И у Алистера Сен-Сира, некогда гордого отца трех крепких мальчишек, остался только самый младший, Себастьян. Сын, ни капли не похожий на родителя, сын, на которого всегда обрушивался наиболее сильный гнев, сын, который постоянно ощущал себя ужасным разочарованием для грубоватого крупного мужчины с пронзительно-синими фамильными глазами, столь явно не доставшимися его новому наследнику.
Тем же летом, когда Себастьяну исполнилось одиннадцать, графиня Гендон отправилась на увеселительную морскую прогулку, чтобы больше никогда не вернуться. «Утонула», – так ему сказали. Даже тогда он не поверил. В течение долгих месяцев мальчик взбирался на скалы, возвышавшиеся над бескрайними неспокойными водами Ла-Манша, убежденный, что если бы мать на самом деле умерла, он как-то узнал бы, как-то почувствовал бы это.
«Странно, – подумал Девлин, отталкиваясь от ржавой кладбищенской ограды и поворачивая в сторону шумных, ярко освещенных игорных домов Сент-Джеймс-стрит, – как можно было, угадав правду в этом вопросе, так заблуждаться почти во всем остальном».
Лежа в одиночестве в своей постели, Геро где-то перед полуночью заметила, как начал подниматься ветер. Жаркие порывы надували парусами занавески на открытом окне и наполняли спальню запахом пыли и острыми ароматами летнего города. Она слышала выкрики сторожа в час ночи, потом в два. И все равно лежала без сна, внимая ветру и бесконечно перебирая в уме все, что выяснила к этому моменту об угнетающе-неумолимой последовательности туманных, полунепонятных событий и действий, приведших к смерти Габриель и исчезновению ее маленьких племянников. Однако с течением времени Геро исподволь пришло в голову, что внезапная бессонница вызвана пустой постелью рядом с ней не в меньшей мере, чем всем остальным.
Это осознание испугало ее и раздосадовало. Побудительные причины вступления баронской дочери в брак с Девлином были сложными, запутанными и не совсем понятными для окружающих, а особенно – для нее самой. Она не увлекалась самокопанием или длительным, напряженным изучением собственных мотивов. Эту свою черту Геро считала достойной восхищения и такой, которой можно втайне гордиться. Теперь же поймала себя на сомнениях, не ошибалась ли она в данном вопросе. Ведь кто может быть глупее, чем женщина, не понимающая собственного сердца?
Где-то в ночи, наверное, в тысячный раз хлопнула незакрепленная ставня. С негромким раздраженным возгласом отбросив в сторону покрывало, виконтесса поднялась закрыть окно. И остановилась, держа руку на защелке, всматриваясь в одинокую элегантную фигуру, шагающую по улице в сторону их дома.
Ночь была темной, ветер затушил большую часть уличных фонарей и оба масляных светильника, висевшие по бокам от входа в особняк, но Геро без труда узнала размашистую поступь и поджарую фигуру своего мужа, когда тот повернул, чтобы взойти на крыльцо.
Она ощутила прилив облегчения, хотя до сих пор не желала признаваться себе в растущей обеспокоенности, вызванной долгим отсутствием Девлина. Затем пальцы виконессы крепко стиснули край шторы.
Во многих отношениях супруги оставались незнакомцами друг для друга. Их браку, порожденному необходимостью, было присуще настороженное недоверие, смягчаемое страстным влечением, невольным уважением и своеобразным игривым соперничеством. И все же Геро изучила мужа достаточно хорошо, чтобы узнать этот раздраженный разворот плеч и угрожающую точность каждого изящного движения.
Примерно год назад в жизни Себастьяна Сен-Сира прозошло нечто, повлекшее разрыв виконта с Кэт Болейн, его давнишней любовницей, и холодное отчуждение между Девлином и его отцом. Геро не догадывалась, что именно случилось. Знала только, что из-за этого Себастьян на долгие месяцы ринулся в пропитанный бренди водоворот самоуничтожения, из которого выбрался совсем недавно.
Но теперь, прислушиваясь к шагам мужа, поднимавшегося по лестнице на третий этаж, и отдаленному щелчку, с которым негромко закрылась дверь его спальни, Геро испытала глубокую тревогу...
И неожиданный всплеск некоего чувства, настолько сильного, что у нее сбилось дыхание от удивления, потрясения и странного, непривычного испуга.
Вторник, 4 августа 1812 года
– Милорд?
Себастьян открыл один глаз, увидел жизнерадостные, тонкие черты лица своего камердинера и снова зажмурился, когда комната неприятно покачнулась.
– Убирайся прочь.
Голос Жюля Калхоуна звучал раздражающе радушно.
