Первым на глаза попался высокий белый потолок с лепниной по углам, затем я повернул голову в сторону и разглядел интерьер большого кабинета, в углу которого стояла моя кровать. Широкая и удобная, между прочим, с огромной мягкой периной, подушкой и пуховым одеялом. На всем этом белом великолепии мое забинтованное тельце просто терялось. По стенам висят картины, стоят высокие шкафы красного дерева, недалеко от кровати стоит стол со стульями, за которым сидит и что-то пишет Пашка в окружении металлического чайника, стаканов, каких-то флакончиков с лекарствами, тазика с водой и полотенец.
Словно почувствовав мой взгляд, парень повернул голову ко мне.
– Таня…Танюша… Ты очнулась, наконец-то, – он тут же вскочил из-за стола и быстрым шагом подошел к кровати, склонившись надо мной. – Как ты себя чувствуешь?
Опа, а взгляд его мне не нравится. Нежности в нем многовато и морда лица очень глупая – того и гляди расплачется от избытка чувств. Плохо, мне этого не надо…
– Юнкер Никифоров, смирно! Отставить раскисать! Доложить обстановку командиру! – Попытался рявкнуть я, но мой слабый голос сорвался на середине фразы самым позорным образом и командирского тона не получилось, а сочувствия и нежности во взгляде моего друга только прибавилось. Тьфу, ты, приехали…
– Попить дай, – прокашлявшись, сказал я. – И подушку поправь. Долго я была в отключке?
– Двое суток, Таня, – ответил Пашка.
Я еще раз посмотрел ему в лицо, отметив про себя его землистый цвет и глубокие тени под глазами.
– Ты что, не спал все это время? Сидел у моей постели как последний идиот?
Парень лишь коротко кивнул головой.
– Зря. Не надо было этого делать. Но все равно спасибо, – принял я из его рук стакан теплого сладкого чая и выпил его мелкими глоточками, почувствовав, что начал потихоньку согреваться и противная дрожь отступает прочь.
– Где я? Что произошло за эти двое суток?
– Мы в Смольном, его удалось полностью отбить от красных… Таня, мне надо врача позвать, он велел первым делом его пригласить, как только ты придешь в себя. И еще Корнилин с Матвеем Филипповичем хотят с тобой поговорить, ждут не дождутся. Они тебе все получше меня расскажут.
– Ладно, – вздохнул я. – Зови. Отпуска по больничному мне, похоже, не светит.
Примерно через час моя Таня была тщательно осмотрена врачом, заново перевязана, свожена на горшок и умыта медсестрой, накормлена каким-то перетертым мясным супом-пюре и несколькими укрепляющими микстурами, после чего я почувствовал себя более-менее. Страшного ничего не произошло. Сквозное ранение плеча, кость не задета, пуля прошла навылет, от заражения рану за неимением в этом мире антибиотиков обработали антимикробной магией. Просто я сильно устал, потерял много крови и вообще – я маленькая девочка, поэтому чуть не протянул ноги от такой раны, с которой взрослый здоровый мужик мог бы остаться на ногах. Надо это учитывать впредь – магии-то у меня много, а вот собственных силенок и здоровья с гулькин…нос. ТТХ хорошие, а живучесть низкая.
Корнилина с Ребровым доктор, интеллигентного вида мужчина с чеховской бородкой и в пенсне, допустил в кабинет "ненадолго, чтобы не переутомлять больную", но посмотрев на обоих соратников, я сразу понял – разговор затянется. Они смотрели на меня с надеждой, понимаете? Не как на раненого героя, которого надо навестить, а как на волшебника, который сейчас разрулит их проблемы.
– Не представляешь, как я рад тебя видеть живой Таня, – разулыбался мне Ребров. – Когда я узнал, что тебя ранили, чуть было не велел расстрелять весь совнарком к хренам собачьим.
– А это еще не поздно сделать, – серьезно добавил Корнилин. – Моим казакам только свистнуть и готово дело. Злые они после боя, да и насмотрелись на кое-какие вещи. Тут неподалеку пленные нам пару подвалов показали, а там разного расстрелянного народу валом…включая генералов из генштаба, прямо в мундирах.
– Не надо никого расстреливать, – тихо сказал я. – Это всегда успеется, но сейчас мы должны рассуждать политически. Все трупы расстрелянных сфотографировали для протокола? Нет? Зря… Ладно, рассказывайте обо всем подробно.
