В надежности скафандров мы не сомневались, но для очистки совести их следовало бы испытать. И удобны ли они? Фактор немаловажный. Новые ботинки примеришь, тоже вроде бы не жмут, а пройдешься в них, и мозоли готовы. Поэтому мы решили облачиться в скафандры и весь день провести в них: полежать, посидеть, походить, побегать, убедиться, практичны ли они. Совершим загородную прогулку. Небольшой поход нам не повредит.
Несмотря на сильный дождь, взяв флягу воды и немножко продуктов, мы вышли из дому.
Прохожие, все с зонтами и в плащах, оглядывались на нас, беззастенчиво разглядывали в упор. Дождь усилился, а наши «обнаженные» головы, защищенные невидимыми шлемами, были сухими. А может людей больше привлекали черные, как тени, костюмы-скафандры. До нас не долетал ни единый звук. Это плохо. «Доработать», — отметил я.
Когда мы дошли до окраины, тучи уже разнесло, дождь прекратился, вымытое, чистое солнце светило вовсю.
На перекрестке транспортной магистрали Квинт отстал. Я оглянулся и с ужасом увидел, что через него переезжает тридцатитонный груженый самосвал. Впрочем, ужас появился по старой привычке. Самосвал остановился, из кузова вывалился кусок антрацита, затем выскочил перепуганный, растерявшийся шофер. Видимо, увидев нас, он сигналил, но затормозить на мокром асфальте сразу не мог и сбил Квинта. Сбежался народ. Но Квинт резво вскочил, подмигнул остолбеневшему шоферу и мы поспешили удалиться от места происшествия. Толпа недоумевала.
Квинт сокрушался, что из-за него могут шофера привлечь к ответственности. Я его успокоил:
— Не беспокойся. Множество свидетелей видело, что он не виновен. Да и пострадавшего нет.
Проходя через полотно железной дороги, Квинт сделал предложение.
— А не броситься ли нам под проходящий поезд?
— Хорошо, — ответил я, — бросимся, останемся живы и невредимы. А поезд сойдет с рельсов. Будет крушение.
— Да, не подумал, — он кулаком постучал по шлему.
После дождя нас манило подышать озоном, и мы отвинтили шлемы. Не успели отойти от железной дороги и ста метров, как возле нас завизжала тормозами машина «Скорой помощи».
— Который? — спросил сидевший впереди врач у двух пассажиров.
Те враз показали на Квинта.
— Взять! — приказал врач двум рослым санитарам. Те выскочили с носилками.
— Ложись! — рявкнули оба на Квинта.
— Езжайте своей дорогой, — сказал я. — Берите больных и тех, кто нуждается в вашей помощи.
Вылез врач, долговязый, с вытянутой физиономией, и решительно подошел к Квинту.
— Вас сбил тридцатитонный груженый самосвал?
— Меня. Но что из этого?
— Такого не может быть! Чтоб по живому человеку проехала машина, а он даже не захромал. Нет, мы вас обязательно доставим в больницу. Даже если придется применить силу. Вам нужно месяц-другой полежать, обследоваться, принять лечение.
— Уверяю вас, он абсолютно невредим, — сказал я. — Вы же сами видите.
— Ну и что? Я знаю, что этого не может быть. Мы живем в реальном мире. А поэтому — в больницу. Ложитесь!
Не будь на Квинте скафандра, еще можно было бы поехать вместе с ними. Но в скафандре это исключалось. Начнут раздевать, а тут особые приемы нужны, возникнут подозрения, скафандр пойдет на склад, и кто знает, чем все кончится.
Один из пассажиров высунулся в окошко:
— Скажите, где вы такой материал покупали?
Квинт только их считал виновниками происшедшего и огрызнулся:
— В командировке.
— Да, материал, действительно, экзотический, — заметил врач. Он пощупал скафандр. — Скользкий какой. Так я жду. Ведь мы все равно уложим.
Я оценил обстановку. Нас двое. Их, включая и пассажиров, шестеро. Увезут. Свяжут да увезут. Когда санитары уже шагнули к Квинту, я сказал врачу:
— А знаете, оказывается, визуальное исследование амплитуды альфа-волн эмоционального возбуждения позволяет определить не только характер улыбки человека, но и выражение его глаз.
— Да полноте, что вы, коллега? — взмахнул руками врач. — С чего вы взяли?
Я возразил. Он тоже.
И пошло. Полетели десятки фраз, насыщенных замысловатыми терминами. И, конечно, я старался поддаться ему. Он уж улыбался, видя мое «поражение», однако я снова бросался в атаку. Пассажиры нервно ерзали на сиденьях, то и дело нервно поглядывая на часы. Санитары сидели поодаль на траве и болтали о своем. Шофер уснул. Только Квинт, пытаясь вникнуть в смысл спора, внимательно слушал нас. Наконец, я «сдался». Врач торжествовал.
— Вот, вот, дорогой коллега, значит я прав, что сочетание аминокислот в полипептидных цепях представляет собой не просто спираль, а двойную спираль. Мой друг, меня не переспоришь.
