— Как думаешь, на каком расстоянии будем траншеи пускать? — обращается ко мне Вадим.
Он с Сашей кончил снимать глазомерный план участка, который предстоит нам перекопать, отметил по буссоли направление первой траншеи и теперь готовится снова стать землекопом.
— Сейчас, Вадим, ты начальник. И думай сам, и командуй! Ну а уж мы — на подхвате…
Вадим приосанивается. Всё-таки приятно, когда тебя утверждают начальником, да ещё на виду у такой толпы зрителей. В его голосе начинает звучать металл, стекла очков взблескивают на солнце ярче, и кажется, что он стал даже чуть выше ростом.
— Ну, коли так, пустим через метр. По крайней мере будем знать, что ничего не пропустим: даже если не прямо на середину захоронения наткнёмся, то тем или другим концом оно в одной из траншей окажется. А глубина — до белого песка. На нём тоже всё будет видно…
Две лопаты в ширину, лопата в глубину. «На глубину штыка», как писали в старых отчётах. Сколько понадобится таких «штыков» — неведомо.
Вылетают ржавые консервные банки, хрупает под лопатой стекло, тянутся из земли тряпки, темнеют комки торфа, которым удобряли огород, щепки, веточки… Всё перемешано. На моём участке траншеи явно очерчиваются границы старой помойной ямы, по-видимому, на месте старой щели. Здесь можно не углубляться — меньше двух метров такие ямы не копают, а хоронили славяне от силы на глубине до полутора метров.
Саша дошёл до белого песка и отирает лоб.
— Солнышко летнее, жарит!
— А у меня что-то обозначилось!
— Где, Васильич?
— Да вот, пятнышко вроде…
И правда, на участке Вадима, когда он зачищает лопатой дно траншейки, появляется чёткая граница, отбивающая светло-жёлтый, почти белый песок, не затронутый огородом, и какой-то серый, с зеленоватыми разводами, вкраплениями угольков и золы.
Вадим вспотел, скинул рубашку и теперь старательно вычищает эту полосу от ссыпающихся крупинок и рубчатых следов своих резиновых сапог.
— Никак, могилку нашёл?
— Подожди, сейчас второй край будет…
Через полтора метра появляется второй край — такой же чёткий и явственный, как и первый. Андрей выпрямляется.
— Беги в магазин, Саня, сейчас покойника отпаивать будем…
Через полтора метра появляется второй край — такой же чёткий и явственный, как первый. Сомнений нет — нашли погребение! Замеряем границы выявленной ямы, наносим на план, торжественно нарекаем — погребение номер три. Первые два — моё и Володи.
Теперь к траншее с двух сторон прирезаем участки, расширяем раскоп.
Мы стараемся снимать только огородный слой, чтобы сразу же, как только появится нетронутый песок, поймать очертание ямы. Яма какая-то странная: тёмное её пятно похоже на расплывшуюся кляксу без сколько-нибудь чёткой ориентировки, так что нельзя даже предположить, как лежит покойник. В том, что это яма, сомнений нет. А форма и от грунта зависит: песок мог осыпаться, когда копали…
Угли попадаются всё чаще. Теперь уже копаем только мы с Сашей, а Вадим стоит с планом в руках и покрикивает на нас, когда ему кажется, что мы слишком смело работаем лопатами.
— Кость, Васильич!
— Что-то велика…
— Вы поосторожнее, друзья, поосторожнее…
— Вроде лопатка коровья…
— Скажи лучше, целая корова! Вон череп торчит
Вадим растерян. Корова? Целая? Такого ещё не бывало в его практике. Но у нас получилось — раскопали целый скелет коровы. И никаких следов покойника.
Что же это, жертвенное погребение?
Отправляя в последний путь умершего, славяне снабжали его заупокойной пищей — обычно в горшках, но бывало, что и просто к его ногам опускали кусок мяса с костями. Кое-кто полагает, что само мясо съедали на поминках, так что жертва была не реальная, а символическая. А тут — целая корова!
— Ритуал… — без энтузиазма произносит Вадим.
— «Всё, что в археологии непонятно, следует относить к разряду ритуального», — цитирует Саша расхожий афоризм.
— Нет, друзья, и ритуала не выйдет, — добавляю я последнюю «ложку дёгтя». — На косточки посмотрите. Они же свеженькие!
— Ну всё-таки…
— А почему целая?
— Так здесь же скотское кладбище было! — раздаётся сзади надтреснутый голос. Мы оборачиваемся.
