было веление моего сердца, сударыни.
— И с чем же ты пришел, — холодным тоном осведомилась у меня старшая кобра. Зима отсюда никуда не уходит, да?
— Я пришел, чтобы не допустить бесчинства и кровопролития, сударыни. Чтобы не допустить горя в этих стенах. Я сделал то, чего не мог не сделать человек, почитающий благородство и достоинства этого дома.
Речь окончена. Теперь сосредоточиться на своей осанке — чуть ровней. Взгляд уверенный, но не вызывающий. Все внимание на сиятельную Элайзу, а не на ее дочь. Чтобы ни дай боже в той не вспыхнула ревность, или чего хуже. Бьем в голову, хвост не трогаем.
— Складно говоришь, — холода в комнате стало меньше. — Ты не из простой семьи, верно?
— Да, сударыня. Вы и вправду, как все говорят, мудры, о сиятельная. От ваших глаз не укроется ничего. Да разве кому в голову придет от вас что-либо укрывать? Бароны и графы, насколько я знаю, уже сложили перед вашими ногами все свои сокровища.
Немного лести. Нет, вру. Много. Опять же, для большего доверия себе, любимому.
Смешок. Ты смотри — в комнате, кажется, основательно потеплело?
— Кто ты, юноша? И как ты попал в темницу?
— Я, сударыня, родился в благородной семье. — Взгляд глаза в глаза, чтобы видела, что я говорю правду. В глазах немного грусти. И отстраненности, чтобы упаси боги, она не подумала, что я жалуюсь. — Большое имение, множество слуг, хорошее воспитание. Дворецкий, мажордом, учителя, слуги.
— И? — сиятельная решила ускорить исповедь.
— Мне было семь, когда мать тяжело заболела, — сократил историю я. — Отца у меня не было. Пока мать болела, управляющий присвоил себе все наши деньги и сбежал. Мать не смогла рассчитаться с долгами и умерла от горя. Остаток имущества был продан с молотка. Я оказался на улице. И вот, без должного наставления…
Я медленно развел руками. Что вышло, мол, то вышло. Кто может начать управлять своей судьбой в семь лет?
— Мужчины, — презрительно фыркнула она, выражая свое пренебрежение всему миру. Затем успокоилась. — Без отца. Да, я знаю, как это растить ребенка одной. Мои дети тоже растут без твердой мужской руки. Да, Эльвирочка?
— Да, маменька, — ответил ей журчащий ручеек.
Не смотреть на нее. Не смотреть.
Кристелл галантно кашлянул, сбивая сиятельную с настроенного ритма. Я быстро продолжил.
— Я оказался в тюрьме. И однажды, когда к нам подселили болтливого заключенного, он поведал мне то, что поведал, я решился — не будет еще одной плачущей женщины, не будет еще одной смерти. В моих жилах течет благородная кровь, и неужели ж я, сударыня, допущу такое!
Ты смотри. Проняло обеих. Кристелл же, как и прежде, кристально спокоен.
— Моя мать учила меня: уважай женщин, помогай женщинам, защищай нас, женщин. Наша доля и так не легка. И я, как только смог, преодолевая все тюремные преграды и законы, бросился сюда…
— Чтобы предать своих друзей за вознаграждение, — фыркнул, не выдержав моего балагана, блондин.
Но тонкий веер кокетливо шлепнул его по локтю.
— Полно те, Кристелл, — елейно проговорила сиятельная. — Ну как могут сродниться голубая и черная кровь? А деньги? Деньги всем нужны. Ты ведь тоже служишь у нас не бесплатно, мой птенчик?
Томный взгляд на него и быстрый на меня. Я снова галантно поклонился.
— От вас ничего не укроется, о мудрейшая, — только и произнес я. Моим медовым голосом можно было бы наполнять соты.
Увы, дел Армак, увы. Цепной кот ничего не решает в логове кобр. Твое мнение здесь ценно постольку поскольку.
— Я думаю, мы можем ему верить, Кристелл, — с плохо скрытой жесткостью в голосе произнесла Элайза. — В любом случае, что мы теряем?
Рыцарь кивнул. Свое слово он сказал.
А я подумал, — и правда, что?
— Я уже знаю почти все подробности. Осталось две последних. Итак?
Я раскрыл карты.
— Место, где будет совершено нападение — между холмом и дубовой рощей. А колдовство — заклинание "молния".
Блондин замер, яростно обдумывая услышанное. По его каменной физиономии и я, и женская половина благородного семейства поняли, что сведения были из ряда вон.
— Это так опасно, птенчик?
Кристелл очнулся.
— Более чем, — серьезно ответил он. — Это заклинание позволяет атаковать сразу несколько целей. В умелых руках до пяти. А в руках мастера….
Он запнулся и бросил взгляд на возлюбленную, на ее широко открытые от волнения глаза.
— И что же делать? — вопросила юная Эльвира. Ее голос сводил меня с ума. — Должен же быть способ обезопасить нас от этих грабителей. Я не могу выйти на бал в старых обносках.
Блондин кивнул.
— Способ есть. Нужно достать Кристалл Отведения….
Дел Армак снова замолчал и холодно взглянул на меня. Сиятельная с дочкой так же перевели свои взоры на молодого гостя.
— Я думаю, что… ему, здесь больше нечего делать, — жестко сказал он.
Согласен. Вор взял свою добычу, вор должен уйти.
— Десять камешков тебя устроят? — прохладно осведомилась старушенция. Конечно, старуха — сорок лет, что ни говори. Все, я стал ей не интересен. Итак, десять камушков. Хотя, смотря каких камушков. Нет, что ни говори, а это все же это сумма. Сумма с большой буквы.
— Конечно, ваше сиятельство.
Все. Битва отыграна. Наш с Заком план сработал на ура. И под удар подставлен только я. Если что-то пойдет не так, или, что еще хуже, бандиты не появятся вовсе, кто будет виноват? Правильно, этот рыжий хам и зазнайка. А найти меня и свои камушки они смогут без труда. Они знают, кто я и где я. А сменить свое место проживания я не смогу никак, даже при всем своем желании,
Я расслабился. Немного расслабился. Что ж, через несколько минут я получу кошель с камнями, сяду на свою двуногую клячу и через час буду под станами своего "дома". А там широкие объятия Арника, и тихие вопросы на ушко, как я мог обжулить двух высокородных. И не успел ли я за это время с младшенькой этого… того.