Дела обстояли неплохо. Но и не хорошо. Наш ночной рейд удался полностью, Смольный и Зимний дворцы были отбиты у народогвардейцев, все ключевые точки города захвачены. Неожиданность нападения и арест совнаркома в самом начале операции сыграли свою роль и, хотя кое-где красные оказали ожесточенное сопротивление, в целом мы одержали верх. Кроме того, узнав о захвате Питера, комитет общественной безопасности в Москве провел лихую атаку на красных и выбил их из центра города. Корнилину даже удалось установить с москвичами связь. Более того, после призыва Реброва и Корнилина к офицерам и юнкерам Питера с просьбой о поддержке, вооруженные силы нашего импровизированного…союза что ли, не знаю, как и сказать, выросли до пяти тысяч штыков. Но вот дальше… Анархия, одним словом. Мы победили в битве, но в целом обстановка как была сложной так и осталась.
Ряд кварталов города по-прежнему контролировали красные, которые отнюдь не собирались сдаваться, и драться с ними на улицах было себе дороже. Арест совнаркома лишил их единого руководства и координации, но не желания вести борьбу. То же и в Москве. А уж по всей России… Да там нас просто никто не знал и мы никому были не нужны. Тем более нам не стали бы подчиняться. Временное правительство было хотя бы немного легитимно, у красных была поддержка среди части рабочих и крестьян и сеть местных советов, а у нас? И кто такие мы? Короче, пора определяться и что-то делать. То есть назвать себя как-то, может быть советом национального спасения или сразу военной диктатурой, определиться с лидером и выпускать какие-то воззвания, формировать правительство, делать что-то. А эти двое, Ребров с Корнилиным, не предприняли за двое суток после победы ничего кроме чисто военных мер. Зато едва Таня слегка очухалась, прибежали к ней со всеми нашими проблемами.
– Мужики, у вас совесть есть? – Прямо спросил я у них. – Я по-вашему кто? Я маленькая девочка – боевой маг и не более того. Когда все было совсем плохо, я помогла вам опрокинуть красных. Но дальше сами, берите власть и действуйте. Я вам доверяю, чуть наберусь сил и буду драться за Россию вместе с моими юнкерами. Но я не политик, не надо меня в это втягивать.
– Это ты-то не политик? – Улыбнулся Корнилин. – Слышал я твою речь на вокзале, поэтому за тобой в бой пошел. Да и Матвей Филиппович за эти два дня мне кое-что про тебя порассказал. Нет уж, Таня, если тебя Господь избрал для спасения державы, то неси свой крест. Говори что делать.
– Даже так? – Озадачился я.
– А как иначе такие чудеса объяснить? – Вступил в разговор штабс-капитан. – Только тем, что небеса на твоей стороне. Да ты сама намекала мне на какой-то особый опыт…
– Ну, вы даете, господа. Да, я кое-что соображаю как солдат. Но как политик – нет. Только самые общие вещи.
– Вот ты и посоветуй нам эти самые общие вещи, – кивнул Корнилин. – А потом спи-отдыхай, поправляйся. Как их воплотить в жизнь мы сами подумаем.
– Ладно, – устало откинулся я на подушку. – Подумаю. Крепкого сладкого чаю прикажите подать. И шоколадку хочу.
– Это сей момент сделаем, – улыбнулся казак. – Ты уж подумай, Танечка, а мы тут пока у тебя тихо посидим. Как надумаешь чего, скажи. Часа тебе хватит? Время дорого.
– Изверги, – пробормотал я. – Мучаете ребенка почем зря.
– В общем так, господа, – позвал я офицеров через некоторое время. – Как ни крути, без одной важной детали наш паззл не складывается, хоть тресни.
– Что не складывается? – Удивился Корнилин. – Ты порою так чудно гутаришь.
– Неважно что. Важно кто. Нам нужен император, без него никак. Где он, не выясняли?
– По последним данным на момент переворота императорский поезд был на станции Антоновка, за Тулой. Сразу после отречения охраняемый особым батальоном временного правительства император отправился на юг, – ответил Ребров. – Временное правительство обещало ему неприкосновенность в одном из дворцов Крыма, в Ялте, кажется. Там под охраной он должен был жить со своей семьей. Но с проездом постоянно были какие-то проблемы, то стачка железнодорожников, то еще что-то, так что дальше Тульской губернии поезд не ушел. Когда к власти пришел совнарком, они приказали местному совету разоружить батальон и взять царя под стражу, но выполнено ли это – неизвестно. Скорее всего – нет.