Весело сидим! Все уже, смотрю, расстегнулись, жарко все же в купе, да и народу набилось порядочно. Но место мне с гитарой держат, а напротив как раз доктор наш сидит. Нет, вот вечно в суете упускаешь, а тут можно сказать под боком такая женщина… Черт, похоже, вино здорово подействовало, да и время как быстро летит. Эх, пусть хотя бы тезке с Дашей повезет, не то что Семе с Еленой. Черт, сколько их, молодых и любящих, перемалывает эта проклятая война. Как бы мы могли хорошо жить, если бы не война…
Да, когда вам говорят, что военные хотят воевать и что война для них чуть ли не праздник — не верьте. Меньше всего хотят войны именно профессиональные военные, потому что мы-то точно знаем, что это такое. Какой-нибудь политик ради своих амбиций или толстый дядька в цилиндре и с моноклем, как сейчас рисуют богачей, ради прибылей, втягивают страну в войну. И простые молодые парни вроде моего тезки или Семы гибнут от пуль, повисают на колючей проволоке, их тела рвут на части взрывы и коверкают осколки снарядов и гранат. И для нас, кадровых офицеров, главное — сделать так, чтобы их погибло поменьше. Научить, продумать, защитить от головотяпства. Именно к этому мы готовимся всю свою мирную жизнь, для того мы и тратим время на бесконечные переезды и однотонные занятия, в душе моля высшие силы, чтобы нам никогда не пришлось применять свои навыки и знания на практике. Да, война — это грязная, кровавая, страшная работа, и никто из знающих, что это такое, никогда не хочет воевать. За редкими исключениями, которые, как говорят римляне, и подтверждают это правило.
Пьем заключительную. Эх, хорошо пошла! Правда, водка, ну ничего. Завтра все равно вставать рано не надо, ехать еще далеко. Н-да, а выпил я изрядно. Даже вон на Маришу засмотрелся так, что она отвернулась и покраснела. Черт, все, все, прощаемся, не стоит при подчиненных распускаться.
— Что Мурка, не нравится, когда народу в купе много? Скотинка ты территориальная. Ну, все, давай спать, не носись как дурная. Спать, спать.
14 июля 1942 г. Москва. Кремль
Тщательно скрывающий свое волнение, Андрей вылез из «эмки», предоставленной ему ГАБТУ. Из другой машины выбрался начальник управления Федоренко и, кивнув Мельниченко, скорым шагом пошел ко входу в здание.
По заведенному порядку и этикету, хорошо характеризующему отношение высшего руководства государства к армии, вновь назначаемый командир корпуса должен был встретиться с самим Верховным Главнокомандующим. Такая встреча предстояла и Андрею.
Встретивший их в подъезде старший лейтенант ГБ предложил сдать оружие. Ни у Федоренко, ни у Мельниченко пистолетов с собой не было, и они в сопровождении одного из охранников поднялись по лестнице. На лестничной площадке стоял еще один пост, и его начальник, капитан ГБ, попросив подождать, ушел в прихожую. Мельниченко и Федоренко остались стоять. Андрей заметил, что оставшиеся на посту профессионально, глядя, казалось бы, в сторону, «зафиксировали» их, и даже сопровождающего. Тут дверь открылась, выглянувший капитан предложил «товарищам командирам» войти. Они прошли в большую, полупустую комнату с диваном и стоящим слева от двери письменным столом, за которым сидел невысокий, полноватый человек с бледным, бесцветно-незапоминающимся лицом, аккуратным пробором и, контрастом к прическе, сияющей на макушке лысиной. Секретарь невозмутимо записывал что-то в лежащий перед ним журнал и, казалось, не замечал посетителей. Генерал Федоренко еще раз нервно оправил гимнастерку. Андрей, посмотрев на него, тоже постарался привести себя в порядок, хотя форма на нем и так сидела, с его точки зрения, практически идеально.
На столе Поскребышева, а это был именно он, зазвонил телефон. Александр Николаевич так же невозмутимо вышел из-за стола и, открыв массивную Дубовую дверь, ведущую в небольшой тамбур, скрылся, притворив ее за собой. Через полминуты дверь открылась. Вышедший из нее Поскребышев сказал голосом, похожим на его облик, указывая на оставленную им открытую дверь:
— Проходите. Вас ждут.
Мельниченко, пропустив первым Федоренко, и, привычно подавляя внезапно возникшее волнение, вошел через тамбур в знакомый по неоднократно виденным в прошлой жизни фильмам о войне кабинет. Перед стоящим в центре кабинета столом стоял, держа трубку в руке, Сталин. В своем знакомом всем людям поколения Мельниченко полувоенном костюме, кавказских сапогах с мягкими даже на вид голенищами, невысокого роста, усатый. Да, это был он — глава Советского государства в эпоху его расцвета, человек, о котором говорили, что он принял страну с сохой и оставил ее с атомной бомбой. Вокруг него чувствовалась такая аура власти, что Андрей от неожиданности резко остановился. Впрочем, это оказалось вполне своевременным. Федоренко остановился тоже. Приглашающе показав рукой начальнику ГАБТУ на стул, Сталин оглянулся на сидящих и, сделав несколько легких, бесшумных, каких-то кошачьих, шагов, подошел к Мельниченко вплотную.
— Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий! Представляюсь по случаю назначения на должность командира корпуса! Гвардии полковник Мельниченко!
— Здравствуйте, товарыщ Мелничэнко. Проходыте к столу, — ответил Сталин, поглядев на Андрея желтыми, «тигриными» глазами, в глубине которых Мельниченко заметил любопытство и еще что-то непонятно-пугающее. Да уж, такой взгляд не забудешь до самой смерти.
Но Сталин уже отвел взгляд и по-прежнему мягким, кошачьим движением уступил дорогу Андрею, освобождая ему проход к стулу. Андрей прошел вперед и сел за стол, только сейчас сообразив, что напротив него сидит, поблескивая стеклышками старомодного пенсне, сам знаменитый в будущем «кровавосталинский палач», а рядом — скорее всего, Молотов или Маленков. Их, в отличие от Берии, Андрей в лицо не запомнил, даже после года жизни в этом времени. Как-то не интересовали они его, хотя и газеты он читал, и портреты вождей видел довольно часто.
Пока Мельниченко садился, Сталин успел обогнуть стол и, усевшись напротив, начал прочищать трубку, давая время, как понял Андрей, освоиться.
— Товарыщ Мелничэнко, мы знакомы с резултатами вашей полководческой дэятельности и на этом основании приняли рэшение о назначэнии вас командиром корпуса, — продолжая свои манипуляции с трубкой, начал разговор Иосиф Виссарионович. — Но хотэлос бы узнат ваше мнение — справитес ли вы с такой должностью?
— Постараюсь оправдать оказанное мне доверие и выполнить все приказы Верховного Главнокомандования, — ответил Андрей.
— Харашо, товарыщ Мельничэнко. А как ви считаете, — продолжил разговор, закуривая трубку, Сталин, — что нэобходимо вам и вашему корпусу для лучьшего выполнения приказов? Какие нэдостатки вы успэли заметить во время предыдущих боев?
Андрей, первоначально слегка запинаясь от волнения и не сразу находя слова, начал отвечать. Сталин точными и своевременными репликами, показывающими, что он внимательно слушает собеседника, помогал ему формулировать свои мысли. Разговор, к которому присоединились и все присутствующие, продлился около часа, время, показавшееся Андрею необычно долгим. Стараясь выглядеть невозмутимо, он переживал за каждое свое слово, пытаясь контролировать все произнесенное вслух, чтобы создать самое благоприятное впечатление. Конечно, он так и не смог уловить реакцию самого Сталина, тот был слишком опытным и хитроумным политиком, но, судя по всему, на остальных присутствующих Андрей произвел самое наилучшее впечатление.
Затем Мельниченко были вручены принесенные Поскребышевым бумаги, и Сталин, приказав дежурному генералу отправить его в гостиницу под надежной охраной, простился и пожелал удачи.
«Такие встречи не зря запоминались назначаемым на всю жизнь», — подумал Андрей, прощаясь и выходя в сопровождении дежурного генерала из кабинета.
«Боевые действия русских во время крупного наступления на юге приобрели новый характер; число захваченных военнопленных, в сравнении с прежними битвами на окружение, стало незначительным. Противник своевременно избегал грозящих охватов и в своей стратегической обороне использовал большой территориальный простор, уклоняясь от задуманных нами ударов на уничтожение. Именно у Ростова, Калача и у Воронежа он оказывал упорное сопротивление, ибо больше не боялся оперативных охватов и обходов».
Кейтель. Воспоминания. Берн, 1956 г.16–17 июля 1942 г. Казанская железная дорога
Еще два дня поезд неторопливо пробирался сквозь едущие на запад эшелоны к Казани. Сергей понял, что его догадка верна, на станции Канаш, когда к ним пересела с местного поезда компания командиров во главе с… Андреем Мельниченко. Да, они тоже ехали в Казань, где должен был формироваться корпус. Позднее секретчик принес расшифрованный приказ, который привез с собой один из спутников Андрея. Из него выяснилось, что бригада включена в состав формируемой в Казани Второй механизированной Армии. Из разговоров с Андреем и Калошиным Сергей понял, что в эту армию войдет и корпус под командованием Мельниченко и их бригада. Еще день пролетел в мелких хлопотах и ожидании прибытия. Наконец на станции Помары эшелон завернули на разгрузку. Проследив за разгрузкой и размещением бригады в отведенных им казармах, под утро Иванов, Марченко и заместитель по тылу Орлов вместе с группой Мельниченко поехали дальше, в Казань.
