Осенью 1939 года, была подписана капитуляция Польши. Существование евреев быстро покатилась к своему закату. Начались погромы, грабежи, издевательства и убийства. До этого, как уже говорил, несколько лет жил в Англии. С отличием окончил йешиву, потом вернулся в Варшаву, где проживала семья. Время, вновь уехать обратно, большой роднёй, было упущено. Никто не знал, что необходимо предпринимать, как спасаться, где искать убежище. Как-то утром в сторону России, на дальнюю окраину государства, уехала семья лучших друзей родителей. Их дочь, Номи, самая красивая девушка целого района, была грустной, и совсем не хотела покидать родной город. Договорились, по окончании смутного времени, обязательно встретимся у подъезда нашего многоквартирного дома. Память до сих пор хранит название улицы – Торговая № 32.
Провожающие разошлись, а Идек остался стоять на улице, грусть первого расставания заполняла юношеское сердце. Неожиданно появились фашистские солдаты. Схватили брата и ещё человек 20 прохожих, явно еврейского происхождения. Потом отвели в школу, где ещё так недавно учился. Заставили убирать мусор, белить стены, мыть полы. После окончания работ вывели во двор и заставили построиться в шеренгу. Холеный красавец в эсэсовской форме прохаживался перед ними, с презрением рассматривая каждого. Остановился рядом с Идеком, напротив мужчины в религиозной одежде, с бородой и пейсах. Спокойно достал пистолет и несколько раз выстрелил. Труп несчастного упал на ноги брата, забрызгав кровью одежду. Пообещав, что до остальных очень скоро дойдёт очередь, офицер, махнув рукой, ушёл вместе с солдатами.
В тот же день приехала Белла, мамина двоюродная сестра, принеся маленькую надежду на спасение для меня и младшего брата. Две справки с указанием польских имён и фамилий. Это всё, что успели сделать для своих детей Гершл и Сара, наши родители. Вечером, с тяжёлыми сердцами и слезами на глазах, завершилось прощание. Братишки Лёлик и Абрамек держались, но зато сестрёнка Феля расплакалась, обняла нас и попросила беречься и быстрей возвращаться. Мама почему-то повторяла номер квартирного телефона и взяла твёрдое слово сразу позвонить и сообщить, где остановимся. Прошли годы, и хотя больше так ни разу и не удалось позвонить, но цифры 102378 навсегда остались напоминанием о ней. Как и чёткий наказ отца, ни при каких обстоятельствах не расставаться с Идеком. Словно стараясь навсегда запомнить, в последние минуты, вглядывались в, до боли, любимые лица.
Время, проведённое в дороге, часто прерывалось проверками. Спасали документы, да ещё то, что прекрасно говорили по-польски, а Белла, кроме того, походила на польку, как две капли воды. Сердце обрывалось в груди при виде, каким глумлениям подвергались задержанные евреи. Их били, отбирали одежду и делали с ними такие вещи, которые хочется навечно забыть и вычеркнуть из памяти. На одной из железнодорожных станций, рядом с чудесным озером, произошёл самый чудовищный случай. После очередной остановки, поезд начал тихо ускорять свой ход. Фашистские солдаты по краю перрона гнали семь еврейских девушек. Троих, просто не давая подняться, волоком тащили за длинные, изумительной красоты, волосы. На них практически не осталось целой, не разорванной одежды. Открытые участки тела были покрыты синяками и кровоподтёками, ноги забрызганы кровью. Девушки затравленно оглядывались на своих насильников. В глазах у них стоял такой ужас, что до сих пор, иногда в холодном поту, просыпаюсь от непередаваемых и невыносимых воспоминаний. Но этого солдатам, видимо, было мало. Смеясь и улюлюкая, продолжали срывать жалкие остатки одежды, обнажая истерзанные девичьи тела. К своему ужасу, не без труда, вдруг узнал Номи. В последний момент, когда вагоны стали поворачиваться, и вот-вот страшная действительность должна была исчезнуть с глаз, их толкнули к кирпичной стене. Несчастные, поддерживая друг друга, стояли на краю широкой воронки, около небольшого двухэтажного домика. Затрещали автоматные очереди, и девушки, словно запнувшись, упали на пороге своей растерзанной молодости.