Сивый дедок в растрёпанной ушанке и латаных серых в полоску штанах с интересом присматривается к нашим раскопкам. В руках у него потёртая кирзовая хозяйственная сумка, из которой выглядывает горлышко чекушки.
— А ты, отец, откуда знаешь?
— Да как же! Ещё в коллективизацию мор на коров пошёл, здесь и зарывали. Посёлка-то не было…
Вот и всё. Тривиальная археологическая история. Сколько таких скотских кладбищ было археологами раскопано, сколько ещё копать! Вадим с ожесточением трёт резинкой план, где уже начали проступать контуры коровьего скелета…
И всё-таки могильник мы нашли.
В следующей траншее, пробитой через метр от коровьего захоронения, мы опять увидели пятно. На этот раз оно было узкое и уходило в обе стенки, как положено. И хотя копали мы с шуточками и издёвками, пятно приняло надлежащую форму — вытянутый овал, серый, с закруглёнными концами.
На дне ямы лежал скелет. Его ноги были вытянуты на восток, у полусгнившей пяточной кости стоял горшок, рядом лежала баранья лопатка, а на черепе, на ключицах и около скрещённых рук мы нашли массу вещей. Височные кольца были не вятичскими, не радимичскими, а общеславянскими — из серебряной проволоки, на которую были надеты три полых серебряных бусины, украшенные мелкой зернью и хранившие следы золочения. На груди лежало рассыпавшееся ожерелье — бочонковидные стеклянные бусины, в каждую из которых был вправлен тонкий листочек золота, как это умели делать в Древней Руси. В центре ожерелья некогда висела бронзовая посеребрённая лунница — обращённый концами вниз прорезной полумесяц. Около левой руки лежал маленький ржавый ножичек с остатками деревянной рукоятки; на одном из пальцев было надето медное колечко с розеткой…
К сожалению, череп, как и все кости, сохранился очень плохо. И мы никогда не увидим ту красавицу, которая помогла нам забыть страхи и огорчения, связанные с коровой.
Больше всего, мне кажется, рад был Володя Карцев. Он присоединился к нам после работы, помогал расчищать скелет, буквально «вылизывая» каждую косточку широкой малярной кистью, и ликовал, что недаром так заботливо возился со своим первым погребением — всё-таки здесь оказался могильник!
16
«Славянская лихорадка» в разгаре. Как срываются в аллюр застоявшиеся кони, так истомившиеся за зиму археологи набрасываются на раскоп: снова волнения надежд, ожиданий, снова напряжённая работа мозга, когда расчёт, опыт, интуиция, сплавляясь воедино, приближаются почти что к прозрению. Могильник!
Могильники всегда копать интересно, потому что во всём этом есть нечто от поисков таинственных сокровищ, пергаменных карт кладов «рыцарей удачи», от всего того, что вдохновляло героев Стивенсона, Хоггарта и к каждому из нас пришло когда-то вместе с Томом Сойером…
Впрочем, основание для спешки есть.
Пройдёт всего несколько дней, на зелёную лужайку Польца придут долгожданные школьники, могильник будет забыт, и начнётся та медленная, порою неимоверно томительная однообразная работа, когда под лопатами появляется совсем не то, что ты хотел бы видеть, рабочий день кончается раньше, чем сделано то, что необходимо сделать, или всё это прерывает непогода, перевыполняя план по дождю на месяцы вперёд.
При этом груды материала, которые никак не успеваешь обработать в срок… Но всё это потом, через два-три дня, через неделю. А пока — пока удача сопровождает нас.
Весь «пятачок» от сарая и до сосны, одиноко стоящей над склоном к реке, прорезан нашими траншеями. Зияют ямы, поднимаются горы песка вокруг мест былых захоронений. Если не считать скелетов коров и овец, на которые регулярно натыкались, научившись распознавать их присутствие раньше, чем расчистим останки, мы нашли шесть погребений. Все они относились к одному времени и оказались несколько моложе того погребения, что мы раскопали когда-то со Степаном возле магазина.
Золочёные стеклянные бусины, порой рассыпавшиеся от прикосновения ножа или кисти, серебряные височные кольца, украшенные мелкой потускневшей зернью, незатейливые перстеньки из позеленевшей бронзовой проволоки и единственный целый горшок, стоявший в ногах первого найденного нами захоронения, согласно указывали на двенадцатый-тринадцатый века, когда они были изготовлены, — время расцвета владимиро-суздальской Руси, время взлёта её культуры и могущества, так резко оборванного татарским нашествием.
Загадочное время, загадочная земля! Что мы знаем о той эпохе? Ничтожно мало. Да и то, что знаем, относится скорее не к знанию, а к догадкам.
