— Не шевелитесь! Мы все про вас знаем!
Директор «Сантехуюта» испуганно вздрогнул, почувствовав на мгновенье в сердце болезненную беспомощность, и разозлился. Он дождался, пока Алипанов усядется рядом, вынул из кейса пакет с деньгами и молча отдал. Альберт Раисович, не пересчитывая, убрал его в боковой карман, спросив только:
— Как договаривались?
— Я-то — как договаривались. А вот ты — не как договаривались! — плаксиво ответил Свирельников.
— Фетюгин нажаловался? Ну, ничего страшного. Пришлось надавить…
— Я не об этом!
— А о чем?
— Ты же обещал, что никто никогда не докопается!
— А разве он кому-то пожаловался?
— Никому он не жаловался. Я — про больницу!
— Про какую больницу? Эту, что ли? — Опер кивнул на дом с колоннами.
— Нет, про другую!
— Ну, так там все в порядке. Министром назначили.
— Кого?
— Догадайся с трех раз — кого! — начал злиться Алипанов.
— Тогда почему за мной следят?
— А с чего ты взял, что за тобой следят? Пил вчера?
— Ну и что?
— Так, ничего…
— Нет, мне не кажется! Сначала я возле отеля заметил…
— Возле какого отеля?
— На Патриарших.
— А что ты там делал?
— Отдыхал. Потом смотрю: те же самые «Жигули» возле моего дома…
— Та-ак! С этого места подробнее, пожалуйста! Номер машины запомнил?
— Нет.
— Как они выглядели?
— Серые. Старая «копейка».
— Водителя рассмотрел?
— Рассмотрел: молодой, бритоголовый, в красной ветровке.
— В красной?
— В красной. Он хотел даже в мой подъезд зайти, но консьержка не пустила. Сказала, милицию вызовет.
— Неужели есть еще такие консьержки?
— Есть. А он ответил, что сам оттуда.
— Да ну? И «мурку» показал?
— Что?
— Удостоверение.
— Нет.
— Ясно. А что ты в отеле делал?
— С Веселкиным мирился. Он от «Фили-паласа» отказался.
— Да ты что! А почему?
— Понял, наверное, что все равно проиграет.
— С девушками гуляли?
— С девушками.
— Девушек кто заказывал?
— Он.
— А расплачивался?
— Я.
— Полностью расплатился?
— Полностью. Даже за вредность добавил.
— Во как! Можешь узнать, по какому телефону он их вызывал?
— Могу.
— Узнай!
— Зачем?
— На всякий случай. Похоже: расписание твое изучают, маршруты отслеживают, прикидывают…
— Что прикидывают?
— А кто ж знает? Может, тебя в разработку взяли, а может, просто грабануть хотят. Или грохнуть. Прикидывают, где удобнее… — Алипанов улыбнулся, нацелил на Свирельникова указательный палец, звонко щелкнув при этом большим и средним.
— За что? — Михаил Дмитриевич почувствовал, как сердце мягко споткнулось обо что-то в груди и несколько мгновений вообще отсутствовало на своем жизненном посту.
— Значит, есть за что!
— Ты так спокойно про это говоришь…
— Да подожди ты! Я пошутил. Может, это и не то совсем…
— А что?
— Что угодно. Например, тебя с кем-то могли перепутать. Ошиблись…
— Ага, и замочат по ошибке!
— Не допустим!
— А если не перепутали?
— Если не перепутали, значит, тебя в самом деле пасут.
— Кто?
— Будем выяснять.
— Из-за чего?
— Да мало ли из-за чего. Жена могла нанять. Ты с Антониной развелся?
— Нет еще…
— Вот, пожалуйста: соберет на тебя компромат и обует в суде за моральный ущерб по полной программе!
— Нет! Я ее знаю. Она на такое не способна!
— Запомни, Михаил Дмитриевич, бывшие жены способны на все!
— Исключено!
— Ладно — исключаем. Веселкин мог нанять?
— Вовико? Раньше, наверное, мог. А теперь зачем? Я же русским языком объяснил: от «Филей» он отказался! Мы с ним вчера…
— Ладно, успокойся! Ты что сегодня такой нервный? Не выспался?
— И не выспался тоже. Ты уверен, что с больницей это не связано?
— Точно. И вообще советую тебе забыть о больнице! А то на каркаешь! Я внятен?
— Внятен. Тогда кто за мной следит?
— Дай мне времени хотя бы до вечера. Ты, кстати, тоже подумай, повспоминай: может, обидел кого или не поделился по-честному? По телефону никаких угроз не было? Не обязательно вчера-позавчера. Месяц назад, полгода назад, год…
— Нет.
— Обычно сначала предупреждают или ставят условия. Деловые люди просто так не убивают. Ну, не мне тебе объяснять. К чужим женам не приставал? За это тоже могут!
— Не-ет… В последнее время нет…
— Ладно, будем думать-соображать. Если сам что-нибудь вспомнишь, звони. Только слов плохих по телефону не говори! Говори намеками — пойму. Я читал, что каждое сказанное слово улетает, в космос и там вращается…
— Мысли, между прочим, тоже!
