а затем вошла внутрь. Внезапно голубоватый огонёк, возникнув в воздухе, словно из ниоткуда, вспыхнул, и быстро метнулся в закрывающуюся дверь вслед за Адой. Хрюньков прижал руку к бешено колотящемуся сердцу:
– Твою ж мать, да она точно ведьма! И что она там делает? Ведь в эту комнату раньше свозили трупы до отправки в морг.
Хрюньков на цыпочках, стараясь не шуметь, под покровом темноты, прокрался к двери и заглянул внутрь, благо Ада не прикрыла её до конца. То, что он увидел повергло его в шок. В тёмном пространстве комнаты на каталке лежала Ада, в углу трепетал тот самый голубоватый огонёк, а вокруг каталки творилось невообразимое – тысячи цветных огней потоками переливались по кругу, подобно северному сиянию, мерцали, двигались, и, всё ускоряясь, кружились вихрем по кругу, образуя некую воронку. Хрюньков, побледнев, отпрянул от двери, и, спотыкаясь, побежал прочь.
Глава 19
Хрюньков ощупал живот роженицы, поглядел своими поросячьими глазками ей в лицо, поморщился:
– Сколько вам лет-то, уважаемая?
– Сорок два, – тихо ответила женщина, словно стесняясь своего возраста, хотя никто и не дал бы ей этих лет. Внешность её была настолько мягкой, будто акварельной, нанесённой тёплыми, нежными мазками мягкой кисти на чистый, белый лист бумаги – мягкие пшеничные локоны, мягкий свет голубых глаз, мягкие черты лица, и сама вся была она сдобной и мягкой, уютной, как колыбель. Но отчего-то эта колыбель качала до сей поры мёртвых младенцев.
Отчего так происходило, врачи не понимали, и не могли выявить причину того, что уже двое родов этой женщины закончились столь печально. Куда только не гоняли несчастную мать, подозревая, кто скрытые инфекции, кто нарушения генетики, кто несовместимость партнёров. Подруги советовали сменить мужа, мол, это всё из-за него, а Софья, так звали женщину, лишь утирала украдкой слёзы. Мужа она очень любила, и уходить от него не хотела. Анализы показывали идеальное состояние здоровья, а часики тикали. И вот, Софья забеременела в третий раз. На учёт её взяли в крупный центр, а вот рожать все женщины города приходили в один роддом, независимо от того, из какой они были консультации. Так Софья в третий раз оказалась здесь.
Хрюньков усмехнулся:
– Что же вы в таком возрасте рожать-то решили? Ведь знаете, наверное, что в такие годы уже высок риск развития генетических отклонений, или хотите родить дауна?
– Я проходила все обследования, – ответила всё так же вежливо Софья, – Все показатели в норме. А если вдруг анализы и ошиблись, то, что же, значит такова судьба. Я буду рада и такому малышу, разве он виноват, что родится таким?
– А вы что, верите в судьбу? – осклабился Хрюньков.
– Верю. И в её справедливость тоже.
– Странно слышать подобные рассуждения о справедливости судьбы из уст той, которая уже два раза родила мёртвых детей, – хмыкнул Хрюньков.
Софья побледнела и открыла, было, рот, чтобы что-то ответить, как вдруг внезапная гримаса боли исказила её мягкие черты лица.
– Схватки усиливаются, – обратилась к ней Ада, стоявшая рядом, – Но это хорошо, это правильно, всё идёт так, как должно идти.
Она улыбнулась Софье, и, взяв её за ладонь, ласково погладила.
– Пальчики немного холодные, вы замёрзли?
– Нет, нет, – помотала головой Софья.
– Вот тварь, – подумала про себя Ада, глядя с ненавистью на Хрюнькова, – Ещё и двух минут не находится в родзале, а уже успел довести роженицу. Похоже давление у неё понизилось, вон какие руки холодные.
Она ушла в сестринскую и вернулась с кружкой горячего сладкого чая:
– Сделайте буквально пару-тройку глотков, – обратилась она к Софье, – Больше нельзя, потому что мы с вами не знаем, как пойдёт дело и возможно понадобится кесарево сечение. Этого не нужно бояться, всё бывает, но доктора всегда выбирают вариант, который лучше всего для мамы и малыша.
