а мы, два козла похотливых, воспользовались.
А всего-то и надо мне было — сразу шагнуть к ним и выдрать из его лап, прекращая это блядское совращение. Но шагнул поздно, оказался слишком близко, хватал чересчур крепко, пахла ее кожа убийственно сладко…
А потом губы ее мокрые, соленые, дрожащие на моих жадных, голодных. Сама навстречу. Рваный выдох в мой рот, мозг прямым попаданием вынесло без остатка. И все, сорвало-понесло. Причем всех троих и сразу. Первый поцелуй со вкусом слез, что кончился слишком быстро, потому что гад Лёха и не подумал отвалить и отпустить ее, отнял у меня, натянув пряди Ксюхи и заставив повернуть лицо к нему. Сволочь, отобрал половину того, что было по праву мое. Но я отдавать не собирался, бросился прямо-таки жрать ее шею и ключицы, обхватывая девушку за талию и потянув к себе.
— Прекрати, Лекс! Не отдам! — рявкнул сипло оторвавшийся от губ синеглазки брат и, совсем охренев, сунул обе лапы под ее задравшуюся футболку, рванув ее вверх.
Ах ты гад! Треснула ткань, мне по глазам полоснуло видом бледной гладкой кожи и бледно-розовыми бликами ее напряженных сосков, подрубая колени. Я рухнул на них и накрыл ладонями оба упругих холмика, отталкивая его грабарки и тут же впиваясь ртом в одну вынырнувшую между пальцами вершинку, и Ксюха изогнулась, застонав еще жалобнее в пожирающий ее рот брата.
— Иди на хер, Лекс! — брат-захватчик попытался сместиться вместе с незаконной добычей вправо, но я намертво впился в ее бедра, не позволяя этого.
Мы как две *банувшиеся от похоти собаки, что раздирают бедную девчонку каждый себе. И ни один не готов уступить.
— Нет! — кратко оскалился снизу вверх, резанув его «пошел на хер» взглядом, и просто разодрал разом молнию на джинсах Ксюхи, содрав их вместе с ее трусами по стройным ногам.
Влепился открытым ртом жадно в ее задрожавший живот, хапая до звона в голове аромат ее возбуждения и упиваясь стонами. Но только на секунду оторвался, чтобы содрать хотя бы одну штанину полностью и открыть ее для себя, как ох*евший в край брат сунул свои пальцы ей между ног и девчонка сорвалась на крик, выгнувшись дугой в его захвате с такой внезапной силой, что выскользнула из него и стала валиться на меня. И хрен я упустил эту возможность. Поймал на лету, спеленал руками, смягчая своим телом падение и тут же перевернулся, подминая. И снова жрать-жрать, зажигать ярко-розовым ее бледную кожу, удерживая себя на одном локте и судорожно дергая свою ширинку.
— Ну ты и скот! — бухнулся Лёха рядом на колени. — Погоди хоть…
— Отъ*бись сказал! — рявкнул на него.
— Тут же хрень всякая валяется, ты ее поранишь! — и не подумал брат послушаться. Наоборот, быстрым движением расстелил наш плед с заднего сиденья на траве рядом.
А меня просто дикая жадность кроме запредельной похоти обуяла. Опять перекатился, не отпуская Ксюху ни на сантиметр, и сразу же толкнулся в нее, горяченную, мокрую насквозь и такую узкую, что аж ослеп в первый момент.
Ксюха вскрикнула, вцепилась в мои плечи ногтями, распластываясь по моей груди.
— Тише ты! — пробился сквозь мою внезапную кайфовую слепоту голос брата, пока я, мягко толкаясь бедрами, прокладывал себе путь в желанное тело. — Бля, я, только глядя, спущу!
— Отвернись, гад, совесть у тебя есть? — мигом прозрев, зарычал на брата я.
— Молчал бы про совесть, — отбрил хрипло этот кандидат на хорошую п*здюлину, стоя на коленях рядом с нами и, не скрываясь, душа свой стояк, глядя прямо-таки ошалело на то, как я вхожу. — Нежнее, но не тормози, Лекс, не видишь, ее трясет всю! Девочка моя голодная. Сука, прямо течет по тебе.
И, зашипев, он запрокинул голову, содрогнувшись всем телом, будто это его сейчас стискивало в обжигающей тесноте так, что я чуть зубы не крошил, сжимая челюсти.
Задыхаясь, я вогнал себя глубже, заполучив новый долгий надрывный стон Ксюхи, что прокатился по мне жестким электричеством, спуская окончательно с цепи адекватности. Она резко села на мне, вбирая в себя до предела, выгнулась, выставив напоказ всему белому свету свои ох*енные грудки, и начала двигаться, упершись в мою грудь ладонями. Губы-щеки горят, глаза абсолютно невидяще-пьяные, волосы светлые рассыпались, сиськи скачут, убивая меня к хренам. Но реально прикончило меня то, что творили ее внутренние мышцы с моим членом. Жесткие, буквально выдаивающие спазмы, прокатывающиеся от входа вглубь, к скользящей по и так невыносимой жаре головке сбросили меня в оргазм быстрее, чем я даже сообразить успел, что уже понесло. Бабах! И меня уже дергает, сгибает так, что тыкаюсь лицом между ее грудей, издавая нечленораздельные звуки.
— Косяк, Лекс! — хрипнул брат, сдернув с меня застонавшую жалобно, как раненное животное, которому отказали в уже обещанном исцелении, Ксюху, и мигом распластывая ее под собой.
— Не смей! — поднял и уронил я бессильно лапу, ухватив только запястье девушки. Меня все еще штырило, а она уже стонала в голос, мечась под Лёхой. Цеплялась уже за его плечи, обвивала ногами бедра и подмахивая так, что от звука влажных шлепков плоти о плоть у меня в башке опять мутиться начало, а яйца поджались в новом флэшбэке только что пережитых судорог кайфа.
— Сейчас… о-о-ох… сейчас… малыш… да-а-а… вот так… — рвано выдыхал Лёха, удерживавший себя на вытянутых руках, тараня ее раз за разом, постепенно перейдя почти к мольбам. — Кончай-кончай-кончай! Что творишь там… Подыхаю… — Я косякнул, да? Сам попробуй с ней продержись хоть чуть!
Ксюха замотала головой, зайдясь в протяжных горловых стонах, явно уже рванув к финишу.
— Да-да-да! — заревел торжествующе брат, и меня от этого бомбануло. Я перевернулся, поднялся на локте и сдвинулся вперед, впиваясь в ее рот, сжирая алчно и беспардонно ее крики и вместе с этим поглощая хоть часть бешеной энергии ее оргазма, до которого ее довел мой брат.
Охереть, что же мы творим?
Глава 10
Алексей
— Да отвали же ты! — отпихнул я брата, жадно жрущего Ксюхины финальные стоны, что были честно заработаны мной.
Мой разрядившийся член был еще в обалденном тесном жарком раю, в пока дико чувствительную головку раз за разом шибало потягивающими сжатиями внутренних мышц девушки, вгоняя в мою кровь еще большую порцию чистейшего кайфа, и для завершенного им наполнения мне не хватало ее дрожащих влажных губ под моими и полного контакта тел. Охрененный посткоитальный момент, когда ты практически расплываешься по партнерше, впитываешь то, как покидает ее тело напряжение, порожденное недавно тобой же, прихватывая и твое собственное,
