Он знал, что хозяин не видел его лица без парика и бороды и не знал, кто именно был в его доме. Иначе он не оставил бы в живых даже этого законопослушного и исполнительного связника, услугами которого он иногда пользовался. Во дворе стояла пегая лошадь. Идрис вышел из дома, легко вскочил в седло и медленно выехал на улицу. Со стороны можно было подумать, что это обычный крестьянин, спешащий по своим делам. Идрис нащупал лежавшие в его рюкзаке гранаты и автомат. Он знал, что совсем недалеко от границы его будет ждать автомобиль с сотрудниками пакистанской разведки. В Исламабаде были уверены, что Идрис аль-Исфахани работает на их разведку и приносит особо ценные сведения.
На этот раз он укажет дом Шаддада в Тарве, в котором действительно встречался с Ибрагимом, что затем проверят и по снимкам со спутника, обнаружив подъехавшую туда машину. Конечно, дом Шаддада уничтожат уже через несколько дней, когда туда приедут люди Ибрагима, и это опять будет зафиксировано космическими средствами связи. В результате никто в Тарве не будет знать о визите Идриса, все следы будут уничтожены, а перспективный агент занесет это уничтожение «врага» в свой актив. О том, что в доме Шаддада вместе с ним находились две его жены и пятеро детей, не интересовало ни самого Идриса аль-Исфахани, ни его покровителей из пакистанской разведки, ни его хозяев из американской разведки, и, что, наверное, прискорбнее всего, ни его настоящих друзей и покровителей из мусульманского мира. В грандиозной войне цивилизаций несколько убитых детей – не столь существенный фактор для любой из сторон, что само по себе безнравственно.
Первый кандидат
В небольшой город Ходжа-али-Суфль Асиф прибыл с караваном шедшим от самой границы. Вся сложность ситуации на огромной пакистано-афганской границы заключалась как раз в том, что никто не мог должны образом контролировать эту протяженную территорию, начинавшуюся в предгорьях Гиндукуша и заканчивающуюся в пустынях юго-запада, где на протяжении сотен километров не попадалось ни одного поселения. Тругольник между Пакистаном, Афганистаном и Ираном так и назывался пустыней Харам, что в переводе означало нечестивое место.
Асиф впервые оказался в Афганистане, где ему очень не понравилось. И хотя с другой стороны границы все было очень похоже, но в Пакистане сохранялось некое подобие центральной власти, тогда как в небольших городах Афганистана, находившихся на границе, власть была чисто условным понятием. Так было всегда – и в девятнадцатом веке, когда англичане предпринимали неоднократные попытки закрепиться в этой стране, и в двадцатом, когда шахские гвардейцы не рисковали появляться в городах, находившихся на границе, которые контролировали племенные вожди. Так было и при народно-демократической власти, когда в Кабуле поочередно правили Мухаммед Тараки, Хафизулла Амин, Бабрак Кармаль и, наконец, Наджибулла. Даже при покровительстве советских войск не удавалось полностью взять под контроль эту границу и обеспечить хотя бы подобие ее охраны. А уже затем, при «Талибане», здесь даже не пытались вводить охрану, понимая всю бесполезность подобных попыток. Но с приходом американских и союзных войск, моторизированные части союзников начали появляться на границах, пытаясь навести здесь хотя бы относительный порядок, что было очень сложно, учитывая перемещения больших масс людей, многие из которых никогда не слышали о паспортах или границах.
Асиф поселился в небольшом доме, заплатив хозяину за две недели вперед. И сразу отправился на базар, который традиционно на Востоке считался одним из самых важных мест для встреч и деловых бесед. Но в первый день ему никого не удалось встретить. Во второй и третий день он регулярно появлялся на базаре, слоняясь без дела и мрачно наблюдая, как торговцы вяло и неохотно предлагают свой товар. На четвертый день один из торговцев, пожилой мужчина с выбритой головой и небольшой седой бородой, явно пуштун по национальности, любезно спросил у гостя, кого именно он ищет.
– Почему вы думаете, что я кого-то ищу? – удивился Асиф.
– Ты ничего не покупаешь, – ласково объяснил старик. – Скажи, кто тебе нужен, и, может, я тебе помогу.
Асиф заколебался. Но, в конце концов, нет ничего плохого в том, что он хочет найти двоюродного брата своего покровителя.
– Я ищу Самандара Рахмани, – сообщил он, – может, вы слышали о таком?
