Фонтанарес. Или вы думаете, сеньора, что такую любовь можно вырвать из сердца, как шпагу из ножен?
Фаустина. Я понимаю женщину, которая вас любит и готова вам служить. Но для вас любить – значит отречься от самого себя. Отринуть все, к чему стремились величайшие из людей: славу, почести, богатство, и не только это!.. Вы можете вознестись над треволнениями толпы, вознестись, как должно гению, – перед вами – мир Цезарей, Лукуллов и Лютеров!.. И между собою и этим великолепным уделом вы воздвигаете преграду – любовь, достойную какого-нибудь студента из Алькалы[18]. Рожденный гигантом, вы сами себя превращаете в карлика. Но гений среди всех женщин находит женщину, созданную только для него. В глазах людей эта женщина должна быть царицей, но для него она должна быть служанкой, переменчивой, как случайности его жизни, веселой в страданиях, прозорливой в беде и в удаче; а главное – снисходительной к его прихотям, знающей свет и его пагубные муки: словом, способной не только взойти на триумфальную колесницу, но если нужно, то и впрячься в нее.
Фонтанарес. Вот вы и нарисовали ее портрет.
Фаустина. Чей?
Фонтанарес. Марии.
Фаустина. Разве эта девочка сумела тебя защитить? Разве она догадалась, кто ее соперница? Разве та, которая уступила тебя, достойна тобой обладать? Девочка, позволившая незаметно увлечь ее к алтарю, у которого она в эту минуту вручает свою жизнь другому… Да я бы давно умерла у твоих ног! И кому она отдает себя? Злейшему врагу твоему, который получил приказ разрушить твой замысел!
Фонтанарес. Как не быть верным этой неиссякаемой любви, которая трижды приходила мне на помощь, трижды меня спасла и, когда ей ничего не осталось, как только самой обречь себя на страдание, одной рукой наносит себе смертельный удар, а другой дарит мне (показывает письмо) мою честь, уважение короля, восхищение света?
Входит Пакита, делает знак Фаустине и удаляется.
Фаустина (в сторону). А! Итак – она уже графиня Сарпи! (Фонтанаресу.) Твоя жизнь, твоя слава, твое богатство, твоя честь теперь в моих руках, и Мария уже не разделяет нас!
Фонтанарес. Нас! Нас!
Фаустина. Не спорь со мной, Альфонсо! Я у тебя отвоевала все, не отказывай же мне в твоем сердце! Никогда тебе не встретить любви более преданной, более покорной, более проницательной, и ты станешь великим человеком, каким ты должен быть.
Фонтанарес. Ваша дерзость меня пугает… (Показывает письмо.) С этими деньгами я пока еще сам хозяин моей судьбы. Когда король увидит, что я создал и чего достиг, он велит расторгнуть насильственный брак, а я люблю Марию, я готов ждать ее вечно!..
Фаустина. Фонтанарес, если я вас люблю так безумно, то, быть может, потому, что люблю в вас эту чудесную простоту, печать гения…
Фонтанарес. Ее улыбка леденит мне сердце.
Фаустина. Значит, вы уверены, что золото у вас в руках?
Фонтанарес. Вот оно.
Фаустина. Да разве бы я допустила, чтобы вам дали золота, если бы вы могли его взять? Завтра все ваши заимодавцы накинутся на эти деньги, и вам их не видать. А без золота что вы можете сделать? Ваша борьба начинается сызнова! Но твое создание, большое дитя, не расхищено, оно мое. Его приобрел для меня Матиас Махис, и оно хранится вот здесь, под моими ногами, в моем дворце. Лишь я одна не украду у тебя ни твоей славы, ни твоего богатства. Ведь это значило бы ограбить самое себя!
Фонтанарес. Как! Так это ты, проклятая венецианка?
Фаустина. Да… С тех пор как ты оскорбил меня вот здесь, я руководила всеми: и Махисом, и Сарпи, и твоими заимодавцами, и хозяином «Золотого солнца», и рабочими!.. Но сколько любви в этой мнимой ненависти! Неужели тебя не разбудила слеза, жемчужина моего раскаяния, упавшая с моих ресниц, когда ты спал, а я любовалась тобою, моим обожаемым мучеником?
Фонтанарес. Нет, ты не женщина.
Фаустина. Ах, женщина, которая так любит, больше, чем женщина!
Фонтанарес. А раз ты не женщина, я могу тебя убить.
Фаустина. Но только своей рукой! (В сторону.) Он ненавидит меня!.
Фонтанарес. Я ищу…
Фаустина. Не могу ли я помочь в твоих поисках?
