отъ человѣкъ, творя видимымъ яко юродъ вмѣняшеся [CCXIX]. Егда же начинаху людіе имѣти св. Симеона яко свята, онъ абіе нѣчто таково содѣловаше, еже не святости, но безумія явнымъ бываше показаніемъ [CCXX], говорится въ его житіи. Послѣ же его смерти, замѣчаетъ біографъ его, современники Симеона познали, „яко юродивый не бѣ юродивый, но премудршій бяше паче всѣхъ мудрецовъ вѣка сего, и мнимый быти грѣшникъ, праведенъ и преподобенъ, образомъ юродства и грѣшничества покрываяй свое богомудрое и богоугодное житіе предъ человѣки" [CCXXI]. Святый Андрей „въ день аки неистовъ творяшеся, въ нощи же безпрестанно моляшеся Богу и святой Анастасіи" [CCXXII]. Святый Исидоръ Твердисловъ „въ день яко юродъ хождаше, въ нощи же непрестанно молитву къ Богу возсылаше" [CCXXIII].
При томъ, святые юродивые не всѣмъ казались безумными. Такъ, когда святый Симеонъ „бываше съ Іоанномъ діакономъ (того города, гдѣ жилъ святый Симеонъ – Емессы) наедине, то ничего юродского не делал, но с кротостью и сердечным сокрушением беседовал о полезном" [CCXXIV]. Святый Прокопій Вятскій каждое воскресенье исповѣдывался и пріобщался святыхъ Тайнъ у Вознесенскаго (города Вятки) священника Іоанна и съ нимъ говорилъ, „якоже и прочіи человѣцы, не яко нѣмъ и юродъ", но подъ клятвою, „да не кому же повѣдаетъ о глаголаніи его, дондеже отъ земли преселится [CCXXV]. Святый Симонъ Юрьевецкій проситъ одного человѣка, видѣвшаго его переходящимъ черезъ Волгу, какъ по суху, никому не говорить о томъ, что онъ находится въ полномъ разумѣ, до его смерти [CCXXVI].
Но зачѣмъ святые юродивые предъ очами всего міра отказывались отъ владѣнія и употребленія самымъ высшимъ и цѣннымъ достояніемъ человѣка – разумомъ – для Христа? какъ понимать это и заповѣдуется ли такое отреченіе отъ ума священнымъ Писаніемъ? Конечно, нельзя сказать, что отреченіе отъ ума въ томъ видѣ, въ какомъ оно проявлялось въ святыхъ юродивыхъ, нигдѣ не заповѣдуется въ священномъ Писаніи. Священное Писаніе повелѣваетъ отрѣшаться отъ своего ума столько, сколько это нужно для спасенія: „Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым" [CCXXVII]. Апостолъ Павелъ пишетъ это къ Коринѳянамъ, у которыхъ въ большой силѣ и уваженіи была языческая ученость. Эта ученость возбуждала въ христіанахъ самомнѣніе и кичливость и не допускала ихъ въ смиреніи сердца искать подкрѣпленія и силы въ благодати. Поэтому, св. апостолъ Павелъ и предлагаетъ христіанамъ истребить излишнюю довѣренность къ своему уму и съ глубокимъ смиреніемъ предать себя водительству вѣры въ силу креста. Теперь – если святымъ юродивымъ отреченіе отъ ума въ томъ видѣ, въ какомъ оно въ нихъ совершалоcь, представлялось нужнымъ и дѣйствительнымъ для спасенія, если въ этомъ увѣряла ихъ совѣсть, убѣждалъ разумъ, подтверждала вѣра, то ужели они не имѣли права рѣшиться на это средство для спасенія? и теряетъ ли это средство свою важность отъ того, что не заповѣдуется въ такомъ именно видѣ священнымъ Писаніемъ? Правда, съ перваго взгляда такое отреченіе отъ ума представляется даже и вовсе несовмѣстимымъ съ природою человѣка; отрѣшить себя отъ обязанностей ума, на которыхъ держится весь порядокъ человѣческой жизни на землѣ, значитъ быть человѣку не человѣкомъ, по крайней мѣрѣ не такимъ, какимъ онъ долженъ быть въ этомъ мірѣ, въ настоящемъ состояніи. Но если глубже всмотрѣться въ наше существо, то основаніе для „юродства" можно найти въ самой лучшей и высшей части его, въ которой одной сохранились остатки величія нашей природы, въ которой одной лежатъ сѣмена высокаго ея назначенія. Въ самомъ дѣлѣ, ужели духъ нашъ, назначенный для жизни высшей и безсмертной, долженъ быть въ рабскомъ подчиненіи только тому порядку, какой существуетъ на землѣ? ужели онъ для вѣчнаго не свободенъ отказаться отъ подчиненности тому, что носитъ на себѣ печать только временнаго и случайнаго? нѣтъ! назначеніе духа нашего выше. И если онъ несетъ бремя подчиненности порядку міра чувственнаго, то единственно потому, что его силы еще не вполнѣ раскрыты, потребности не пробуждены, что онъ еще не вполнѣ возвысился надъ временнымъ, скоропреходящимъ. Если перемѣнить это, не вполнѣ сродное ему, состояніе на болѣе сродное, на то, въ какомъ ему приличнѣе быть, которое ближе къ его назначенію, то человѣкъ во многихъ отношеніяхъ явится другимъ. Это состояніе человѣка, очевидно, будетъ естественное, ему сродное; но если посмотрѣть на этого человѣка въ различныхъ отношеніяхъ его къ міру, то въ немъ легко можно замѣтить черты юродиваго. По мѣрѣ того, какъ силы духа развиваются и усовершаются, человѣкъ не можетъ не отрѣшаться отъ видимаго и временнаго и, слѣдовательно, не можетъ не отрѣшаться отъ той стороны своей души, которая приспособляется въ немъ къ настоящему его состоянію, въ которой находятся узлы, крѣпко связывающіе его съ видимымъ и временнымъ, – обязанности жизни его здѣсь, на землѣ. А при этомъ преобладающемъ развитіи силъ духа, при этой отрѣшенности отъ законовъ ума, приспособленныхъ къ настоящему состоянію, не можетъ не произойти разительнаго безпорядка во внѣшней, земной жизни, въ дѣятельности, относящейся къ земному положенію. Но такая дѣятельность не представляетъ изъ себя чего-нибудь несообразнаго съ нравственнымъ достоинствомъ человѣка. Вѣдь жизнь по законамъ нашего духа, во всякомъ случаѣ – естественна, и хотя тутъ будутъ отвергнуты законы того же духа, приспособленные къ земному его быту, но при всемъ томъ эта жизнь, какъ жизнь собственно духовная, всегда будетъ имѣть достоинство нравственно-доброй жизни въ глазахъ тѣхъ, для которыхъ духовная жизнь выше жизни, заключающейся въ предѣлахъ земной дѣятельности, – для которыхъ настоящая жизнь – приготовленіе къ жизни, сообразной съ существомъ свободно – разумнаго духа.
