нахмурился и в удивлении поднял голову. Стоявшего перед ним мужчину он не помнил — невозможно запомнить тысячи и тысячи лиц однополчан.
— Заяц? — удивленно проговорил милиционер. — Живой, чертяка!
— Я… — растерянно проговорил Мишка и вдруг ухмыльнулся, проведя по лицу рукой: — Вот черт! Ну надо же!
— Этого заберите, — обернувшись к стоявшим за его спиной сослуживцам, приказал он. — И женщину попросите завтра подойти в отделение, заявление пусть напишет, — и, снова повернувшись к Мишке, спросил: — Заяц, а девчонка где? Вы же вроде вместе всегда были?
— Тамара? Тамара… — Мишка сглотнул горький комок, мгновенно вставший в горле, и тяжело вздохнул. — Тамару ранили… тяжело. Я найду ее. Вот учебный год закончится, возьму отпуск и отыщу… — опустив голову, напряженно проговорил он.
Поняв, что задел парня за живое, милиционер кивнул.
— Ладно, Заяц, бывай. Спасибо за помощь, — он протянул руку. Мишка, выдавив из себя улыбку, крепко пожал ее. — И вот что, парень… Если вдруг помощь будет нужна… в поиске, или еще в чем… В общем, если что, приходи в отделение и спроси старшего участкового Леонова. Чем смогу — помогу.
— Спасибо, Ром. Я понял, — улыбнулся уже широко и искренне Мишка. — Встретимся еще. Рад, что живой! — хлопнул он по плечу бывшего однополчанина. — Ты береги себя.
— Бог не выдаст — свинья не съест, — ухмыльнулся милиционер. — Уж ежели в том аду выжили, тут и подавно справимся! — коротко обняв парня, хлопнул он его по спине и, резко отстранившись, развернулся и направился к выходу.
Глава 8
Стоя возле своего шкафчика, Мишка торопливо вытирал мокрую голову. Сушиться времени уже не было — первым уроком шла математика, и вчера Нина Петровна грозилась устроить контрольную. Он уже не боялся никаких проверочных работ, но опаздывать совершенно не хотелось.
— Слышь, Миха, — сосед по шкафчику вышел из душа и, неторопливо вытираясь полотенцем, аккуратно промокнул натертую плохо пригнанным протезом культю. — Давай седня с нами? Суббота, в доме культуры вечером оркестр играть станет. Дим Димыч вчерась посылку от родни получил, наливочки вишневой обещался прихватить бутылочку. У него тетка знатную наливочку варит. Посидим, выпьем по маленькой, девок потискаем, — заговорщицки толкнул он парня локтем. — Пойдем?
— Не, Сань, не могу. Спасибо за приглашение, — заправляя рубашку в брюки, отозвался Мишка. — Мне в школу надо. Контрольная сегодня.
— Слушай, да кому твоя школа-то нужна? — удивленно уставился на него мужчина, зажав полотенце коленями. — Пойдем, Мих. Ребята обидятся.
— Мне нужна. Мне выучиться надо. Не хочу всю жизнь болванки обтачивать. Не мое это, Сань. Да и пить мне совсем не хочется, не люблю того. Ни к чему, — Мишка аккуратно повесил рабочую одежду в шкафчик и, захлопнув дверцу, продел в дужки замок.
— А девки? Бобылем же ты всю жизнь не проживешь? — склонив голову набок, хитро прищурился Санек. — А мы тебе такую девку склеим, закачаешься! Вот какую захочешь, ту и склеим. Девки нынче сговорчивые…
— Рановато мне пока о женитьбе думать, Саш. Вот выучусь, тогда и искать стану. Самостоятельно, — припечатал Мишка, убирая ключ в карман брюк. — Ладно, Саш, побежал я, опаздываю.
