Изображение исчезло.
— То, что мы тут видели, — спросил Жильбер, — это воображение или реальность? Можно было дотронуться до мертвой молодой девушки? Мог ли я связаться с моей планетой?
— Не думаю, — прозвучал сдержанный ответ. — Это лишь вторая стадия великого деяния: после уплотнения материи происходит материализация чистого света.
— Значит, это не является таким уж необычным.
— Да, но есть и третья ступень.
Вдруг Сафарус стал о чем-то советоваться с присутствующими. Полные губы «верховного» жреца дрожали, а генуэзец вытирал на лбу крупные капли пота. Исаак Лакедем расхаживал по подземному залу: он принимал решение. Внезапно остановившись перед очагом, он стал раздувать огонь над тлеющими углями, так как в катакомбах было прохладно. По перегонным кубам пробежал сизый огонек, и в чашечках алхимиков заблестели разноцветные порошки. Сафарус повернулся к астронавту. На его лице лежал отпечаток мрачной многозначительности.
— Послушайте, — сказал он, — из какой бы точки бесконечного космического пространства вы ни прилетели, истина одна. Все дело в деталях. Мы знаем, что в основании вещей лежит важнейший элемент, одновременно являющийся Светом, Действием и Материей, и что это Действие, этот сын Божий, и есть Бог. Но применяемые способы управления миром различаются Сущностью.
— Однако, если предположить, что сын Божий был облечен плотью, вы согласились бы с истиной: все может приобретать форму. Вы следите за ходом моих мыслей?
— Да, я стараюсь. — Сафарус повысил голос. — Ограниченное в своем развитии и немощное человечество обладает мизерным набором чувств и вслепую движется среди невидимых миров, соприкасается с ними, не замечая их. Фатальность или Провидение являются лишь следствием причин и действий. Речь шла о том, чтобы найти эти так мало значащие причины, заключающиеся в великом Целом, которое господствует над судьбами. Дом не загорится, сказал я себе, без воздействия на него огромного числа воспламененных частиц. Река не разливается в половодье, если совершенно малые молекулы воды не выводят ее из берегов; имеют свои причины глубокие сейсмические сдвиги, и сам воздух, ласкающий камыш или вырывающий с корнями дуб, входит в состав этого согласия сил. Существуют Материя и Действие, а значит, форма и ее видимость.
— Мне кажется, что я слышал все это в школе астронавтов, — сказал Жильбер. — Продолжайте.
— А разве не так?! — воскликнул Сафарус. — Известны все толкования. Отсюда до познания, до вхождения в контакт с этими элементарными силами оставался только один шаг, и я сделал его. Жан де Патмос сказал (и каббалисты знают эту тайну): «Тот, кто разбирается в Числах Космоса, удерживает власть». Чем бы обладал тогда тот, кто разбирается в Числах Космоса? Я неустанно искал их. И думаю, что нашел…
— Вы полагаете, таким образом, — отчетливо произнес Дест, — что в этом варварском, корчащемся в конвульсиях мире вы можете управлять стихиями? Но это невозможно!
— Увидите сами, — сказал Сафарус.
Он в возбуждении смешал зеленые и красные порошки и бросил смесь в огонь. Едкий дым принес прохладу. Дест узнал атмосферу, присущую некоторым планетам, на которых нет озона.
«Он применяет кристаллы, — говорил себе астронавт, — и приводит атомы в возбужденное состояние. Да, но использует варварские и эмпирические средства, которые Земля отвергла…»
Он не успел закончить свою мысль, как дым рассеялся. Они находились сейчас среди хранивших молчание каббалистов. На саркофаге восседал карлик-старик, его пастуший шлем прикрывал латы из чеканного золота. На его землистого цвета лице выделялись матовые, черные глаза без роговицы, а из-под украшенного эмалью капюшона виднелись остроконечные уши.
— Перед вами Орифель, — сказал Сафарус. — Дух Земли… В древности люди обожали его под именами Хроноса. Сатурна, Деметры. Он господствует над сокровищами, источниками воды и шахтами, он заселяет леса демонами, а бездны — духами. Его царство окутано мраком. Это одна из четырех основных стихий, которую я подчинил…
Он еще говорил, когда старик, осыпав Жильбера дождем золотых искр, исчез. Землянин, сжав зубы и не позволяя себе расслабиться, призвал на помощь свои интуицию и чутье астролога, которые он тренировал на случай самых неожиданных встреч на далеких планетах:
— Тень! Вот что вы мне представили как изящный венец ваших опытов. Такое достигается с тем же успехом веществами, содержащими опиум. Ваша практика является псевдонаучной!
Жильбер знал, что попал в точку: Сафарус дрожал, как лист, под его длинными веками замерцали огоньки надменности.
— Итак, — воскликнул тот, — вы не утолили ваше любопытство! Вы хотите войти в контакт со стихиями? Берегитесь: мы находимся на краю пропасти. Возможно, мы уже перешли предел, кто знает?…
— Нет, — возразил Дест, — сейчас или никогда!
Вены на лбу Исаака Лакедема раздулись. Он поднял руки, и в очаге вспыхнуло пламя. Наконец он признался, чувствуя головокружение:
— Я не подчинил их себе. Я зову их, и они приходят. Я даю им возможность обрести подобающие формы, так как они любят этот век и этот мир. И они слушают меня, так как я знаю их имена…
— Ты лжешь! — вдруг крикнул кто-то дребезжащим голосом.
Тотчас произошел взрыв порошков, и золотисто-желтый свет разлился по подземелью.
Она появилась под колпаком камина. У нее была такая же внешность, как и у девушки с Земли: гладкая и мягкая, как у цветка персикового дерева, золотисто-розового цвета кожа, радующее глаз красотой и совершенством тело. Медные, золотистые волосы доходили до самых лодыжек ног. Очаровательное, треугольной формы лицо с тонкими, приподнятыми бровями, прямой нос, ярко-красные губы. Под длинными рыжими ресницами сверкали глаза, в которых плясали язычки пламени. Ее колени блестели, как две перламутровые раковины, плечи переливались всеми цветами радуги. Она представляла собой сияние, пылающий костер, вся розовая от таившихся в ней греха и соблазнительности.
Словно притягиваемый магнитом, Дест подался вперед.
Сафарус закричал:
— Саламандра! Огненная стихия! Я не звал тебя! Откуда ты пришла?
— Я была там, — ответила она, опустив глаза. — Я вошла с этим молодым человеком…
— Что ты делаешь с заклинаниями? Это не твой день!
— Чтобы я уступила дорогу, — поющим голосом произнесла она, — этой недотепе Русалке, злобной, неповоротливой, с постоянно мокрыми руками и безумным взглядом? Даже не считая того, что она приняла облик Анны де Лузиньян… Говорят, она влюблена в этого прекрасного рыцаря и, насколько мне известно, затянула его, запутавшегося в водорослях, под воду. Я вижу его и нахожу, что он очень хорош собой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
