было связано с чувством вины и гневом на саму себя за то, что она не могла контролировать свою зависимость.
И так как она не могла контролировать себя, он освободился от нее. И, освободившись от нее, он стал наслаждаться жизнью.
Из всех женщин, с которыми он получал удовольствие, Дасти была именно той, с кем он получал больше всего удовольствия. Не только в постели, она была, безусловно, лучшей из всех в постели со времен Одри, до Одри и включая Одри, но и вне ее. Забавная, привлекательная и открытая вот такой и была Дасти. Она ни хрена не скрывала. Не боль. Не юмор. Не гнев на сестру. Не мысли об окружающем мире.
И ему это нравилось. Сильно нравилось. И с учетом того, что она была Дасти, и той особой связи, которая была у них, когда они оба были моложе, вся их история, казалось, встала на свои места и усилилась в геометрической прогрессии в тот момент, когда они снова по прошествии лет оказались вместе, он расслабился с ней. Точно так же, как с Вай, которая оказывала на него тот же эффект, поэтому Майк прыгнул прямо с места в карьер, все эти годы имея прямо противоположное отношение в течение многих лет с Одри, он позволил себе увлечься Дасти и вчерашней ночью.
Но, очевидно, в отличие от Вай, переживающая какое-то серьезное дерьмо, когда он познакомился с ней, открытость Дасти была блефом. Она провела ночь в гостиничном номере, ожидая встречи со своей семьей, но ее гнев на сестру не позволил ей находиться с семьей. Он сам заявился к ней в номер, дав ей возможность провести это время ни в одиночестве. Поэтому она с удовольствием воспользовалась ситуацией, используя его.
И Боже, он провел с ней почти целый гребаный день, и это дерьмо тоже жалило.
— Черт, — прошептал он, услышав, как щелкнул замок в двери.
Он повернулся, вошла Дасти. Ее густые волосы были распущены и рассыпались по плечам и груди. На ее лице не было макияжа, бледность, которую он заметил вчера, исчезла, щеки порозовели от холода. На ней была вчерашняя черная водолазка и черные ботинки, но она добавила выцветшие джинсы. На ней был не джинсовый блейзер, а серая замшевая куртка, длинная на бедрах и с бахромой на рукавах. Другая женщина, черт возьми, да кто угодно, женщина или мужчина, увидев ее замшевую куртку с бахромой, Майк, житель маленького городка в Индиане, а не ковбой, с большой вероятностью, счел бы это смешным.
Но на Дасти эта куртка с бахромой выглядела чертовски здорово.
С плеча у нее свисала черная сумочка с бахромой, в руках она держала большую белую коробку, а сверху, явно ненадежно балансируя, стояли два больших белых бумажных стаканчика, как он понял по пластиковым крышкам и картонным рукавам, кофе.
Ее глаза встретились с ним, она улыбнулась и сказала:
— Великолепный, ты уже проснулся. — Затем он потерял ее внимание, когда она двинулась через комнату к нему, взглянув на коробку, которой она тоже балансировала, пробормотала: — Возьми кофе, детка. Нам не нужна трагедия без кофе гения Хиллигосса.
Она остановилась перед ним, он забрал стаканчики с кофе, пытаясь успокоиться. В ту минуту, когда он забрал кофе, она подошла к кровати, положила на нее коробку, затем сняла сумку с плеча, повернулась и небрежно бросила явно дорогую сумку через кровать на стул.
Она проделала все это, говоря:
— Сегодня утром я узнала, что ты никогда не теряешь шестого чувства, которым обладают только те, кто родился и вырос в Бурге. — Ее взгляд остановился на нем, и она ухмыльнулась, ее темно-карие глаза заплясали, когда она объявила с притворной серьезностью: — Чувство «Хиллигосса». — Она отвернулась, сняла куртку, бросив ее через кровать на стул, продолжила: — Попала туда после открытия в воскресенье. Это означало, что я была пятой в очереди. — Она повернулась к нему, все еще улыбаясь. — Я предпочитаю определенные пончики из множества прелестей «Хиллигосса». Я купила две дюжины. Шведский стол из «Хиллигосса». Малыш, ты не поверишь, но там в Техасе я мечтаю об этой белой коробке, наполненной сладостями «Хиллигосса». Если не считать мою семью, то это лучшая часть возвращения домой.
— Звонил Бью.
Она моргнула. Затем ее глаза скользнули по его лицу.
— Три раза, — закончил Майк.
Дасти выдержала его взгляд.
Затем, к его удивлению, она повернулась, оказавшись спиной к кровати, и плюхнулась прямо на нее.
Подняв обе руки к лицу, она пробормотала:
— Черт. Бью. Тупица. Без... мозглый! Черт!
— Просил передать, — продолжал Майк, подходя с кофе к тумбочке и отодвигая телефон в сторону, чтобы поставить их туда. Он выпрямился и закончил: — Говорит, хочет, чтобы его женщина позвонила ему. Немедленно.
Она убрала руки от лица и просто наклонила голову, ее глаза нашли его.
— Он назвал меня своей женщиной?
— Ага.
— Тебе?
— Ага.
— А ты уверен, что он не говорил, скажем, о какой-то другой женщине, которая абсолютно не похожа на меня?
— Уверен.
Она уставилась на него.
Затем ее голова откинулась назад, а руки с силой опустились вниз, ее руки и ладони шлепнули по одеялу.
— Чертовый ублюдок! — рявкнула она в потолок.
Майк уставился на нее.
Похоже, он опять сделал неправильные выводы про Дасти Холлидей по этому звонку.
Бл*дь.
Он подошел к кровати, устроившись на бедре, положив одну руку ей на живот, другую на кровать. Нависнув над ней, он наблюдал, как она пялилась в потолок.
— Я так понимаю, он полон дерьма, — пробормотал Майк, тогда она перевела на него взгляд.
— Да, Майк, Бью полон... дерьма. — Она сделала паузу, затем громко огрызнулась: — Дерьмо!
Затем она внезапно резко наклонилась в сторону. Протянув руку, схватила свой телефон с тумбочки. Затем откинулась назад, Майк упал на предплечье, наблюдая, как ее палец скользит и тычет по экрану телефона.
Она приложила его к уху, подождала, скрестив ноги, затем раздраженно начала покачивать ногой в ковбойском ботинке и через несколько секунд заговорила.
Или, что более важно, зашипела:
— Ты что, бл*дь, спятил? — Пауза, затем: — Нет, Бью, лучше не отвечай. Я знаю, что ты рехнулся. Во-первых, мой брат умер, у меня сейчас еще нет семи утра, в Техасе еще раньше, а ты мне решил позвонить? — Это закончилось вопросом, но она не дала ему времени ответить, прежде чем
