— Это жертвы железного червя! — сказал глухим голосом артиллерийский офицер, и когда мы подошли с фонарями ближе к пушкам, я заметил, что в каждом глазу моих спутников блестело по слезе.
— Сколько их здесь? — спросил я.
— Вчера было их шестьдесят три, а сегодня это число увеличилось еще на восемь!
Следовательно, всего семьдесят одна!..
Я нагнулся, чтобы присмотреться ближе. И, господа и друзья, от той картины, которая представилась мне, я почувствовал, как дрожь пробежала по моим жилам!.. Что же такое я мог увидеть?..
Все орудия были в разной степени проточены червями!.. На некоторых, очевидно не так давно пораженных этой напастью, лишь местами виднелись отдельные маленькие круглые дырочки. Однако на большинстве пушек разрушение, произведенное железным червем, было поистине ужасно.
Я сам сперва потерял дар речи, а потом просил подробно рассказать мне об этом и услышал, что первое источенное червем орудие было замечено недели четыре назад — и затем число пораженных им пушек стало расти со дня на день. Между тем еще никто не видел ни одного из железных червей, вероятно, находившихся в орудиях!
Мне было положительно непонятно, неужели ничего не было предпринято для уничтожения железного паразита!.. Население Везеля было так ошеломлено этим неслыханным бедствием, что ему даже в голову не пришло бороться с ним!.. Когда я предложил убить червей прожиганием, комендант бросился в восторге мне на шею.
Тотчас же была построена особая доменная печь, а в три дня, которые понадобились для ее сооружения, было источено одиннадцать новых орудий; таким образом, их было уже восемьдесят два!
Я приказал затопить печь и для начала положил в огонь двадцать источенных пушек и дюжину еще не тронутых червем. Эти тридцать два железных цилиндра продержали в раскаленном состоянии трое суток, и, по моему совету, комендант приказал затем перенести их еще калеными в каземат, предварительно наполненный хлорными парами. После этого в него накачали доверху воды. Целых восемь дней пролежали они в этой воде, уровень которой поддерживался, благодаря постоянному подкачиванию в течение круглых суток.
В это время воспрянувший духом гарнизон уже провозгласил меня спасителем и пушечным доктором. Ежедневно устраивались парады с развевающимися знаменами, торжественные обеды и ужины с тонкими винами и хвалебными тостами. Между тем порча поразила еще пятьдесят одну пушку; теперь было уже сто тридцать три приведенных в негодность орудия!.. Однако все мы твердо надеялись на успех моей доменной печи. Но когда на девятый день действие насосов было остановлено, вода быстро спущена из каземата и мы вошли в него, полные уверенности, — пушки оказались покрытыми толстым слоем ржавчины и, к моему ужасу, были полны новых червоточин — даже те двенадцать пушек, положенные в печь нетронутыми!.. Теперь их было уже сто сорок пять!
Вы улыбаетесь, господа, друзья и товарищи, но мне было совсем не смешно!.. Придя почти в полное отчаяние, следующую ночь я провел без сна. На рассвете я вскочил с постели: первый солнечный луч, брызнувший мне в глаза, прояснил и мои мысли.
— Канальи! — воскликнул я. — Вы выдержали огонь и воду, так я допеку вас ядом!
Я наспех облачился в мундир и поспешил к коменданту, который спал еще глубоким сном. Я разбудил его и, присев к нему на постель, изложил свой подробно разработанный план. Тотчас же грянул полный сбор. Половина гарнизона должна была выступить, вооружившись корзинами, а вторая половина сооружала громадный медный котел, который как раз заполнил всю полость доменной печи. К вечеру вернулась колонна, снаряженная корзинами, и принесла все мухоморы, выросшие вокруг крепости на расстоянии нескольких миль. В печи развели огонь, и мой гигантский котел наполовину наполнили маслом, вскоре весело зашипевшим в нем. Туда же было всыпано несколько десятков пудов мухоморов. Лишь на следующее утро мы потушили огонь — яд для истребления железного червя был готов.
Я не намерен утомлять вас подробным изложением оснований моего способа. Горячее масло было выпущено в большую цистерну, и туда же поместили мы все сто сорок пять источенных пушек.
