такие). Ко мне обращались потому, что я каждый раз придумывала что-то особенное – не стандартный набор конкурсов и поздравлений, а какое-то сюжетное действо, обязательно с кульминацией, чтобы праздник запомнился и заказчикам, и их гостям. А не так, что, мол, сходили, вкусно поели, потанцевали и все.
Думала: вот, мне уже за тридцатник, а я, наверное, так и буду такой «режиссурой» заниматься. Действительно, это было совсем не то, что у меня в дипломе написано. Но режиссером Пермского драматического театра или Пермского ТЮЗа меня никто бы не поставил, хоть я уже тогда хотела попробовать себя в чем-то более серьезном. А больше нигде нормально заработать не получалось. Значит, я продолжала режиссировать то, что приносит деньги.
Мой педагог Виктор Афанасьевич Ильев, с которым мы продолжали общение, при этом в меня верил безумно и говорил, что у меня очень хорошая актерская природа и я должна играть. «Ты понимаешь, сколько бездарей занимает то место, которое должна занимать ты?» – он практически при каждой встрече повторял эти слова. Считал, что это на самом деле грех – иметь способности и никак их не реализовывать. Внутри себя я, конечно, протестовала, но виду не подавала. Мне казалось, что актрисой становиться совсем уж поздно было. Ну куда? Что играть? Просто он меня любит и немножко превозносит.
Но тем не менее его слова все равно немного задевали и мотивировали. Потому что в глубине души я сама чувствовала, что во мне есть какая-то недоигранность. Когда смотрела на сцену как зритель – так и тянуло самой встать, выйти и сделать, сыграть. Была какая-то насущная потребность в актерстве. И силы к этому в себе чувствовала.
А изнутри меня ко всему прочему грызло чувство «недореализованности». С детства хотела быть актрисой, так долго к этому шла, все для этого старалась делать, вон и способности есть, и так свою мечту похерила. И ладно бы взамен этому пришла какая-то женская реализованность, не менее значимая и приятная: семья, любимые дети и тому подобное. Но и этого не было.
Дома, как вы помните, поддержки и сочувствия мои переживания не находили, скорее наоборот. Но я продолжала тянуть, сомневаться и жить так, как жила. Жизнью, в которой, как я все же заставила себя верить, уже ничего не поменяется. Вкалывала, лечила Михаила, пыталась его спасти. Казалось, что так будет всегда, изо дня в день, до конца жизни. Как день сурка.
И вот в 37 лет я, как барон Мюнхгаузен, вытащила себя за волосы в Москву. Как и почему это случилось, я уже писала. Собралась в один день и уехала. Куда, к кому, что буду делать там – об этом я начала думать, когда уже оказалась в столице. Обзвонила всех пермских знакомых и друзей, перебравшихся в Москву, подняла все связи, сохранившиеся с КВН. Мне предложили войти в состав авторских групп нескольких проектов – я начала писать и креативить сутками. Денег не хватало катастрофически.
«Ну что, Мариночка, променяла теплую жизнь в Перми на голодную в столице, актрисой решила стать?» – говорил мне внутренний голос. Конечно, в Перми я зарабатывала достойные деньги с каждого праздника. Но накоплений все равно не было, все уходило в тартарары – а именно на пристрастия гражданского мужа и его постоянное лечение… Ну и конечно, я, как «настоящий мужик», когда уезжала, оставила ему все, что было. Во-первых, потому что сбегала как можно быстрее, не оглядываясь, чтобы меня в Перми ничего не задержало. А во-вторых, я потому и написала в кавычках: «как настоящий мужик» – казалось, что Михаилу нужнее, он больной, зависимый, а я здоровая, еще заработаю. И это все несмотря на всю моральную и физическую боль, которую он мне причинил. Вот такие внутри меня противоречия сидели.
Особенную безысходность я ощутила, когда покупала в магазине плавленый сырок и молилась о том, чтобы хватило денег расплатиться за него. Он был моим завтраком, обедом и ужином на следующий день. На большее денег не было, мне приходилось оплачивать комнату. При этом у меня еще и умудрился занять деньги один из «друзей». Ну я и отдала последние. А как? Это же друг, ему надо. Он их просто прокутил, потому что решил, что ему они нужнее, чем голодной мне. Это я потом выяснила и из друзей человека этого вычеркнула навсегда.
Сразу прощаться с такими «выгодниками» я толком не научилась до сих пор, если честно. Тяну до последнего момента, пока терпение не кончится или совсем радикальный оборот история не примет. Но после расставания с Михаилом по крайней мере научилась не затягивать долго.
Эта дурная черта – всем помочь, отдать последнее – ух, как же я с ней боролась и борюсь до сих пор. Такая вот «гиперопека».
И есть те, и всегда были те, кто пользуется моей слабостью. Потому что моя жалость к ним – это слабость. Ты помогаешь – а им все мало. И они уже не просят, а требуют: еще, еще. Причем ведь понимаю, что порядочные люди последнее не возьмут, не разденут. Честные люди будут всегда благодарны. А вот как липку обдерут те, от кого благодарности потом не жди, кто быстро сядет на шею и еще ноги свесит. Нет, не все такие. Есть те, кто ценит и благодарен. Да мне, по сути, сама благодарность не нужна. Меня дед учил: сделал добро – брось его в воду. Но хочется же хотя бы просто нормального человеческого отношения и порядочности. А у меня в жизни чаще всего бывает, что люди наглеют.
И чем известнее я становилась со временем, тем больше удивлялась степени наглости людей, когда знакомые считают, что ты им что-то должна, потому что начала наконец нормально зарабатывать. А когда ты выбирала, оплатить ли комнату или купить покушать, они что-то не сильно спешили тобой интересоваться. Некоторые родственники, которые полагают, что ты им вечно обязана просто в силу родства. Они тебе – нет, а ты им – да. Популярная? Известная? Значит, автоматически богатая – поэтому давай плати.
А какой ценой это все достается… Ты не спишь сутками из-за ночных съемок, переезжаешь по ужасным дорогам на гастролях и как ни в чем не бывало должна каждый вечер играть на все сто, несмотря на разницу часовых поясов. Или когда съемочная смена длится 22 часа, так как скоро зритель ждет на экранах отснятый и готовый к показу материал. И неважно, что часов в сутках при этом всего 24. Заболеваешь, а лечиться просто некогда, потому что есть трудовые обязательства… Я несколько