– К вам сэр Генри Лавджой, милорд.
– Скажи ему, что меня нет. Скажи, что я умер. Плевать, какого черта ты ему скажешь. Просто проваливай.
Залегла минутная пауза. Затем слуга заметил:
– К сожалению, леди Девлин рано утром ушла, поэтому не может принять магистрата вместо вас.
– Рано утром, говоришь? Куда? – открыв оба глаза, виконт резко сел на постели, что в сложившихся обстоятельствах было не самым разумным поступком. – Черт подери! – вскрикнул он, наклоняя голову и прижимая ладонь к грохочущему лбу.
– Миледи не сообщила. Вот, выпейте.
Себастьян ощутил, как в свободную руку втискивается горячая кружка.
– Не нужен мне твой проклятый молочный чертополох.
– Нет ничего лучше для очищения печени, милорд.
– С моей печенью и так все в порядке, – рявкнул виконт и услышал ответный смешок камердинера.
Подойдя к окну, Калхоун отдернул шторы.
– Могу ли я послать Морея сообщить сэру Генри, что вы присоединитесь к нему через пятнадцать минут?
Девлин спустил ноги с кровати и снова застонал.
– Лучше через двадцать.
Себастьян нашел магистрата за чашкой чая и тарелкой бутербродов из черного хлеба с маслом и огурцом.
– Сэр Генри, – поздоровался виконт, быстрым шагом входя в комнату. – Мои извинения, что заставил вас ждать.
Лавджой вскочил на ноги, промокая губы салфеткой.
– Ваш дворецкий чрезвычайно любезно предоставил мне столь необходимую возможность подкрепиться. Я с самого рассвета был на Кэмлит-Моут.
– Прошу вас, присаживайтесь, – сказал Себастьян, неуклюже опускаясь в кресло напротив гостя. – Никаких следов пропавших детей?
– Боюсь, нет. И это несмотря на то, что сотни людей прочесывают лес и окрестности в поисках ребятишек. К сожалению, брат мисс Теннисон предложил вознаграждение за детей – даже открыл контору на Флит-стрит и посадил там поверенного, чтобы принимать любые сведения, которые могут поступить.
– Почему же «к сожалению»?
– Потому что результатом, вероятнее всего, будет полный хаос. Я сталкивался с подобным раньше. Пропадает ребенок, горюющая семья с самыми лучшими намерениями предлагает награду, и вдруг появляются десятки – иногда даже сотни – обездоленных детишек, которых властям представляют как «потерянного» малютку.
– Господи милостивый, – протянул Себастьян. – И все же можно понять, почему Хильдеярд Теннисон так поступает.
– Да, понять его можно, – резко выдохнул магистрат. – Хотя опасаюсь, что обнаружение тел мальчиков – это только вопрос времени. Если бы дети просто испугались увиденного и убежали, чтобы спрятаться, их бы уже нашли.
– Полагаю, вы правы. – Себастьян решил налить себе чашку чая, но затем передумал. Что ему требовалось, так это кружка доброго крепкого эля. – И все же странно, почему, если дети мертвы, их тела не были найдены рядом с мисс Теннисон.
– Боюсь, в этом деле предостаточно странностей. Я разговаривал с настоятелем церкви Святого Мартина, который подтвердил, что мисс Теннисон и оба мальчика, как обычно, присутствовали на богослужении в прошлое воскресенье. Он даже после службы побеседовал с нею несколько минут – увы, не об их планах на вторую половину дня.
– По крайней мере это сужает временные рамки ее гибели.
– Да, немного. Мы также проверили дилижансы, курсирующие между Лондоном и Энфилдом, и частные конюшни в Энфилде, но так и не смогли найти никого, кто припомнил бы, что видел мисс Теннисон в воскресенье.
– Другими словами, мисс Теннисон и дети наверняка приехали на Кэмлит-Моут с убийцей.
– Похоже на то. Тут всплыли кое-какие тревожные факты, – добавил Лавджой, угощаясь еще одним треугольным сандвичем. – Выяснилось, что мисс Теннисон неделю назад, в воскресенье, видели на Кэмлит-Моут в компании мальчиков и некоего неизвестного джентльмена.
– Джентльмена? Не извозчика?
– О, совершенно определенно джентльмена. Мне сказали, он прихрамывал и говорил с акцентом, возможно, французским.
Для дамы благородного происхождения поездка на природу в компании джентльмена намекала на определенную степень дружбы, даже близости, что было весьма показательно. А то, что Габриель Теннисон и ее французский друг посетили именно Кэмлит-Моут, и подавно не предвещало ничего хорошего.
