«То был волнующий момент для археолога, – писал Картер. – Совсем один, если не считать местных рабочих, после долгих лет тщательных усилий я стоял на пороге того, что могло быть великолепным открытием. Все, буквально все, что угодно, могло находиться за этим входом, и понадобилось все мое самообладание, чтобы не взломать кладку и не приступить к немедленным исследованиям».
Чтобы не искушать себя и для большей сохранности, Говард Картер вновь засыпал лестницу, поставил наверху охрану и сел ждать Карнарвона.
Лорд Карнарвон и его дочь леди Эвелин Герберт прибыли в Луксор 23 ноября. Доктор Алан Гардинер, которого Карнарвон пригласил с собою в поездку, обещал прибыть в первых числах нового года. Доктор Гардинер – знаток папирусов, и его знания могли пригодиться при вскрытии гробницы, ибо первооткрыватели надеялись обнаружить в ней множество надписей, а возможно, и свитки.
Когда лестницу вновь очистили, археологи пригляделись, наконец, к печатям. Несомненно, одна из них была царской, а другая жреческой: оттиск печати стражей некрополя. Значит, воры все же побывали в усыпальнице. Впрочем, если бы гробница была целиком ограбленной, не имело бы смысла вторично запечатывать ее. Но это обстоятельство сильно испортило настроение Картера, пока расчищали идущий с востока на запад коридор длиною в 27 футов. 26 ноября археологи обнаружили второй замурованный дверной проем.
Картер пишет: «Наконец мы увидели полностью расчищенную дверь. Наступил решающий момент. Дрожащими руками я проделал узкую щель в верхнем левом углу каменной кладки. За нею была пустота, насколько я мог определить железным щупом… произвели пробу воздуха на пламя свечи, на предмет скопления опасных газов, а затем я немного расширил отверстие, просунул в него свечу и заглянул внутрь. Лорд Карнарвон, леди Эвелин Герберт и египтолог Кэллендер стояли рядом и с волнением ждали моего приговора. Сначала я ничего не разглядел, потому что поток горячего воздуха из гробницы задувал свечу. Но постепенно глаза мои привыкли к мерцающему свету, и передо мной из полумрака начали возникать странные животные, статуи и… золото – повсюду сверкало золото! На какое-то мгновение – тем, кто стоял рядом со мной, оно показалось вечностью! – я онемел от изумления. Наконец лорд Карнарвон с волнением спросил:
– Вы что-нибудь видите?
– Да, – ответил я. – Чудесные вещи…»
Один из коллег Картера писал не менее взволнованно:
«Мы увидели нечто невероятное, сцену из волшебной сказки, великолепную сокровищницу из оперных декораций, воплощение снов творящего композитора. Напротив нас стояло три царских ложа, а вокруг них сундуки, ларцы, алебастровые вазы, обитые золотом кресла и стулья – нагромождение сокровищ фараона, который умер… еще до того, как Крит достиг расцвета, задолго до рождения Греции и зачатия Рима, – с тех пор прошло больше половины истории цивилизации…»
Сотни предметов находились в этом помещении, впоследствии названном Передней комнатой, в полнейшем беспорядке, «как ненужная мебель в чулане», по меткому выражению сэра Алана Гардинера.
И только две фигуры в полный рост, симметрично взаимонаправленные, стояли по обеим сторонам замурованного и запечатанного дверного проема, что находился по правой стене. Фигуры были из дерева, пропитанного чем-то вроде асфальта, раскрашенные черными и золотыми красками, на лбу у них были царские уреи, а в руках – золотые жезлы. Каждая из фигур опиралась на длинный посох.
После осмотра содержимого Передней комнаты Картер и Карнарвон поняли значение замурованного входа: «За запечатанной дверью были другие покои, может быть, целая анфилада, вне всякого сомнения… мы должны были увидеть останки фараона».
Постепенно выявлялись другие подробности: скорее всего, грабителей застали на месте преступления, и они, побросав все, что нахватали, в спешке и беспорядочно бежали, не успев причинить большого вреда. Но не менее беспорядочно поступили жрецы: торопливо засунув обратно в сундуки царские одежды и предметы, из которых мелкие ссыпали туда же, хотя хранились они явно в других ларцах, стражи некрополя столь же поспешно покинули гробницу и замуровали вход в нее.
Впервые за всю историю раскопок Говард Картер столкнулся с вероятностью обнаружить нетронутый царский гроб. Велико было искушение немедленно вскрыть запечатанную вторую дверь, но археолог поступил согласно научному долгу: он объявил, что начнет извлекать из гробницы предметы лишь после того, как будут приняты все меры для их сохранения! Подготовительная работа длилась два месяца.