— Да, с вами не сладить.
— Не-ет, что вы. И не пытайтесь. Однако где мы находимся? А-а, я должен увезти задавленного.
— Как? Ведь он же мой друг! — воскликнул я.
— Разве? Ну если так, то конечно. Он — ваш друг, вы — мой. Безусловно, все отменяется. И никакой речи. Слышите? Ни-ни.
Он дал свой адрес, окликнул санитаров и растормошил шофера.
— До свидания! Заходите.
Происшествие развеселило нас. Мы набрели на какое-то озерцо и расположились там. Валялись, весело болтали всякую чепуху, беспечно смеялись. Мы просто отдыхали. Мы были в мире одни.
Но всему есть предел. Пора было двигаться и обратно, чтобы засветло добраться до дому.
Возвращались мы другим, более коротким путем. Изредка нас обгоняли машины с разнообразным грузом. Навстречу шел в основном порожняк. От основного шоссе отходили рукава к виднеющимся вдалеке корпусам металлургического комбината.
Нас обогнала машина, так нагруженная какими-то серыми тюками, что казалось чудом, почему она еще не перевернулась.. Несколько тюков уже наполовину вылезли из-под обхватывающих их веревок.
— А вон тот тюк, проткни меня копьем, до места не доберется, — сказал Квинт.
И только он это сказал, как машину тряхнуло и указанный тюк бесшумно свалился на дорогу. По инерции несколько раз перевернувшись вдогонку машине, он остановился на середине шоссе. Что в нем было, мы не знали, но что-то мягкое, плотно упакованное. Возможно, шерсть.
Чтобы тюк не мешал движению, мы принялись перекатывать его на обочину дороги, вовсе не собираясь распаковывать. И тут сзади я заметил чью-то мелькнувшую тень. Обернувшись, я обомлел. На этот раз мы, кажется, попались. Два человека, уперев руки в бока, наблюдали за нашей работой. Оба они довольно ухмылялись. Еще бы! Поймали воров с поличным. Не каждый день такое случается. Их машина стояла рядом. Шофер, воспользовавшись остановкой, открыл капот и полез в мотор, решив, очевидно, заменить прокладку, которую он держал в руке.
Надо же было какому-то растяпе так обвязать тюк, а какому-то ротозею принять работу. А мы отвечай. Но то, что тюк свалился, можно доказать, найти шофера, да он и сам прибежит. Факт тот, что нас заберут. До выяснения. А скафандры? Вот в чем суть. И это не все. У Квинта потребуют документы. Будут держать до тех пор, пока не выяснится личность. А она никогда не выяснится…
— Плохи дела, Квинт, — сказал я. — Невзирая ни на что, нужно спасаться.
— Бежать-то некуда, — ответил Квинт. — А вон самосвал из города катит.
Я решился:
— Прыгаем в него. Разворачивай тюк. Поближе к проезжей части. Так, так. Приготовились. Не подведи, Квинт.
Наши тела напружинились. Объезжая тюк, самосвал сбавил скорость, что было очень кстати. Одновременно мы ухватились за край заднего борта, изогнулись и сначала Квинт, а потом и я, перевалились за борт. Ох и заметались же наши преследователи. Кинулись к машине — шофер разводит руками. Полезли все трое в мотор. Оттуда сразу вылетел гаечный ключ, за ним другой. Шофер бросился с рукояткой к радиатору, потом повернул обратно.
— При такой спешке, они, пожалуй, не скоро справятся, — сказал я. — Им еще тюк, как вещественное доказательство, погрузить надо.
Мы удалялись. Теперь можно было поудобнее устроиться и осмотреться. Самосвал вез металлолом. Чего только не было в этом кузове! И все чугунное: колотые шестерни, утюги, цапфы, бракованные отливки.
Мы приближались к металлургическому комбинату. Пора было покидать наше пристанище.
— Мне кажется, это они, — вдруг сказал Квинт. — Лихо едут.
Я присмотрелся. Да, нас догоняли. Стоп. Остановка у ворот комбината. Неужели конец? Но самосвал тронулся, и мы очутились на территории комбината. Вслед за нами влетели преследователи. На самой территории расстояние между нами почти не сокращалось: кругом повороты, ограждения, заграждения и нагромождения. Возле деревянной будки самосвал остановился. Мы тотчас выпрыгнули и пустились наутек. Они за нами. Пробегая под огромной бабой, предназначенной для разбивания массивных чугунных болванок, Квинт плечом задел какой-то рычаг, и стальной куб весом тонн пятьдесят с десятиметровой высоты обрушился на него. И каркас из фотонита выдержал этот страшный удар, эту колоссальную нагрузку. Придавлен грузом был сам скафандр, а находящийся в нем Квинт остался цел и невредим, он был лишь зажат в вертикальном положении и ничего не мог понять. Бежал, бежал и вдруг — как об стену, остановка. Он по инерции в такт движению ногам продолжал размахивать руками.
