Столыпин вполне одобрил предположение, сказал лишь, что желал бы в Совет ввести М.А. Суворина или Алексеева.
Отсюда Вы видите, что на стороне подобного положения большинство, если принять во внимание голоса: 4 + Столыпин + Ваш + других выбираемых при нашем участии.
Об избрании Вас членом Правления первый заговорил я у Столыпина на общем нашем сборище, говоря, что Вы могли бы 2–3 месяца прожить в Воронеже. Эта мысль встретила сочувствие, но потом она отошла в сторону, когда вспомнили о Вашей службе.
По нашему блоку, – Немировский имеет право в будущее расширяемое правление ввести себя и еще по своему усмотрению одного. Так[им] обр[азом], если бы он решительно встал на Вашу сторону, – дело было бы решенное и для Петерб[урга].
Мне кажется, что если бы Вы пробыли в Воронеже месяца 2–3 в Правлении, то и при всяких других условиях место осталось бы за Вами.
Здесь, из петербуржцев, блок намечает Столыпина и Коратвеина.
Текст договора спишу для Вас при случае для хранения в секрете.
На время отъезда Столыпина, он мне передал право собирать наше бюро (летнее) и даже наличных членов блока.
По поводу моих денежных дел и будущих расчетов с Вами:
я должен получить:
1) до Иркутска прогонов….. 1049 р. 34 к.
2) первую половину пособия в Петербурге 816 р. 75 к.
3) вторую половину в Иркутске 816 р. 75 к.
2682-84
Таким образом, надеюсь и должен уплатить до нового года не менее 2000 руб. слишком.
20-го я постараюсь в виду Вашего приезда быть дома, чтобы принять Вас в своей квартирке милым гостем. Да и с соратником нужно побеседовать.
Обнимаю, Ваш М. Балясный
8/VII. 1914.»
Однако нагрянувшая Первая мировая война перечеркнула все планы по созданию Славянского банка в России.
Стоит также подчеркнуть, что накануне Первой мировой войны существенно активизировались чешско-русские контакты и в других сферах общественно-политической и культурной жизни. Особенно заметно оживились славистические инициативы в деле подготовки Энциклопедии славянской филологии общими усилиями российских и славянских академий наук.
В этой связи следует отметить усилия венского славистического семинара под руководством В. Ягича, его личные контакты с русским академиком А.А. Шахматовым. В своем письме Шахматову Ягич четко изложил свое понимание славистики как науки и особо выделил тех русских славистов, которые своей деятельностью стремятся привить европейской мысли представление о том, что «славянское» не есть нечто антиевропейское, антилиберальное и что стремления славянских академий надо оценивать той же меркой, как если бы это были немецкие академии[93].
В Санкт-Петербурге в это время в этом направлении активно работал переехавший из Чехии в 1909 г. в российскую северную столицу и включившийся в работу Славянского отделения библиотеки Российской Академии наук, уже упоминавшийся чешский филолог и историк Йиржи Клецанда. Его вклад в дело сближения чешской и русской культур и развитие взаимных научных контактов следовало бы рассмотреть особо.
Подчеркнем лишь его историческую роль в деле культурного сближения чешского и русского народов[94].
II.7 Завершение труда Т.Г. Масарика «Россия и Европа» и борьба за русское издание
Поездка Масарика в Россию в 1910 г. способствовала главному – завершению дела всей жизни чешского профессора. В течение 1910–1911 гг. в основных чертах им была завершена подготовка рукописи фундаментального труда «Россия и Европа». Как отмечает чешский исследователь В. Доубек, в начале августа 1910 г. рукопись была предоставлена немецкому издателю Эугену Дидериксу при встрече на религиозном конгрессе в Берлине[95]. На встрече была уточнена структурная разбивка текста на три тома. К концу 1911 г. Масарик сообщал в одном из писем: «У меня все написано. Теперь я все это пересматриваю, дополняю и стараюсь сконцентрировать».
Масарик давал следующие заголовки по томам: I. Очерки по истории русской философии, истории и религии; II. Ф.М. Достоевский в борьбе с нигилизмом за Бога; III. Титанизм или гуманизм. От Пушкина к Горькому[96].
Его удручало собственное многословие (weitschweifig) и нехватка времени, чтобы сделать необходимые значительные сокращения в тексте. В текущем году он ожидал выхода в свет 1-го тома, а в следующем дальнейших двух томов и называл немецкого издателя книги – Diederichs-Jena. Как видим, Масарик до подробностей делился с Э. Радловым продвижением своей работы, в том числе своего знаменитого труда «Россия и Европа»[97]. Ввиду задержки Масарика первые два тома социологических очерков в новой разбивке были сданы в печать йенскому издателю лишь в 1913 г.
На завершающем этапе работы над трудом «Россия и Европа» интенсивность переписки существенно возросла. Если Радлову в 1912 г. пришло 3 письма Масарика, то в 1913 г. (время выхода труда в свет) их насчитывается 5. Своеобразного драматического накала переписка достигла в 1914 г., в связи с заветной мечтой Масарика как можно скорее осуществить перевод и издание труда непосредственно в России.
Из-за своей чрезвычайной загруженности в 1913 г. Масарик даже отказался от лестного предложения Радлова написать для России статью о марксистской этике[98]. В феврале Масарик изложил собственное видение значимости своего труда «Россия и Европа». Он сообщал, что книга может появиться в мае, поэтому он вплотную занят последней корректурой. И далее писал: «Во время работы над книгой я часто думаю о Вас и о русской публике – новых фактов я не открою, но их трактовка будет иной, хотя я привожу также новые сведения и обстоятельства, из них вытекающие, которые до сих пор у вас остаются совсем не замеченными (выделено мной. – Е.Ф.)»[99]. Как видно, окончательный выход в свет «России и Европы» все более откладывался. Но в октябре 1913 г. от Масарика приходит сообщение, что «Только что моя работа о России (2 тома – больше, чем я хотел) вышла, и я должен сделать следующие два тома, прежде всего завершить Достоевского. Возможно я приеду на Новый год в Петербург»[100]. Масарик вновь, как видим, планировал приехать в Россию, однако его планы по какой-то причине не осуществились.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
