Зазвенел звонок, призывая к тишине и порядку.
– Кто введет Сверчка в «Арзамас»? – возгласила Эолова Арфа. – Кто в сей священной храмине скажет слово?
Слово взял Светлана – Жуковский.
– Братья, ваши превосходительства, арзамасские гуси. – Голос его звучал негромко, мягко. – Месяц грудень в нынешнем году – праздник для всех арзамасских гусей. – Лицо Светланы, с молочной, как у младенца, кожей и с младенчески ясными глазами, выражало истинное счастье. Сегодняшний день был его торжеством. Не он ли сам взрастил чудо, которое вводил сегодня в арзамасский храм? – Мы вводим в святилище «Арзамаса» племянника нашего Старосты Вот-я-Васа (он говорил о Василии Львовиче Пушкине) и, значит, племянника всего «Арзамаса». О, как мужает, как зреет его талант! Еще в Лицее он был арза-масцем, пуская стрелы сатиры в наших врагов. Теперь, едва сойдя со школьной скамьи, он может предать тиснению больше полсотни стихов – и этот сборник стихов порадует любителей прекрасного. Теперь он пишет «Руслана и Людмилу» – и начало выше всех похвал. Вот заслуги нашего Сверчка. Скажем дружно ему: Сверчок должен не только прыгать, но должен звонко кричать! Общими усилиями засадим его за работу!.. Пусть же звонкий голос Сверчка оглашает арзамасские поля и заглушает кваканье лягушек из халдейских болот…
И Сверчок с помоста бросился обнимать, душить в объятиях друга-учителя Жуковского… Поднялся шум. Уже никто не слушал увещаний председателя. Но в «Арзамасе», в этом святилище разума и вкуса, увы, не было единства.
– Моя рука привыкла носить тяжелый булатный меч, а не легкое оружие Аполлона, – громко говорил Михаил Орлов, рослый, внушительней, в пышной форме свитского генерала, имевший в «Арзамасе» кличку Рейн. – Я жду счастливого дня, когда литературное наше общество обретет высокую цель – и засияет луч отечественности, и начнется истинное свободомыслие… Вот тогда-то Рейн понесет на своих волнах из края в край, из рода в род не легкие увеселительные лодки, но суда, исполненные плодами мудрости… – Он считал, что «Арзамас» должен заниматься политикой.
А другие вспоминали, как некогда, в месяц вере-сень, в лето первое от Видения, в «Арзамас» принимали Василия Львовича Пушкина, «Вот-я-Васа»: его облекали в страннический хитон, перепоясанный вервием, заставили потеть под грудой шуб, сражаться с чудовищем, целовать сову – пока не погиб ветхий человек… Смех – вот что нужно «Арзамасу»! Смех нужен для благорастворения селезенки. Давайте же смеяться, а не заниматься серьезными материями…
Спор сделался шумным. Да, все арзамасцы хотят сближения с Европой. Но одни считают, что нужно мирно ждать лучших времен, а другие желают действовать!
Жуковский – Светлана – миролюбивый секретарь, записал шутливый протокол:
Тут осанистый Рейн, разгладив чело, от власов обнаженно, Важно жезлом волшебным махнул, и явилось нечто… В свежем гражданском венке божество: Просвещенье, дав руку, Грозной и мирной богине Свободе!..
Хромой Николай Тургенев – Варвик – громко постукивал палкой и раздраженно возражал председателю, своему брату, Эоловой Арфе:
– Можно ли шутить, когда мы живем в рабстве и беззаконии!
Светлана записал:
Был Арзамас, как не был, ибо шум вдруг поднялся ужасный,Ссориться начали члены, сумбуром друг друга душили…Варвик взобрался на пузо Эоловой АрфеИ, как Моисей ко евреям, вещал к арзамасцам:Полно тебе, Арзамас, слоняться бездельником! ПолноШить дурацкие шапки из пестрых лоскутков беседных,Время проснуться!..
– Во все времена, во всякой земле живут староверы, – гремел Орлов. – И теперь, когда луч просвещения озарил отечество наше, они хотят вновь обратить его к невежеству…
Подпоручик Генерального штаба Никита Муравьев – Адельстан – вторил Михаилу Орлову и Николаю Тургеневу.
«…Рейн громко шумел. Адельстан воевал на Светлану; Светлана бегала взад и вперед с протоколом; впившись в Старушку, Ивиков громко Журавль кричал; Арфа курлыкала…» – записал шутливо Жуковский.
Казалось, «Арзамас» распадется сейчас на два стана, казалось, примирение невозможно.
За окнами в вечерней тьме разыгралась снежная пурга, а здесь, на квартире братьев Тургеневых, было жарко, душно, людно…
Но примирение состоялось. Распахнулись двери в соседнюю комнату, и пиршественные запахи заставили арзамасских братьев забыть о серьезности занятий. Да, смех нужен для благорастворения селезенки! Жестами принялись изображать муки голода: раздувать ноздри, втягивать щеки, хвататься за животы. Пиршество всегда было важной частью арзамасского ритуала.
XIV
Лишь там над царскою главойНародов не легло страданье,Где крепко с вольностью святойЗаконов мощных сочетанье;Где всем простерт их твердый щит,Где сжатый верными рукамиГраждан над равными главамиИх меч без выбора скользит.
«Вольность»Этот замысел, который давно витал где-то рядом, томил, но не давался, оставаясь неопределенным, бесформенным, – замысел большого стихотворения о вольности, призыв к свободе – вдруг пришел к нему. Произошло это в квартире братьев Тургеневых – на третьем этаже красивого особняка с узкими колоннами на набережной Фонтанки – той самой, где собирался «Арзамас». Александр Иванович занимал важный пост, Николай Иванович продвигался по служебной лестнице – и в особняке, находявшемся в ведении министра народного просвещения и духовных дел князя Голицына, была предоставлена им казенная квартира.
Пушкин любил бывать здесь и приходил в разное время дня. Усевшись в удобное старинное кресло – между напольными высокими часами и письменным столом, – он отдыхал, или, взяв из многочисленных массивных шкафов книгу, читал, или следил за занятиями братьев, или участвовал в их разговорах…
Они были совсем разные, эти братья Тургеневы. Один толст, другой худ, один обтекаем, другой угловат, один благодушен, другой раздражителен. Александр Иванович, казалось и минуты не проживет без общества; Николай Иванович избегал развлечений и искал уединения. Их холостяцкая квартира делилась на две половины; в комнатах старшего был беспорядок – тот многолетний беспорядок, который уже изменить нельзя: деловые бумаги с гербами лежали на стульях, полках, подоконниках, старые газеты кипами валялись по углам, книгами забиты были шкафы, связки книг лежали даже в прихожей, и всюду разбросаны были письма, записочки, листки, папки, обложки; у младшего каждая вещь строго имела свое место. Александр Иванович как бы между прочим, без особых хлопот, занимал множество важных постов. Николай Иванович, недавно вернувшийся из Геттингена, с таким сосредоточенным рвением и натугой занялся судопроизводством, административным управлением, финансами – будто решил один изменить ход дел в России.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