— Да ты что! Ну, тогда — всем звездец!
— Почему? Есть же порядочные люди!
— В делах, может, и есть, а в мыслях нет. Ладно, вечером встретимся, все обсудим, заодно и мой гонорар обговорим.
— А может…
— В милицию заявить? Попробуй! Думаешь, они тобой бесплатно заниматься будут?
— Нет, конечно, но все-таки… специалисты…
— Михаил Дмитриевич, ты что-то сегодня совсем плохой! Мы были специалисты! Мы! Поэтому нас всех и разогнали. А тем, кто сейчас там работает, на тебя наплевать! Но платить придется много, потому что им еще с начальством надо делиться. А я — один. Так что со мной надежнее и дешевле! Я внятен?
— Нет, я хотел… Ты меня сбил… Может, мне лучше дома отсидеться?
— Даже если тебя и заказали, в чем я глубоко сомневаюсь, киллер пока лишь на первом этапе. Ведь ты пойми: тебя не просто надо убить, тебя надо так убить, чтобы никто не докопался ни до заказчика, ни до исполнителей. А такие ликвидации за один день не готовятся. Ты точно эти «Жигули» только сегодня увидел?
— Ну, может, вчера вечером… Не помню…
— Тогда сегодня живи спокойно! — Алипанов поднялся с лавочки и с хрустом расправил плечи. — Я выйду первым. Потом ты. Если он там, веди себя как можно спокойнее! Подай знак. Незаметно. Понял?
— А может, мне все-таки дома отсидеться?
— На людях-то безопаснее, Михаил Дмитриевич, ты мне верь! Если «жигуль» снова появится, постарайся запомнить номер!
— Да уж постараюсь…
Свирельников выждал, покуда бывший опер скроется из глаз, и двинулся следом. Войдя в подворотню, еще сохранившую сырую ночную прохладу, он остановился и закурил. Первая затяжка была удушливо-омерзительна, словно сигарета набита не табаком, а пластмассовыми опилками, но потом подоспела головокружительная, тошнотворная легкость, которая на несколько мгновений примиряет с самой паскудной жизнью.
Серых «Жигулей» в переулке не оказалось. На противоположной стороне, возле пиццерии, стоял Алипанов и вопросительно смотрел на директора «Сантехуюта». Свирельников в огорчении широко развел руками. Альберт Раисович осуждающе покачал головой и решительно зашагал в сторону Мясницкой.
Михаил Дмитриевич, вздохнув, сел в машину.
— Куда едем? — робко осведомился шофер.
— К следователю.
— Куда в прошлый раз ездили?
— Туда!
12
Он проходил как свидетель по делу фирмы «Сантех-глобал». Мотаться по следователям давно стало для него делом почти привычным. Даже смешно вспоминать, как, первый раз получив повестку, Свирельников выложил ее перед Тоней с ужасом, словно черную метку, и долго не мог заснуть, гадая, за что его, так сказать, привлекают. А привлекли его тогда за какое-то пустяковое нарушение правил торговли. Получив отступное, следователь тут же закрыл дело, открытое, судя по всему, из чисто коммерческой надобности. И на этот раз, собственно, ничего страшного Свирельников не совершал, а просто, как многие, покупал оптом и устанавливал клиентам сантехнику, которую почти беспошлинно ухитрялась ввозить в отечество фирма «Сантех-глобал». У владельца фирмы, носившего примечательную фамилию Толкачик, имелись высокие родственные связи в Таможенном комитете, благодаря чему он мог выбрасывать на рынок дешевый и относительно качественный товар. Кормились вокруг него многие.
Быстро разбогатев, Толкачик построил себе, как и положено, особняк на Рублевке, купил виллу в Карловых Варах, завел конезавод, сменил десяток модельных любовниц, а потом, заскучав от изобилия, не нашел ничего лучшего, как пойти в политику. Непростительная ошибка, но ее совершает большинство нуворишей в поисках острых ощущений. Почему-то Толкачику взбрело в голову финансировать Партию гражданского общества, которую политические враги именовали «Гроб» и которая всегда отличалась хамоватой лояльностью по отношению к Кремлю. Ходили затейливые слухи, будто Толкачик совершенно случайно познакомился с лидером этой партии Плютеевым и тот просто очаровал сантехнического олигарха своими тайными знаниями. Произошло это на торжественном фуршете по случаю вручения очередной «Вики». (Так ласково называют в осведомленных кругах золотую статуэтку «Виктории», ежегодно выдаваемую вместе с большой денежной премией самым неподкупным журналистам.) Плютеев, в прошлом известный уфолог, запивая утиную печень «сотерном», сообщил Толкачику о внеземном происхождении идей демократии, каковые в XVII веке доставил на землю посланец посторонней цивилизации, некоторое время проживавший в Англии под именем Фрэнсиса Бэкона и даже занимавший пост лорда-канцлера. Понятно, что его смерть в 1626 году от простуды, якобы подхваченной во время опытов по сохранению мяса с помощью снега, чистая дезинформация. Просто его забрали обратно, туда, откуда он прибыл…