– Он находится на другом конце базара, – пояснил старик, – принимает по утрам скот, метит стада овец, а после двух бывает и у нас. Ты приходишь по утрам слишком рано и уходишь еще до того, как он появляется здесь. Иди в другой конец, куда пригоняют овец, и ты найдешь Самандара.
– Спасибо, мир вам, – поблагодарил старика Асиф и поспешил пройти туда, куда ему показали.
Через несколько минут он уже был у загона и сразу узнал Самандара. Он был очень похож на своего родственника. Самандар радостно поднял руки.
– Хорошо, что ты меня нашел, – сказал он после традиционных приветствий, – мне говорили, что какой-то молодой человек приходит каждое утро на базар, но я не успевал здесь законить, как ты уже исчезал.
– Ваш досточтимый родственник сказал, что вы сами меня найдете, – вежливо напомнил Асиф.
– Верно. Но мы не думали, что ты придешь сюда в такое время, когда пригоняют стада овец. Я должен их принимать и сортировать, ведь скоро будет праздник жертвоприношения, священный для мусульман. И понадобится очень много овец, которых правоверные будут готовить к этому празднику.
– Аллах примет вашу жертву, – вежливо сказал Асиф. – Что мне нужно делать?
– Где ты остановился? – уточнил Самандар.
– В старом квартале, рядом с гончарной мастерской, – пояснил Асиф, – в доме уважаемого Джамаладдина.
– Я знаю, где это, – кивнул Самандар, – сегодня вечером мы зайдем за тобой. У тебя много вещей?
– Нет. Только одна сумка.
– Хорошо. Собери вещи и будь готов к нашему приходу. Я приду к тебе с нашим другом, который будет сопровождать тебя в Кандагар.
– Хорошо, – согласился Асиф. Он понимал, что ему не следует задавать ненужных вопросов.
Вечером Самандар появился в доме вместе с молчаливым мужчиной среднего роста. У него была редкая щетина на лице. Таких на Востоке называют «кеса», или безбородый. Безбородый был таджиком, и его звали Мехмон. Он был молчаливый человек, за весь вечер не проронил и пяти слов. На следующее утро Мехмон появился у дома, ведя с собой четырех лошадей. До Кандагара отсюда было около трехсот километров, и путь был нелегким. Поэтому Мехмон и привел сразу четыре лошади. На прощание Самандар, который тоже пришел проводить Асифа, передал ему два телефона.
– Если понадобится, ты всегда можешь позвонить Мумтазу, – пояснил он, – эти телефоны подключаются через спутник. Но старайся не часто использовать их, только в крайнем случае. И учти, что мы в тебя очень верим. Наши друзья в Кандагаре дадут тебе оружие и деньги. Будь осторожен, они могут захотеть тебя проверить. Тебе нечего опасаться, ты чист перед мусульманами. Все, что ты раньше делал, ты делал во имя нашей победы. До свидания, Асиф!
– До свидания, – взволнованно произнес Асиф Шахвани, усаживаясь на лошадь.
Как ни странно, но из Ходжа-али-Суфля на север шла довольно удобная магистраль, построенная еще в те времена, когда здесь были советские войска и советские специалисты. Но подобные дороги были под плотным контролем союзных войск. Именно поэтому многие оппозиционеры предпочитали не пользоваться ими, передвигаясь на лошадях и ослах. К тому же у оппозиционеров не было тяжелой техники, для которой нужны специальные дороги, и они предпочитали передвигаться так, как передвигались их предки тысячи лет назад.
За три дня, которые они провели в пути, Мехмон не произнес и десяти слов. Асиф уже устал от молчания своего напарника, которое действовало на него хуже любой болтовни. Наконец в пятницу, священный день отдыха для мусульман, они достигли Кандагара. Этот крупный город был не просто самым большим афганским городом, находившимся в ста километрах от границы с Пакистаном. Именно он традиционно считался одним из центров мятежных провинций, ведь отсюда тянулись горные склоны, в складках которых могли прятаться повстанцы; здесь было множество пещер, в которых могла укрыться целая армия.
В Кандагаре их уже ждали. Город был под контролем союзных войск, в нем размещались итальянские, французские и польские соединения. При этом ходили слухи, что итальянцы платят боевикам, чтобы те не нападали на их позиции. В результате все были довольны. Итальянцы делали вид, что воюют с боевиками, боевики не трогали итальянцев, которые не несли больших потерь, и стороны соблюдали подобный своебразный «нейтралитет». Но вот американцев и англичан талибы люто ненавидели и не шли с ними ни на какие контакты. Зато с остальным часто и с удовольствием договаривались.