Тем временем в Каире к Египетскому музею стали пристраивать специальное отдельное крыло для работы и хранения новой экспозиции. От Службы древностей Картер получил специальное разрешение использовать усыпальницу фараона Сети II как лабораторию и мастерскую. В нее переносили по одному предметы из гробницы, предварительно обрабатывали и отправляли в Каир. Были привлечены к работе другие археологи – Литгоу, куратор Египетского отдела Метрополитен-музея; Бертон – фотограф; Уинлок и Мейс, тоже из Метрополитен-музея; рисовальщики Холл и Хаузер, Лукас – директор египетского департамента химии. Алан Гардинер прибыл для расшифровки надписей, ботаник профессор Перси Ньюберри – для определения цветов, венков и других найденных в гробнице растений.
В Передней комнате обнаружено более шестисот предметов, и все они тщательнейшим образом описаны и зарисованы самим Картером.
Многое, с чем столкнулся Г. Картер, было впервые. Первый нетронутый царский гроб, первая по количеству предметов коллекция, первый… ажиотаж вокруг раскопок, поистине всемирный! Ни разу археологи не сталкивались с этой проблемой: сотни репортеров, толпы посетителей, мешающие работать. Мировая печать заранее объявляла свои выводы на ту или иную тему – вплоть до того, что «Тутанхамон является тем самым фараоном, при котором произошел Исход евреев из Египта». Позволил себе далеко идущие выводы и В. Викентьев, писавший с места событий в Москву. По-своему растолковав тесноту помещения гробницы, он решил, что Тутанхамон был перезахоронен, и не единожды – по примеру неприкаянного Рамзеса III, которого жрецы переносили с места на место три раза! Он даже нашел единомышленников якобы в лице Борхардта, Ранке и Бенедита. И при этом путался в именах фараонов и жены Тутанхамона Анхесенпаамон…
Наконец, Картер очистил Переднюю комнату и был готов размуровать вход в «Золотой Чертог». Из всех желавших присутствовать при этом событии лишь корреспондент «Таймс» был допущен внутрь.
О вскрытии «Золотого Чертога» рассказывает сэр Алан Гардинер: «Когда Картер снял верхний ряд кладки, мы увидели за ней стену из сплошного золота, во всяком случае, так нам показалось на первый взгляд. Но когда была убрана вся кладка, мы поняли, что видим одну сторону огромного внешнего Ковчега. Мы знали о таких ковчегах по описаниям в древних папирусах, однако здесь он был перед нами. Во всем своем сине-золотом великолепии он заполнял все пространство второй комнаты. В высоту он почти достигал потолка, а между его стенками и стенами комнаты оставалось не более двух футов.
Сначала внутрь вошли Картер и Карнарвон, протискиваясь сквозь узкое пространство, и мы ждали, пока они вернутся. Когда они вышли, оба изумленно всплеснули руками, не в силах описать, что они увидели. За ними последовали другие, пара за парой. Помню, как профессор Лако сказал мне с усмешкой: «А вам лучше не пробовать: слишком уж вы… солидный». Тем не менее, когда пришла моя очередь, я вошел во внутреннюю комнату с профессором Брэстедом. Мы протиснулись между стенами и ковчегом, свернули налево и очутились перед входом в ковчег с большой двустворчатой дверью. Картер отодвинул засов и открыл эти двери, так что мы смогли разглядеть внутри большого внешнего ковчега, который достигал 12 футов в длину и 11 в ширину, другой, внутренний ковчег с такими же двойными дверьми, с еще не тронутыми печатями. Лишь потом мы узнали, что здесь было четыре позолоченных ковчега, вставленных один в другой, как в наборе китайских резных коробок, и только в последнем, четвертом, покоился саркофаг. Но его мы смогли увидеть лишь через год».
А вот – первый подступ к будущей тайне. Говорит сам Говард Картер:
«В этот момент у нас пропало всякое желание вскрывать эти печати, ибо мы вдруг почувствовали, что вторгаемся в запретные владения; это гнетущее чувство еще более усиливали льняные покровы, ниспадавшие с внутреннего ковчега. Нам казалось, что перед нами возник призрак усопшего фараона, и мы должны склониться перед ним».
Ах, как он был прав!.. К сожалению, археологи при вскрытии захоронения брали пробы лишь на пламя свечи, то есть на опасные газы… Как часто рок преследует искателей древностей, особенно в Египте! Мумия, пролежавшая в своей камере, в своем гробу более трех тысячелетий, будто живая, сторожит свои богатства.