Фонтанарес. Я ищу казни, которая была бы так же ужасна, как твое преступление.
Фаустина. Какая казнь страшна для женщины, которая любит? Испытай меня, я готова!
Фонтанарес. Ты любишь меня, Фаустина? Я в самом деле вся жизнь для тебя? Мои муки в самом деле твои?
Фаустина. Всякое твое страдание превращается в тысячу страданий для меня.
Фонтанарес. Если я умру, ты умрешь… Так вот, хотя твоя жизнь не стоит той любви, которой я лишился, судьба моя решена.
Фаустина. О!
Фонтанарес. Я буду ждать моего ареста и ничего не сделаю, чтобы его избежать. Душа Марии и моя душа вместе отлетят на небеса.
Фаустина (падая к ногам Фонтанареса). Альфонсо! Я останусь у твоих ног, пока ты не обещаешь мне…
Фонтанарес. Прочь, гнусная куртизанка! (Отталкивает ее.)
Фаустина. Вы сами сказали тогда на площади: люди оскорбляют то, чему впоследствии будут поклоняться.
Явление семнадцатоеТе же и дон Фрегосо.
Дон Фрегосо. Жалкий ремесленник! Если я шпагой не пронзаю тебе сердце, то лишь потому, что ты дороже заплатишь за это оскорбление.
Фаустина. Дон Фрегосо! Я люблю этого человека. Чем бы я ни стала для него, рабыней или женой, – моя любовь служит ему щитом.
Фонтанарес. Опять гонения, ваша светлость? Я рад им, поверьте! «Обрушьте на меня тысячу ударов, они умножатся в ее сердце», – сказала она. Я жду!
Явление восемнадцатоеТе же и Кинола.
Кинола. Сеньор!
Фонтанарес. Ты тоже собираешься меня предать?
Кинола. Мониподио плывет в Африку с рекомендациями на руках и на ногах.
Фонтанарес. И что же?
Кинола. Якобы с целью вас ограбить мы с ним соорудили и оплатили запасную машину, и она спрятана в некоем погребе.
Фонтанарес. Ах, с верным другом не может быть отчаяния! (Обнимает Кинолу. К дон Фрегосо.) Ваша светлость, напишите королю, постройте в гавани амфитеатр на двести тысяч зрителей. Через десять дней исполню обещание, и народ Испании увидит корабль, идущий силой пара против ветра и волн. Я выжду бурю, чтобы укротить ее.
Фаустина (Киноле). Ты соорудил машину…
Кинола. Нет, я их соорудил две, на всякий случай…
Фаустина. Но какие же демоны тебе помогали?
Кинола. Трое детей Иова: Молчание, Терпение и Постоянство.
Явление девятнадцатоеФаустина и дон Фрегосо.
Дон Фрегосо (в сторону). Она отвратительна, но я люблю ее.
Фаустина. Я хочу отомстить. Вы мне поможете?
Дон Фрегосо. Да, мы его погубим.
Фаустина. Ах, вы меня все-таки любите!
Дон Фрегосо. Увы, но после такого скандала вы не можете стать маркизой Фрегосо!
Фаустина. Ну, если бы я захотела…
Дон Фрегосо. Собой я могу располагать, но именем моих предков – никогда.
Фаустина. Любовь, которая ставит себе границы, – разве это любовь? Прощайте, ваша светлость. Я отомщу одна.
Дон Фрегосо. Дорогая Фаустина.
Фаустина. Дорогая?
Дон Фрегосо. Да, очень дорогая, и ныне и всегда. С этой минуты нет больше дон Фрегосо, есть только несчастный старец, за которого, к сожалению, жестоко отомстит этот ужасный корабельщик. Жизнь моя кончена. Не возвращайте мне картин, ведь я был так счастлив поднести их вам. (В сторону.) Они ей скоро понадобятся. (Громко.) Они вам будут напоминать о человеке, над которым вы смеялись, но который знал это и все вам прощал. Ибо в его любви была также и отеческая нежность.
Фаустина. Не будь я сейчас в такой ярости, честное слово, дон Фрегосо, я бы растрогалась. Но, чтобы исторгнуть у нас, женщин, слезы, надо уметь выбрать подходящую минуту.
Дон Фрегосо. Я до последней минуты все буду делать не вовремя. Мое завещание и то опоздает.
Фаустина. Право, мой друг, если бы я не любила, ваше трогательное прощание завоевало бы вам и мою руку и мое сердце. Потому что, знайте, я еще могу быть благородной и достойной женщиной.
Дон Фрегосо. О, послушайтесь благого порыва, не идите с закрытыми глазами к пропасти.