и зимой, в метель и в дождь. За исключением отпуска. А бывало, и в отпуск.
Кто и когда назвал этот дом «Батумом»? Говорят, еще до революции, когда Республиканская была Духовской. Четыре этажа, а на каждом длинный сквозной коридор с двойным рядом дверей, сундуками, ларями и прочей утварью густо заселенного коммунального дома.
С виду обычный дом. Но если бы набросать нечто вроде схемки, то именно к этому дому потянулись бы стрелки от многих улиц — с той же Республиканской, Мукомольного переулка — и дальше — вплоть до улицы Некрасова. Не было, конечно, такой схемы, и стрелки эти воображаемые известны были только участковому да еще инспекторам детской комнаты милиции. И участковый инспектор Кировского райотдела города Ярославля старший лейтенант Сергеев шел туда, где сходились стрелки…
В подъезде — кучка парней. Есть постарше, есть и совсем еще пацаны. Покуривают, карты тасуют. И винишком тянет. На приветствие отвечают по-разному: одни — весело, другие — насмешливо, с вызовом. Иные хмуро помалкивают.
Вот Гаркуш — детина лет двадцати трех — прислушивается к разговору, усмехается, а лицо напряженное. Тут есть что-то. Не он ли пацана к «делу» пристраивает? Выяснить у родителей, когда тот вчера был дома, куда отлучался. Проверить в райотделе, какие вчера были заявления. Связаться с детской комнатой…
Усмехается Гаркуш. Три дня тому назад тоже усмехался, когда заявил: я, мол, старика в трамвае ограбил. Деньги тут же передал. Кому? Не помню, память плохая стала. Ищи-свищи, участковый.
— Не собьешь, Гаркуш. Веревочка-то вьется…
Кому из этих пацанов мог передать Гаркуш деньги? Думай, думай, старший лейтенант.
Еще забота: нет Рожкова. Тут уж надо на квартиру к нему. Может, все и хорошо, сидит себе дома. А может… Последний завсегдатай «батумского» подъезда уходит. Сергеев возвращается с обхода, погруженный в свои думы.
Ах, какая это мучительная штука — то, что на служебном языке именуется «неполными данными»! Есть сигналы, кое-что вроде бы подтверждается, и интуиция подсказывает, но — улик, улик нет! А человек на месте не стоит, он движется — куда?
Так что же — спокойненько копить улики, терять драгоценное время, когда можно хоть что-нибудь сделать? Нет!
И Сергеев идет к родителям. Предупреждает, доказывает.
А родители — разные.
— Что я с ним поделаю? Луплю, луплю — и никакого толку…
— Постараемся, товарищ участковый. Вы только почаще приходите, может, вместе и вразумим оболтуса-то нашего…
Кроме Гаркуша, был еще Розов. Тот, по всему судя, готовился к большему. Дома у него изъяли пистолет. А сам Розов скрылся. Вроде бы в городе и видели его, а дома не застать. Но не прошли даром для Сергеева ночные походы в «Батум». Прошел там слушок, будто это Гаркуш «навел» милицию на розовский пистолет. Стали долетать до Сергеева дальние отзвуки грызни между двумя «королями». И сразу почувствовалось, как разлаживается годами сложившаяся «батумская» компания.
Самая пора была брать Розова. Но требовалась подготовка: по слухам, у того новый пистолет появился. Сколько ни берегся Розов, пришел-таки домой. Там его и взяли пьяным, в постели. И пистолет нашли.
…Рожков, Крупнов, братья Семеновы, братья Романовы… И еще, еще встают в памяти юные лица. Так хотелось бы порадоваться нынешней зрелой их поре! Но работнику милиции, как никому другому, известны крутые и жестокие повороты человеческих судеб. Помнят ли эти люди, как дрался за них старший лейтенант Сергеев?
День третий
КАК ЖИВЕТЕ, ЛЮДИ?
— Здорово, товарищ участковый!
Улыбается. Руку жмет. Ясное лицо, уверенный взгляд.
— Здорово, Николай. Жизнь как?
— В порядке. Вот — женат. Дети имеются. На моторном работаю. Квартиру получил новую. Словом, порядок.
А у Сергеева в памяти пятьдесят третий год. Угрюмый здоровяк, только что отбывший десять лет за коллективный грабеж. Первое знакомство с участковым инспектором. В беседе — настороженность, мрачное: «Завязал я, гражданин начальник. Все. Точка». Были еще проверки, беседы, запросы на завод — все реже, реже… И вот — встреча.
— Участковому наш пламенный привет!
Братья — Сергей и Валерий. Небольшого роста, худощавые, подвижные. Спешат на завод топливной аппаратуры — скоро их смена.
А Сергееву вспоминается шестьдесят второй год. Семья: две сестры и три брата. Из них трое имели судимость. Младший, Валерка, на учете в детской комнате милиции. Мать устало отмахивалась: «Что с ними сделаешь, не маленькие». Сколько раз торил дорожку капитан Сергеев в эту квартиру — самому теперь не вспомнить. Особо за Валерку переживал: дотянуть бы подростка до армии… И дотянули. А теперь вот рассказывают о своих семьях, в гости приглашают…
— Здравствуйте, Леонид Александрович…
— Да никак Надежда? Точно!
Ах, Надежда, Надежда, тебе и невдомек, что именно перед тобой, как, может, ни перед кем другим, держал Сергеев самый свой трудный экзамен.
Жили с матерью две девочки. Мать… что ж мать? Как вечер — картина одна: нетрезвые гости, на столе бутылки, закуска, окурки… Взяли семью на учет как неблагополучную. И Надежда впервые столкнулась с участковым инспектором. Да что он, Сергеев, круглые сутки работает, что ли, или забот других у него нет, кроме нее? Плотно сбитая невысокая фигура инспектора возникала перед нею в самое непредвиденное время и в самых неожиданных местах. «Здорово, Надежда. Из кино, что ли? Ну-ну. А это — знакомый новый? Так-так. Здравствуйте, гражданин. Участковый инспектор Кировского райотдела милиции капитан Сергеев. Вы не нервничайте, гражданин, чего же нервничать, если, как сами говорите, вы тут ни при чем? Давно знакомы с несовершеннолетней? Ах, не знали? Так вот, довожу до сведения. Счастливо, гражданин. Не спеши, Надежда, домой провожу. Мне по пути».
Частенько же ему оказывалось «по пути» к этому дому на проспекте Октября! И посреди дня, бывало, не раз заглядывал: мать на работе, а Надежда уже с компанией, и снова: «Здорово, Надежда!», и разговор с «гостем», подобный вышеописанному.
Учебу она завершила на третьем классе. Четвертый, можно сказать, они с Сергеевым одолевали вместе. Бывало, и в школу провожал. Устроили на фабрику «Североход». Сергеев самолично за руку привел в отдел кадров. Пока стоял рядом, оформлялась, как ушел — забрала документы. Назавтра: «В чем дело?» — «Раздумала. Не хочу работать, буду учиться. В вечернюю школу пойду. С января». В январе: «Ну как, учишься?» — «Нет. Хочу работать». Снова поход в отдел кадров. На этот раз оформилась. Смену отработала — и все.
А девчонка подрастает, шестнадцатый идет годок, семнадцатый… Пятый год эта борьба продолжается. Твердо знал Сергеев одно: не бесплодная эта борьба. И только усмехнется, бывало, когда иной раз на киноэкране или в книге ему сообщали, как вдруг превращались в ангелочков люди с тяжелым, изломанным прошлым.
Что было бы, пусти он Надежду на «самотек»? Ведь и пьянки были, и среди «гостей» стали попадаться такие,