— Ну беги, беги, ученик… — зло прищурившись, посмотрел во след Мишке Саня. — Гляди тока не добегайся…
Вернувшись домой со школы, Мишка с удивлением увидел дремавшую сидя на табуретке возле его двери Зинаиду. Тронув привалившуюся спиной к стене женщину за плечо, Мишка тихонько позвал ее:
— Зин… Зина… Ты чего тут? Случилось чего? — нахмурившись, он с тревогой заглянул ей в лицо.
— Ой, Мишенька… — встрепенулась женщина, подскакивая. — А ведь я тебя ждала… Ты раздевайся, руки помой, а я пока супчику тебе разогрею, голодный, поди, — затараторила женщина, бросившись в направлении кухни.
— Какого супчика? Зиин? — чуть громче позвал ее Мишка в недоумении. Не получив ответа, он, стянув с головы шапку, задумчиво почесал в затылке. — Ничего не понимаю… — проворчал он, открывая комнату.
Едва Мишка успел переодеться, как раздался стук в дверь, и в приоткрывшуюся щелку просунулось лицо Зинаиды.
— Вот, Мишенька, давай, покушай. Голодный ты небось, — посмотрев на совершенно ошалевшего Мишку, застывшего посреди комнаты, Зинаида бочком протиснулась в дверь и поставила на стол миску с исходившим вкусным паром варевом. — Кушай садись, вот хлебушка тебе, а я сейчас чайку налью, — она повернулась, чтобы снова бежать на кухню.
— Зин, подожди… — отмер наконец Мишка. — Ты чего это? Зачем? Ты лучше детей накорми! Карточки-то тебе хоть вернули?
— Ох, Мишенька! — улыбаясь, опустилась на стоявший возле стола стул Зинаида. — Вернули, милок, все до единой вернули! Ты садись, садись, кушай, а я расскажу тебе пока, — довольная Зинаида подперла щеку рукой, приготовившись рассказывать.
Поняв, что отделаться от нее удастся, только поев и выслушав ее, Мишка пододвинул к столу табуретку и взял ложку.
— Умм, как вкусно! Зин, ты в милицию-то ходила? Заявление написала? — не отрываясь от процесса опустошения тарелки, поинтересовался Мишка.
— Ходила, ходила, — закивала Зинаида. — И заявление написала на этого ирода. И карточки мне все вернули. Вот опосля обеда прям домой все и принесли. Я-то на смене была, а дома Мариночка моя оставалась. Вот ей тот, со шрамом который, все обписал, так она ко мне на работу прибегла с бумагами, чтоб я подписалась, значит, и сказала, что он и карточки наши все возвернул. Не успел этот ирод их потратить-то, — торопясь поделиться радостью, рассказывала Зинаида. — А все ведь благодаря тебе, Мишенька! И как ты тока додумался-то, что Илюшка-то вор и ирод проклятый? — закачала она горестно головой. — А ведь порядочным человеком притворялся… Я ж и подумать не могла, что он это…
— Да я тоже, Зин… — положил ложку в опустевшую тарелку Мишка. — Я ж его за мальчонку ударил, пацаненка жаль стало… А он трусом оказался, вот и выложил все, стоило к стенке его прижать, — тяжело вздохнул Мишка, опираясь подбородком на руку. — Не думал я, что такие гнилые мужики есть… Да какой он мужик… — махнул рукой Мишка и поднялся. — Спасибо тебе, Зин, накормила. Только больше не надо меня кормить, у тебя вон малых детей четверо, их прокорми попробуй.
— Что ты, что ты, Мишенька! — замахала на него руками Зинаида. — Да ежели ж не ты, все бы мы с голоду-то и вовсе бы пропали! Так что ж мне, тарелки супа что ли жалко?
— Вот и отдай ту тарелку детям, — нахмурился Мишка. — А еще, Зин… — он подошел к шкафу и запустил руку под лежавшее на полке одеяло. Достал оттуда карточки на питание и, оторвав треть, протянул Зинаиде. — Вот, держи.
— Миша… Ты чего это, ась? Ума, что ли, лишился? — поднявшись со стула и
