Азию, на Восток, чем на Запад. А если что и вставало с Запада (не солнце, конечно, оно с Востока), то преломлялось и преображалось на иной лад.
Мастера русского городского искусства – Левицкий, Брюллов, Репин, Левитан – не говорили ей ничего. Лишь один Александр Иванов увлекал её и имел большое влияние. Но более всего её тянуло к примитивам-лубкам, иконам, миниатюрам. Увлечение европейцами начинается с 1902 года благодаря Ларионову, но сумели заинтересовать лишь тречентисты, барбизонцы, Сезанн, Гоген, Эль-Греко, Пикассо да Брейгель Старший.
Всё развитие её живописи относится к влиянию русских каменных баб, старинных деревянных изображений Спасителя, русского бронзового литья, русского лубка, основной чертой которого именно растекающейся раскраской вместе с протекающей <раскраской> икон она воспользовалась в огромных декоративных холстах, создавая большую яркость и выразительность. Крупную роль сыграла живопись старых русских табакерок, подносов, всё, конечно, в смысле подхода к форме – общая же идея во всех случаях вполне своя, что особенно ясно в вещах жанрового характера. Религиозные композиции носят следы влияния византийской мозаики, но в особенности русской иконы и фрески, опять-таки переиначенных в сторону иной декоративности и духовного подъёма. Знакомство с русскими изразцами также не прошло бесследно, но так как всё это пересоздавалось, то попутно перемешивалось с новейшими способами и приёмами.
В 1908 году Гончарова была первым кубистом в России, но вещи её носят совсем особый характер.
Перемена манеры, форм, применение различных, до настоящего времени никем более не использованных приёмов и исключительная работоспособность сделали её замечательнейшим декоратором. Её импрессионистские полотна подобны инкрустациям – так увлечена была она солнцем и светом – ярким и жгучим, более ярким и более жгучим, чем тусклый шар над степями её родины. К тому же она так увлекалась работой, что достаточно ей было что-либо увидеть или услышать – она тотчас писала картину. Один из художников рассказал о своём путешествии – она его написала, другой – какой он видел натюрморт – возникала работа.
Импрессионистический период Гончаровой был оценён более других и её полотна охотно раскупались, тогда как впоследствии очень немногое стало уходить из мастерской. Приобретения находятся в частных галереях у И.А. Морозова, издателя журнала «Весы» С.А. Полякова, Н.П. Рябушинского, Н.В. Рудаковой, П.Г. Солодовникова и других.
После этого периода возникают циклы крестьянской живописи, чисто декоративных работ и религиозных композиций – все одновременно. О начале их мы говорили.
В 1908 году она пишет город и деревню параллельно – любовь к жанру и крупным композициям проглядывает особенно ярко; пишет любимую весну, удивительно передавая её дух, изображения святых, в которые вложено так много религиозной русской души.
В крестьянских полотнах Гончарова выводит баб, парней, занятых работами, то жнущих, то пашущих, то косящих, то собирающих плоды, то зимы с инеем, катающихся на коньках мальчишек. Эти работы отличаются сложной многокрасочностью с преобладанием хромов, киновари, кармина, зелени Веронезе, изумрудной, берлинской лазури, слоновой кости и белил, играющих самостоятельную роль – многокрасочностью напоминающей русскую финифть, в иных же холстах, обыкновенно изображающих мосты, дороги и т. п., – лишь умбра, белила и слоновая кость. Их трактовка необычайно разнообразна, причём меняется от совершенно гладкой поверхности и вливающихся красок до шершавой, волнистой и других очень беспокойных трактовок, соединённых вместе, фактура её всегда очень редка, отличается особыми качествами, так сказать, тембром, присущим одной Гончаровой и совершенно не воспроизводимым, и многие из современных русских художников, пытавшиеся подражая ей работать в том же роде, подобных эффектов достичь не могли. В некоторых холстах трактовка становится совершенно «варварской» (согласно выражению одного критика) и достигает эффекта «вопленой» живописи. Подобная трактовка употреблялась только в старину при росписи гробов и, кажется, в станковую живопись впервые введена Гончаровой и достигалась тем, что жёсткой кистью ударяли перпендикулярно по расписываемому предмету, так что получалась особая разбрызгивающаяся раскраска, или брали кисть и, не прикасаясь к предмету, набрызгивали краску и так писали.
В чисто декоративных работах трактовка меняется также всякий раз соответственно мотиву, что особенно ясно выявилось в «Художественных возможностях по поводу павлина», где павлин был изображён во множестве стилей – египетском, русских вышивок, в стиле футуристов, кубистов, китайцев, лубка и т. п.166
Далее идут более определённые работы в стиле футуристов («Фабрика», «Город ночью»167), в последнее время чрезвычайно примитивные и трогательные жанровые сцены – полевые работы и эпизоды из сельской жизни: «Сбор подсолнухов», «Сбор картофеля», «Сбор кукурузы», «Сбор винограда», «Свадьба», «Похороны», «Еврейки», «Роща»168, где трактовка перестаёт играть выдающуюся роль, перед глазами проходит всё имеющее значение в жизни и начинает владычествовать сюжет, это неопримитивизм – я бы назвал соответствующим творчеству Анри Руссо, введшему фабулу в живописную формулу.
Лучизм, провозглашённый Ларионовым, был им разработан совместно с Гончаровой, хотя эта теория едва ли может быть ей особенно близкой. В этом направлении ею написаны «Лучистые кошки», «Тюльпаны и лилии», «Море»169 и друг. В этих вещах отмечен доминирующий цвет, давление той или другой краски.
Кроме того, за последние годы ею было сделано многое для росписи церквей170, много скульптур для домов (например, московские дома Синицына, Васильева, на которых помещены её украшения и декоративные фризы171), декоративных панно, эскизов для декораций в восточных стилях к различным пьесам, например, для «Свадьбы Зобеиды» Гофмансталя172; декоративные панно для консерватории («Бал прессы»)173, декоративных листов современного лубка для народа, как жанровых, так и религиозных, в которых она с удивительным мастерством изобразила жития святых, например, жизнь великомученицы Варвары174, святых Флора и Лавра175, и, наконец, проиллюстрировала несколько книг молодых поэтов176, в которых выразила новый взгляд на отношение внешности книги к содержанию и которые являются началом новой эпохи в истории русской иллюстрации.
Таково искусство Наталии Гончаровой. Оно глубоко национально и синтетично. Поэтому так преобразились французские влияния.
Но так <как> синтез в сущности не мог быть революционным: в нем слишком много составных элементов взято из прошлого, – а между тем нужна была сила, которая подобно вихрю обрушилась бы на стоячую заводь русской живописи и разметала покойную воду; нужен был человек аналитического мышления – таковым и явился Михаил Фёдорович Ларионов, хотя синтетические основы в нём всегда были и есть.
После долгого затишья, после долгого господства дешёвого эклектизма в конце XIX века в русских городах, после того как русские художники совершенно утратили всякое знание, всякое мастерство – появление Ларионова (он выдвинулся ранее Гончаровой) на поле живописи, нового человека, прекрасного ученика французов, неутомимого художника, смелого и сильного, явилось неожиданным и вместе современным, пожалуй, более неожиданным, чем обусловленное множеством исторических
