— Дровами.
— Я так и думал… — Действительно, откуда княгине, хозяйской племяннице, знать, чем дворня печи набивает?
Андрей провел рукой по телу: он был в рубашке. Интересно, сам разделся или помогли? Сам бы, наверно, догола все снял — это у местных принято в рубахах до колен почивать. Он поднялся, подошел к окну, откинул крючки, потянул на себя внутренние створки, потом распахнул наружные, с наслаждением вдохнул морозный воздух. Небо светлело, но до восхода оставалось еще изрядно времени, а потому во дворе было тихо и пустынно. Даже слишком пустынно — куда могло пропасть столько лошадей? Вчера, помнится, под всеми навесами стояли.
— Прикрой окошко, любый мой, — попросила жена. — Студено мне больно.
— Похоже, разбудил я тебя рановато… — послушался ее Андрей.
— А мне, как ни разбудишь, все ко времени, — ответила Полина и стыдливо зарумянилась.
Увы, игры под одеялом были последним, о чем сейчас мог думать князь Сакульский.
— У тебя квасу не припасено случайно? На случай, если пить ночью захочется?
— Нет… Но девка вчера рассолу приносила капустного. Тебе на утро, сказывала. Вон, на сундуке крынка стоит.
— Класс!!! — Андрей впервые воспылал симпатией к предусмотрительному князю Друцкому.
Найдя в сумерках глиняный кувшин с широким горлышком, он тут же отпил с пол-литра живительной влаги — как сказали бы в его время, «полной витамина С, микроэлементов и имеющей оптимальный солевой баланс», — после чего, прихватив сосуд с собой, вышел из светелки.
Двор спал, а потому никто не заметил, как гость, миновав двор, скользнул в неурочное время в еще теплую баню. Там он выловил в топке несколько мелких, недогоревших угольков, растер, покидал в рот, запивая рассолом, после чего разделся и ополоснулся остатками воды из вмазанного в камни бронзового котла.
Возвращаясь, он почувствовал себя уже намного лучше — голова отпустила, мысли стали более ясными, да и память освежилась. Дверь в светелку оказалась заперта. Андрей немного удивился, сотворил заклятие на засовы, осторожно открыл створку, прокрался внутрь. Из постели доносились равномерные всхлипы, словно раскачиваемая ветром ветка скребла по оконному стеклу.
— Полина, ты чего? — удивился Зверев присаживаясь на край постели. — Случилось чего-нибудь?
— Ты меня не любишь! Не любишь!
— Чего-чего?! — изумился Андрей. — Что за глупости тебе в голову взбрели?
Насколько он помнил, в деловой финансово-родовой сделке под названием «брак» ни о какой любви даже близко не упоминалось. В длинном договоре, сопровождавшем операцию «свадьба», говорилось о принятых на себя двумя родами обязательствах, об обеспечении будущего старшего сына, о старшинстве наследников, о том, кто и чем это гарантирует, о чистопородности предков и даже об ответственности за отсутствие детей нужного пола и сроках улаживания такого спора. Но вот о любви — о любви там не имелось ни слова.
— Ты не любишь меня, Андрей! Ты бегаешь от меня, бегаешь к кому-то. Ко мне не прикасаешься, на других все смотришь. Я здесь, а ты, чуть глаза открыв, уж умчался к кому-то!
— Господи, да при чем тут это, дурочка? — фыркнул Зверев. — Спят же все!
— А к кому ты тогда бегал, а? — развернулась жена к нему лицом. — Куда мужик из супружеской постели спозаранку удрать может, кроме как не к девке дворовой?
— Думаешь, иной нужды, кроме как в девке, у человека поутру возникнуть не может? — Молодой человек покачал головой, протянул руку, кончиком пальца отер капельки у нее со щек. — Тебе лишь бы подушку вымочить, глупенькая. — Он наклонился и следующую капельку убрал уже губами. — Соленая… Солевары в Руссе ее неделями выпаривают, а ты на баловство переводишь.
— Не на баловство… — хлюпнула супруга маленьким розовым носиком.
— Беречь ее надобно, беречь… — Андрей поцеловал ее глаза, дохнул на веки, заставив затрепетать черные ресницы. Рука нырнула под одеяло, скользнула по горячему телу — и душе молодого здорового парня тоже стало горячо. Полина казалась уже не рыхлой и бесцветной, а вполне даже нормальной, приятной девушкой. Пусть и не такой желанной, как Варя или Людмила Шаховская, — но маленькие пухлые губы манили своей мягкостью и отзывчивостью…
— Ты правда ни к кому не бегал? — шепотом поинтересовалась княгиня. — Побожись!
— Еще чего! — возмутился Зверев и стащил с себя рубаху. — Я лучше докажу!
— Постой, как можно! — Молодая женщина распахнула глаза и возмущенно приоткрыла рот: — Сегодня день постный, нельзя!
— Ну, нет! — Он откинул одеяло, схватил сорочку за подол и потянул вверх.
— Да нельзя же, нельзя! — Полина чуть приподнялась, давая ткани пройти под спиной, после чего стыдливо прикрыла грудь и низ живота ладошками. — Пост. А я всего лишь спросила.
— Ерунда. — Зверев взял ее за руки и поднял их вверх, заведя жене за голову. — Путников Господь от поста освобождает.
— Но мы же не в пути, Андрюша, — прошептала женщина.
— А мы сегодня отправимся…
Князь Сакульский навис над женой, оглядывая белое мягкое тело. Груди раскатились в стороны, бедра казались шире раза в полтора, нежели в платье. Примерно четырехмесячная беременность растворилась в рыхлых формах и была совершенно незаметна.
— Ты чего, Андрей? — забеспокоилась Полина. — Что ты на меня так смотришь… Ну, перестань! Я стесняюсь.
Молодой человек промолчал и увидел, как соски быстро заострились, а грудь немного подтянулась, приподнялась, живот напрягся, ноги же, наоборот, задвигались, как будто жертва надеялась куда-то от него убежать.
— Перестань!
Он наклонился, закрыл ее рот своими губами, опустился всем телом и легко вошел каменной плотью в ждущее лоно. Женщина охнула, с неожиданной силой освободила руки — но не оттолкнула, а обняла и крепко прижала его к себе:
— Андрей, Андрюшенька… Миленький мой, желанный, единственный…
В эти минуты и она была для Зверева самой желанной и единственной, в этот миг он и сам готов был поклясться, что не способен с такой же страстью желать кого-то другого, что целует жену по корыстному уговору, а не из бесконечной и искренней любви. И чувства эти надолго сохранились даже после того, как пик сладострастия превратил сжимающие тела любовников силы в океан безмятежной слабости.
— Мне не нужен никто, кроме тебя, Поленька, — прошептал Андрей. — Никто, нигде и никогда.
— Любый мой, хороший… — повернула голову к нему женщина. — Значит, ты не бегал от меня? Правда?
— Думаешь, у меня были бы силы, трать я их на кого-нибудь другого?
— Конечно. Ты такой сильный и красивый. Наверное, тебя хватило бы и на десятерых, и все были бы счастливы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