Следующую ночь я опять не смог спокойно спать. Когда я рано утром прибежал к цистерне, в теплом масле рядом с разваренными в кашу мухоморами плавали сотни тонких палочек длиной около дюйма, светло-зеленого цвета с желтоватым или голубым отблеском. Это были несомненно остатки железных червей, имевших вид обычных дождевых. Я попытался выловить несколько штук, но вскоре понял, что из этой затеи ничего не выйдет. Тут очень тихий, жалобный звук заставил меня взглянуть в сторону, и на краю цистерны я увидел двух еще живых настоящих железных червей, длиной около четверти фута. Они сидели, слегка приподнявшись и опираясь друг на друга, и оба корчились, словно от сильной боли. Время от времени на одном конце их тела вдруг выступали какие-то ярко-красные рожки, имевшие вид маленьких напильников, и после нескольких судорожных движений снова прятались. Оправившись от первого изумления, я подкрался поближе и протянул уже руку, чтобы схватить их, но тут подошли, громко разговаривая, несколько офицеров… Испуганные черви выпрямились и с тихим, жалобным звуком бросились на моих глазах в масло. Мы позвали три роты, чтобы вычерпать ядовитый отвар. Но в нем мы уже не нашли ни одного странного насекомого, все представляло собой непонятного цвета размягченную массу!.. В конце концов достали пушки, высушили их и поставили для осмотра. Как известно, я вскоре уехал домой, но с тех пор никогда больше не обнаружилось ни малейшего следа железных червей! Я вернулся с гордым сознанием, что благодаря примененному мной яду (отвару мухоморов в масле) удалось излечить ужасную глистную болезнь железных пушек, и железный червь был уничтожен.
Правда, пушки некоторое время имели такой вид, как будто они перенесли оспу, но благодаря изобретенной мной железной мази все эти оспины, а точнее, все проточенные железными червями отверстия, совершенно залечились, что превзошло даже мои ожидания. Государство предложило мне в виде награды полмиллиона талеров, но я из скромности отклонил этот дар. Тогда решили пожаловать мне новую медаль за спасение пушек на ленте ордена «За заслуги», но я отказался и от этого отличия, потому что нельзя было говорить о железном черве, а следовательно, и об его истреблении. Теперь вам станет понятно, почему с тех пор орудия делаются из бронзы — так называемой колокольной меди или пушечного металла, — потому что все страшно боялись, как бы в железных орудиях не завелся железный червь!
С тех пор я осторожно расспрашивал многих ученых-естествоиспытателей, но не встретил еще ни одного, который знал бы хоть что-нибудь о существовании железного червя. Я и сам стал бы в этом сомневаться, если бы не видел зеленых железных червей и собственными глазами не убедился в их разрушительной деятельности. Так что господа ученые знают далеко не все!
Восемнадцатый вечер
Совершенно невероятный мороз помогает Мюнхгаузену спастись от медведя.
— В прошлый раз вы, по-видимому, не согласились с моим мнением о невежестве ученых! А вот я расскажу вам еще о страшнейшем морозе, какого ученые также не знают, но какие иногда в самом деле наблюдались. Один мой приятель, чрезвычайно правдивый человек, рассказывал мне, что во время путешествия по Северному Ледовитому океану ему пришлось испытать такой сильный мороз, что зажженная восковая или сальная свеча, вынесенная из каюты на палубу корабля, немедленно гасла, и зажечь ее было невозможно, потому что из-за страшного мороза воск или сало под горящим фитилем тотчас же замерзали!.. Мне этого, правда, не приходилось видеть, и я, пожалуй, не поверил бы этому рассказу, если бы мне и самому не довелось побывать в России в такие же морозы. Не трудно покачивать с недоверием головой, но — как гласит латинская поговорка — praxis est multipiex! Опыт многообразен!..
Так, например, я сам был однажды на медвежьей охоте в более чем медвежий мороз… Было так холодно, что кремень моего ружья после каждого выстрела разлетался вдребезги. Это случилось и в тот раз, когда я убил поистине гигантскую медведицу. Не успел я вынуть из ягдташа новый кремень, как услышал за спиной ужасный рев и, повернув голову, увидел супруга убитой медведицы, надвигавшегося на меня с распростертыми лапами и широко разинутой пастью. Так как у меня не было никакой охоты оказаться в благодарных объятиях медведя, только что ставшего вдовцом, а мое ружье без кремня в эту минуту не могло меня выручить, то я шустро вскарабкался на ближайшее дерево. Усевшись на суку, я скоро зарядил ружье, но когда стал второпях ввинчивать в замок новый кремень, ключ нечаянно выскользнул из моих полуокоченевших рук и упал на землю. И вот я остался безоружный и должен был безропотно ждать, когда Михайло Иванович Топтыгин полезет за мной на дерево. К счастью, он увидел свою убитую супругу и подошел сперва к ней, чтобы посмотреть, почему она лежит совершенно неподвижно на снегу. Он толкнул ее мордой, обнюхал со всех сторон, потом потеребил своими ужасными когтями, перевернул на другой бок и всячески пытался поставить на ноги окоченевший труп. Так ходил зверь вокруг своей подруги довольно долго, и я тем временем постарался достать оброненный ключ.