Она улыбнулась Софье и протянула ей чай. Женщина отпила немного, буквально через несколько минут щёки её порозовели. Она виновато произнесла:
– Я какая-то неправильная, видимо, вот и доктор говорит, что риск… Мне бы, наверное, успокоиться пора, а я всё мечтаю о ребёночке. Я так хочу верить, что в этот раз всё будет хорошо.
– Вот ещё, с чего это вы неправильная! – возмутилась Ада, – Вы самая красивая и замечательная, и из вас получится очень даже заботливая мамочка, я уверена! Так, все плохие мысли мы подумаем потом, хорошо? Где-то так через пару лет, как минимум. Потому что сейчас нам надо рожать, а потом позаботиться о том, чтобы пришло молоко, и плохие мысли тут, уж, ну никак, не помощники.
– Спасибо вам, – улыбнулась Софья, – Вы такая добрая.
– Я обычная, такая, какой и должны быть люди моей профессии. Просто все настолько привыкли к хамству, что обычное человеческое отношение воспринимается, как что-то сверхъестественное и невероятное, – Ада взяла из рук Софьи кружку и велела ходить, а не лежать.
– Так головка будет давить на шейку матки и поспособствует её скорейшему раскрытию, – пояснила она.
Через некоторое время Ада вновь позвала Софью на кресло.
– Ну, всё, уже практически полное раскрытие, моя хорошая, сейчас будем рожать.
Софья заволновалась, жалобно постанывая от нестерпимой боли, но мужественно перенося все муки, в надежде, что на этот раз судьба смилуется над ней и её ребёнком, и всё пройдёт благополучно. Она готова была вынести любые муки, лишь бы увидеть живым своё дитя, услышать его первый крик, приложить его к груди. На УЗИ говорили, что будет девочка. Но это и неважно кто, лишь бы он БЫЛ.
Ада, морщась от нежелания звать Хрюнькова, всё же обязана была сделать это, согласно инструкции. Вскоре тот появился в родзале со своим обычным брезгливым и тупым выражением лица.
– Что, решили рожать? Не передумали? – он весело загоготал над собственной шуткой, искромётной, как ему казалось.
– Открытие пять пальцев, – сухо сказала Ада.
– Да что вы говорите? – Хрюньков с ненавистью глянул на акушерку. Ничего сегодня он ей покажет, достала уже со своими бормотаниями. Теперь-то он знает её секрет, ведьма чёртова.
Софья стонала, стараясь не кричать.
– Так, Софья, слушайте меня, – твёрдо и громко сказала Ада, – Сейчас боли уже будут не такие сильные, пойдут потуги, и когда они пойдут, вам нужно будет очень внимательно слушать меня, поняли? Нельзя тужиться слишком сильно, но и работать не в полную силу тоже нельзя. Вы всё почувствуете, как именно надо, я вам помогу.
Софья кивнула. Вскоре лицо её покрылось испариной, мышцы пресса напряглись, она непроизвольно натужилась.
– Давай, Софья! Тут мои пальцы, – крикнула ей Ада, – Выталкивай их, тужься на них. Молодец! Всё правильно!
Спустя несколько потуг в промежности показалось темечко, покрытое тёмными кудрявыми волосиками.
– Софья, у тебя будет настоящая принцесса, вон какая коса тут у нас! – улыбнулась Ада, – Теперь нужно работать хорошо, нельзя медлить. Давай!
Но силы вдруг резко стали покидать Софью, она внезапно почувствовала слабость, головокружение, и всё кругом поплыло, и стены с круглыми часами, и злые глазки Хрюнькова над маской, и встревоженное лицо Ады, склонившееся над ней.
– Софья, Софья, ты меня слышишь?! Нельзя сейчас останавливаться. Ты задушишь ребёнка, пожалуйста, работай!
Софья из последних сил натужилась. Стоящая рядом сестра что-то вколола ей в вену.
– Так, похоже придётся брать щипцы, – пробурчал Хрюньков.
– Нет, только не это, я смогу, я сама, – залепетала Софья. Она слышала много рассказов о том, как при такой манипуляции происходили травмы головки малыша и дети оставались инвалидами.
Ада с сожалением открыла бикс, понимая, что, похоже, так и придётся поступать, ребёнок уже слишком долго находится в родовых путях.
– Давай же, миленькая, ещё чуть-чуть осталось, – взмолилась она к женщине.
И тут Софья натужилась из последних сил, и вытолкнула