Наконец мы добрались до реки Буг, Белла решила вернуться обратно и попробовать спасти ещё кого-нибудь из родственников. Попрощались, не предполагая, что навсегда. Нашли людей, за хорошую плату, на лодках переправлявших беженцев к противоположному, русскому берегу. К сожалению, таких, как мы, счастливцев было немного. Глубокой ночью лодки сделали очередную ходку. Очередь дошла и до нас, но оставалось только одно место. Идек сел, а я должен был подождать следующего раза. Вдруг отчётливо всплыли прощальные слова отца: «Матус, ни за что не расставайтесь, держитесь вместе». Схватил брата за руку и прямо выхватил из лодки. Тут же какая-то женщина, из очередников, заняла свободное место. Минут через 15 в ночное небо взвилась ослепительная ракета, высветив реку, словно днём. Раздалось несколько взрывов. Щепками разлетелись лодки, в одно мгновение, похоронив под собой несчастливых пассажиров. Вдалеке послышались частые выстрелы, треск мотоциклов, команды на немецком языке, человеческие крики. С братишкой и одним парнем, по имени Павел, побежали по берегу, к месту, где днём видели выброшенный на берег небольшой плот. Столкнули на воду, побросали сверху немудреные пожитки и вплавь, держась за брёвнышки руками, поплыли через реку. Наверно, мы были последними, кто смог тогда переправиться.
Под мелким холодным дождём начались наши скитания. До самого рассвета проплутали по незнакомому лесу, Местные евреи помогали, беженцам чем могли. Так и нас приютила одна семья. Приходилось много работать, и однажды сильно заболел. На счастье, к тому времени завязалась хорошая дружба с дочкой хозяйки, она меня и выходила. Зарегистрировались, но свадьбу и хупу не делали. Обстановка с каждым днём становилась труднее и тревожней. Однажды, на работу прибежала жена и сообщила о прошедшей в городке облаве на неработающий и другой подозрительный контингент. Арестовали Идека, ещё не достигшего тринадцатилетнего возраста, и со всеми задержанными отправили к железнодорожной станции. Бросились туда, моля Всевышнего успеть вызволить братишку. Слава Богу, состав из теплушек и нескольких старых товарных вагонов, под охраной вооружённых солдат ещё стоял на дальних путях. Попросили у офицера разрешения пройти поискать и забрать брата, но получили по-военному короткий ответ:
– Туда? Пожалуйста, но обратно дороги не будет.
Вновь всплыли пророческие слова отца: «Матус, ни за что не расставайтесь, держитесь вместе». Расцеловал плачущую жену и прошёл за оцепление. Увидел, как из приоткрытой двери, машет рукой Идек, поднялся и обнял братишку. Тут же дернулся вагон, набирая скорость, застучали колёса, в который раз разрушая нашу жизнь. Оглянулся, ища глазами дорогого человека, желая попрощаться, что-то крикнуть, и увидел жену уже почти подбежавшую к вагону. Несколько рук одновременно подхватили Олюшку и втащили внутрь тамбура. Потом лесоповал в Сибири. Приходилось делать необходимые две нормы, за себя и братишку, такая работа была непосильна подростку, но это никого не интересовало. Выполнил дневную норму – дают пайку, нет нормы – нет продуктов. Оля работала в прачечной, но зато мы были вместе. Вскоре родилась девочка, жену с дочкой переселили в ближайший посёлок. Один хороший человек предупредил, на брата поступил донос, и посоветовал ему немедленно исчезнуть, благо существовала такая возможность. В конце 1943 года нас арестовали как вражеских агентов. К тому времени родились ещё два сына. Мне дали пятнадцать, жене десять лет. Детей, как потом сообщили, местные власти определили в детдом. С тех пор мы растеряли друг друга.
В 1953 обоих досрочно освободили, выдав разрешение на жительство в пределах посёлка Слюдянка, на берегу озера Байкал. Первым делом бросились наводить справки о местонахождении детей. Стали посылать запросы в места, куда за эти годы они неоднократно перераспределялись. Из последнего детдома получили страшную бумагу. Вскоре по окончанию войны дети умерли во время эпидемии инфекционной болезни в один и тот же день. Кроме того, сообщалось, во время весеннего половодья часть территории кладбища и могилы были смыты рекой. Брат исчез и больше ни разу не подал весточки. Недавно лагерное начальство предписало переехать на поселение в Казахстан. Тяжёлая судьба, видимо, не захотев нашей смерти, сжалилась и послала тебя для спасения.
Иногда в разговор вступала хозяйка, добавляла дорогие для памяти детали, не замечая, как слёзы появляются на глазах и тихо стекают вниз. Рука быстро записывала услышанные подробности, биографические данные, приметы, памятные случаи, детали и обстоятельства, приведшие к разлуке. Смог уснуть, только твёрдо решив начать собственное расследование. Ночью, холодея от ужаса, часто просыпался от вида кошмарных сцен, услышанной истории. При первой возможности отправил в Москву конверт с записями и немного успокоился. Не сомневаясь, дядя Горген сделает всё возможное и невозможное. Перепроверит полученную информацию о смерти детей и разрушении мест захоронения. Боялся подтверждения фактов и впервые страстно молился, чтобы произошло чудо. В глубине души теплилась надежда, возможно, могилы всё-таки каким-то образом сохранились.